«И начал говорить им притчами: некоторый человек насадил виноградник и обнес оградою, и выкопал точило, и построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился» (Мк 12:1).
Кому Бог не создатель того, что нас кормит, тому Бог и не Отец. Примечательно, что в евангелии от Марка нету и молитвы «Отче наш», и длинной беседы о Боге Отце, как у евангелиста Иоанна. О Боге как об Отце довольно странное заявление — мол, если вы не будете прощать людей, то и Отец Небесный вас не простит. Однако, позвольте, какой же Он тогда всемогущий?! Пущай простит меня по-любому, Он же Бог! Ага, щас… простить, и отпустить, и догнать, и ещё раз простить и вручить тебе автомат с пистолетом…
Символ веры не случайно первым ставит слово «единый». Вот притча о винограднике — это ведь кажется, что притча об одном из виноградников, а на самом деле мир этой притчи похож на планету у Сент-Экзюпери в «Маленьком принце». Никаких других виноградников нет во вселенной, вот этот один-единственный. Между прочим, далеко не все, кто веками повторяли слова Второзакония «слушай, Израиль, Господь Бог — единственный Господь», считали, что Бог один. Бог — первый, а не единственный, боги окружающих народов тоже вполне боги, только не для нас. В том-то и соблазн — поклониться не Богу Авраама, а Богу Саргона или богу Маркса-Ленина-Сталина…
«Верую, ибо это абсурдно» — именно о единстве Божием. Ну зачем нужен виноградник, если более никого нет? Зачем обносить стеной, если за стеной ничего и никого, а это именно так? Живи и жуй виноград, вот и всё. Один Бог! Откуда только филоксера берётся… Так начинается проблема «оправдания Бога» — когда виноградники преуспевают в искусстве объяснения, почему урожай вышел плохой. Или, что ещё хуже, не преуспевают, а попросту валяются и ничего не делают.
Притча о винограднике — не о винограднике. На это указывает упоминание башни. Никаких башен в виноградниках не ставили, хотя особо набожные персоны умудрялись что-то такое придумать. «Точило» — это да, это довольно дорогое устройство, его можно видеть и на египетских фресках, и на римской мозаике в Франции, мозаике II века после рождества автора притчи. А вот башен не было, да и ограды не всегда были нужны. Тут притча повинуется богословию — башня это символ Храма, и ограда — символ заповедей, чьё выполнение защищает верующих от смерти. Сколько же людей считают, что они спасены от смерти, чтобы сеять смерть!
В современном мире наименование Бога отцом кажется немножечко агрессией против женщин. Почему не мать? Вон, и Дух Святой в Библии женского рода, и про «утробу Божию» пророки говорят, а «утроба» это «матка», так что ж, значит, Бог и мать? Да не мать, и не отец, мать вашу, но надо же выбирать выражения! Приходится выбирать, чтобы что-то сказать, и выбрать «отец», а не «мать» — вовсе не мачизм, не гордыня мужская.
У психологов есть выражение «достаточно хорошая мать» — которая не давит в себе материнский инстинкт, обеспечивает ребёнку базовый опыт любви. А «достаточно хороших» отцов не бывает, и отцовского инстинкта не бывает, а вот извращений отцовства — сколько угодно. Да, эти извращения могут, как верно заметил Фрейд, проецироваться на Бога. Фрейд в этом смысле истинный иудей — отчаянно боролся с идолопоклонством, самой страшной разновидностью его, когда кумира делают из истинного Бога. Бога могут представлять идеальным отцом в обоих смыслах — и идеального хорошим отцом, и идеально плохим. Отцы-то всегда недостаточно хороши…
Что ж, пожалуйста — владелец виноградника. Между прочим, как и в других притчах о царях и богачах, образ даже не двусмысленный, а однозначно саркастический. Только идиот доверяет виноградник таким работничкам, а потом ещё жертвует сыном в надежде, что те не такие плохие, как кажется. А раздавать таланты балбесам — нормально? А звать на свадьбу бомжей?
Учёные отмечают, что такие притчи рисуют ситуации, характерные не для евреев, а для греческих и римских оккупантов Израиля. Живёт человек в Риме или в Афинах, а денежки-то от виноградника в Палестине, за который он кровь проливал (не свою) — капают, капают… Процентики с талантиков сыпятся…
Что ж, значит, притча точна. Бог, действительно, иностранец. «Сами мы не местные». Иностранцы смешны — и Бог смешон. Это называется «трансцендентность». Ну смешно нам всё, что выходит за пределы нашего ежедневного опыта! Провинциалы-с! На том месте, где человек встречается с Богом, словно встречаются для исполинских материковых плиты, из которых состоит земная кора. Где встретятся — там землетрясения и вулканы, там горные складки километровой высоты. Таковы и все слова, описывающие Бога — они беканье и меканье, описание неописуемого, картографирование цунами и рисование землетрясений. А что делать — надо! Иначе не выжить с Богом, а лучше выживать с Богом, чем жить без Него. Что работники из притчи решительно отрицали.
