«Он сказал им в ответ: правда, Илия должен придти прежде и устроить всё; и Сыну Человеческому, как написано о Нем, надлежит много пострадать и быть уничижену» (Мк 9:12).
Первая половина этой фразы есть и в Евангелии от Матфея, а вот вторая лишь у Марка. Это довольно странно, ведь Матфей любит ссылки на тексты пророков, подходящие для описания Иисуса. Предполагать, что Матфей иначе понимал смысл жизни Иисуса, не стоит, ведь и в его Евангелии, хотя в другом месте (Мф. 16, 21) Иисус говорит о том, что Ему придётся погибнуть. Дело, видимо, в том, что тут не отсылка на конкретные слова какого-либо древнего текста, Матфей же подбирал именно такого рода отсылки.
Нетрудно подобрать разные места из псалмов или пророчеств о болезни, страдании, несчастьях. Тем не менее, их объединит мысль о том, что болезнь и страдания временные, они должны миновать, нормой остаётся здоровье и успех. Лучше быть богатым и здоровым. «Лучше» — то есть, Бог есть эталон богатства и здоровья, человек же подобие Божие со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями. Если подобен, то и богат. Если образ, то и здоров. В крайнем случае — испытание.
Но с Иисусом идея испытания не проходит. Это не вопрос текста Евангелия, это ответ веры в Христа — той веры, которая здесь и сейчас. Глаза веры видят, что Иисус не нуждается ни в каких проверках. Искуситель в пустыне выглядит скорее смешным, чем сатанински искусительным. Не по адресу обратился и не по чину пытается взять. Не на того напал.
Страдания и унижения Иисуса не исчезают с Воскресением. Они остаются. Этим они отличаются от наших, человеческих. Человека унизили, он взмолился Богу — и Бог помог ему возобладать над врагами и попрать их. Они с позором отступили. А Иисус никого не попирает, ни над кем не торжествует, не ставит такой цели и даже очевидно её отвергает.
Иисус исцелял людей, эти исцеления были не самым важным в Его жизни, но евангелисты о них рассказывали, называя исцеления «указаниями», чем-то вроде дорожных знаков — и знаки эти указывали на дорогу к Голгофу. Здоровье оказывается не самоцелью — для людей. Вот Голгофа, страдание, может быть самоцелью — для Бога. Ему-то ведь боль и страданиями ни к чему абсолютно. Опыт страданий не делает Бога более сострадательным, Бог и до них — абсолютная любовь. Зато страдания и боль Иисуса — опыт для верующего. Опыт того, что «вечность», «абсолют», «верховенство» — это не холодное царство Снежной королевы, это Царство Распятого Христа.
Современная медицина борется с болью и болезнью, и это замечательно, жаль, что результаты борьбы не всем доступны. Борьба с болезнью не есть борьба с Богом. Отождествлять Бога с болью означает повторять ошибку средневекового ханжества, которое во всём видело невидимое. Даже Фрейд умер остановиться в своей жёсткой интерпретации мира — во всяком случае, свою сигару он не рассматривал как эротический символ. А вот ханжа останавливаться не умеет — во всяком случае, когда речь идёт о других. Бог — не боль, Бог — Больной.
Невозможно отождествить Бога с болью, если обращаешься к Богу. В этом атеисты-врачи благоговейнее верующих. Они убивают боль. Бог от этого не умирает. Он даже не сердится, а скорее всего, радуется.
Совершенно не случайно, освобождение христианства от государственной опеки привело к освобождению христиан от языческих представлений о боли, к христианизации христиан в этом, столь важном отношении. Американский эссеист Филип Енси отмечал, что переломным в отношении к боли стал именно XIX век, век секуляризации. До этого верующие принимали боль как волю Божию, как дар, причём весьма драгоценный. С XIX века боль стали лечить и рассматривать как симптом необходимости лечения. Она демистифицировалась.
Причинение себе боли, столь распространённое в аскетике, у современного человека вызывает лишь недоумение, если не брезгливость. Это прекрасно — потому что здоровье из чего-то подозрительного (как и богатство) стало нормой, но при этом не произошло возвращения к дикарским временем, когда здоровье рассматривалось как привилегия, как знак особого благоволения Бога к избранным. Все должны быть здоровы! До этого, к сожалению, современные люди ещё не доросли — иначе бы уже повсюду было бесплатное здравоохранение. Пока же здоровье уже признано нормой, но эту норму ставят в зависимость от денег. Между тем, конкуренция и справедливое соревнование уместны во многих сферах человеческой жизни — но здоровье это не «сфера жизни», это сама жизнь. Тут конкуренция так же неуместна как в сексе.
Только Богу не нужна медицинская страховка — не потому, что Бог может её купить, и не потому, что Бог здоров, а потому что Богу нужно оставаться с той болью и страданием, которое причинили ему люди в Сыне Божием. Когда все будут здоровы — здесь или в раю — Бог один будет оставаться Больным. Чтобы люди более не заболели.
В этом смысле Бог — это Иов, но Иов не выздоровевший, обретший новых, лучше прежних детей и на этом успокоившийся, а Иов, сделавший свою болезнь своим свидетельством миру: «Я не чужой. Я не сверхсущество. Я люблю не потому, что мне неведомы болезни, а потому что любовь сильнее болезни — любая любовь. Я болею не потому, что виноват или грешен. Я болею, потому что болеете вы и пока болеете вы. Не говорите мне опять «врачу, исцелися сам». Я врач, который лечит тем, что болеет болезнью пациента. И вас я прошу не идти по миру проповедовать исцеление верой, а проповедовать верой в болезнях и в здоровье, пока воскресение не объединит нас».
