«оставь! что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас! знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий» (Мк. 1:24).
«Оставь» — вроде русского «ах» или «эй!». Обращение «Назарянин» должно унизить Христа в глазах капернаумцев. «Святый Боже» — в ВЗ это лишь об Аароне и о Елисее. Изгоняя духа зла, Иисус повторяет акт одухотворения праха, даёт иного духа — но это уже дух свободно приемлемый, его иметь не есть одержимость, без воли человека он не живёт (Yancee, Jesus,79)
В некоторых рукописях, видимо, было исправлено (Братчер, Найда, 2001, с. 71): все глаголы поставлены во множественное число. А то в одной фразе «знаю» и «нас». Логичнее «погубить меня — знаю Тебя» или «погубить нас — знаем Тебя». Но в том-то и проблема, что человек способен не просто на раздвоение личности, а на раздвоение мигающее, не просто на грех, а на грех с прерыванием. Это и хорошо, ведь только этими интервалами между грехом люди и живы. Плохо то, что существование интервалов позволяет чувствовать себя здоровым.
Подлец не бывает подлецом 24 часа в сутки. Предатель всегда может предъявить массу случаев, когда он был верным псом. Лакей в свободное от лакейства время перемывает барину косточки так, что вполне может считать оппозиционной элитой, исподволь разрушающей крепостную зависимость. Потому что в человеке всегда есть «мы», безлично-греховное, объединяющее его со злом Адама и со злом доадамовым, есть и «я», не менее, а даже более враждебное личности, не «безличное», а именно антиличное. Но есть в человеке и святое «мы», обнаруживающееся во время земной жизни прежде всего в ответственности друг за друга — не агрессивной ответственности ханжества, а в покаянии. Есть в человеке и святое «я», способное сказать: «Знаю Тебя», ибо подлинно встретить Бога может лишь «я», а не «мы», человек, а не «русские».
Человек оказывается меж двух вечных огней. Бес боится, что «Святой Божий» его погубит. На греческом «погубит» — того же корня, что и «Аполлон», только незадача: Иисус не Аполлон. Аполлона можно назвать «Солнце», Иисуса — разве что «Солнце правды», чтобы смягчить величественный титул. Но на русском уж лучше «Солнышко». Бес этого не понимает и боится, что Иисус его «погубит». При этом бес понимает (и читатель думает, что понимает): «убить» беса нельзя, нельзя его истребить — он же дух, он же бессмертный. Поэтому его можно «изгнать», «связать», но где-то он все равно останется. Где и в каком объёме, понять трудно, но в саму неуничтожимость зла верится легко. Труднее понять и поверить, что Иисус не «губит» беса, потому что не губит никого, что Иисус не Аполлон, не испепеляющее Солнце, потому что Иисус пришёл спасти погибающее. Бессмертный не несёт смерти.
В этом главная тайна Апокалипсиса: победа над злом не истребляет зла, не уничтожает «места» для него, это не то, что склонны считать победой люди — когда от побеждённого города не остаётся и следа. Впрочем, нам не нужно стыдиться своего непонимания и уж тем более не стоит притворяться понимающими: можно быть богословами, но нельзя быть злословами, нельзя словами описывать и описать бесовщину.
Когда бес говорит: «Знаю Тебя, Святой Божий», он лжёт, как всегда. Тем более, в оригинале это звучит как «Я прекрасно Тебя знаю». Знал бы — вернулся бы, расплакался бы, воспарил бы. Ничего-то бес не знает, поэтому и говорит «Святой Божий», где надо было бы сказать куда сильнее. Он знает опасность от Бога, но не знает безопасности в Боге. Он называет Иисусе всего лишь «святым Божиим»; впрочем, для евангелиста это выражение безусловно означает признание Иисуса Мессией.
Бесы обращаются к Иисус словно император к народу: «Мы», «не трожь нас». Кроме императоров, таким же неумением говорить лично от себя отличаются все, кто вещает от имени народа, сословия, поколения. «Мы, русская нация...» «Мы, русские патриоты, а они...» «Мы, нормальные люди...»...