«И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9, 1).
На первый взгляд, это одно из тех изречений Иисуса, которые относятся к Второму пришествию.
(Стоит заметить, что все подобные изречения — вечное мучение и скрежет зубовный для тех, кто считает Евангелие поздней фальшивкой, ведь, если бы текст составлялся, когда уже было очевидно, что непосредственные свидетели земной жизни Иисуса не дождались Второго пришествия, подобные фразы опустили б и забыли; может, и второе, и третье поколения христиан верили в скорое возвращение Иисуса, но уж они бы выразили её не в таких фразах, какие наличествуют в Новом Завете, например, Мф. 10, 23).
Сразу после этих слов — Преображение, вот и всё.
Любопытно, что три автора по-разному передают, как апостолы запомнили описание Преображения. Один запомнил — что это Иисус, показывающийся во славе, другие — что это Царство Божие, показывающееся (наступающее) во славе.
Одинаково запомнилось совсем другое: «не вкусят смерти». Сказано было, скорее, с иронией, это такое чрезмерное усиление, которое воспринимается комически. «Не успеешь умереть» — и мозг понимает так, что пройдёт очень много лет, а на самом деле — отправление через пять минут. «Договорился про захоронение на Красной Площади, но ложиться надо сегодня». Чувствам ставится своеобразная подножка: «До свадьбы заживёт» — так говорят не о том, что заживёт через неделю (за неделю, глядишь, и подросток женится), а о том, что заживёт через десять минут.
Это и есть Благая Весть, изумительное, юморное ощущение: мир переворачивается, и бесконечно далёкое становится не просто близким, а каким-то немыслимо близким, более настоящим, чем настоящее. Смерть — неизменно самый далёкий факт человеческого бытия (далёкий не физически, а психологически), вдруг наезжает на тебя и — проскакивает сквозь тебя, словно она всего лишь блик — и этот жутковатый наезд словно соскабливает со всех чувств мозоли, так что в носу щиплет, в ушах грохочет, а глаза видят и видимое, и невидимое, во всём первозданном великолепии. Оказывается, жизнь и смерть явления совершенно разных планов, не как тёмное и светлое, а как круглое и шершавое. Смерть горька, а вечная жизнь не сладка, а ярка. Яркое отвлекает от горького, как хорошее кино отвлекает от неприятностей. Горькое не исчезает, смерть — вот она, но она побеждена тем, что её не успеваешь заметить, словно проспал нужную станцию. Зачитался или заговорился с интересным Собеседником и не заметил, что уже совсем в другом городе…
