«И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф 3:17).
В России Крещение всегда было многолюдным праздником. Радостное дружное многолюдство, особенно приятное, потому что за стенами храма люди разрозненны, недружелюбны, отчуждена даже во время каких-нибудь праздничных прогулок.
На самом деле, всё не так уж хорошо в храме и не так плохо за его стенами. В храме солидарность и веселье от единения в язычестве, ведь за водой приходят в основном не верующие, а северы. За стенами же храма есть и веселье, и единение, только они не на улицах, незаметны, потому что на улицах небезопасно быть весёлым, но по домам пока ещё можно. У атеистов и неверующих полно своих посиделок и застолий.
Две тысячи лет назад было совсем не так, как в современной России, и вряд ли было хотя бы как картине Иванова «Явление Христа народу». Народу, может, было и много, но кто услышал слова «Это Сын Мой Возлюбленный»? Евангелист Матвей говорит лишь об Иоанне Предтече.
Евангелисты не сообщают, многие ли из той толпы, что были тогда Иордане, стали последователями Иисуса. Это не имеет значения. Важно, что хотя бы один — Иоанн — услыхал неслышимое и увидел невидимое. Сказал другому, тот ещё паре человеком. Очень маленькая цепная реакция, не переходящая в какую-то прогрессию, хотя бы арифметическую.
Проходят годы, христиане стареют, и уже нет прежней радости от мокрой толчеи за водой, и это нормально. Ведь радостная весть это не про воду, а про Бога. Потоп благодати — а потоп это потоп, штука опасная и чреват самоизоляцией в ковчеге.
Богоявление — не толпоявление. Много вокруг Бога людей, но Бог открывается не многим, а каждому. Иоанну вот так — словами и голубем. А ведь Иоанну Иисус был родственник — это как, мой кузен — сын Божий? А я что ж, племянник Божий? Да не «сыне» ударение, а на «любимый». Любимый до такой степени, что расстался с ним. Для людей критерий любви не расставаться, для Бога иначе. Расстаться, чтобы принять обратно вместе с другими любимыми, но утерянными. Расстаться, но воля Божия — во Христе, и важно не как это так, а важно, что воля, которая в нас, не совсем добрая, и вот — рядом с нами воплощённая норма и благожелательность. Активная благожелательность, не кастрированная благожелательность аристократа, а благая воля самого творческого из всех творцов. Воля не абстрактная, а воля воплощённая в Иисусе — вот счастье, воплощение счастье. Абстракций мы и сами можем насочинять сколько угодно. А тут — Человек. Человек как мы все — и выдерживает. Значит, и мы можем не бояться просить: да будет воля Твоя. На земле? Э, это фигура речи. Воля Божия не на асфальте и не на чернозёме, а во мне хочет совершаться. И она может совершиться в каждом, и каждый может это принять — вот праздник, вот Богоявление, вот переворот от «знать добро и зло» к «быть с волей Божией», живой, прошедшей через гибель к воскресение и прямо к нам, прямо в нас.
