[По проповеди в Вербное воскресенье 28 апреля 2024 года]
Евангелист Иоанн единственный описывает воскресение Лазаря, причем именно этим событием он объясняет вход в Иерусалим:
«Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (Ио 12:18).
Иоанн провел социологический опрос? Какая была выборка? Сколько мужчин, сколько женщин?
Марк не считал, что люди приветствовали Иисуса из-за воскресения Лазаря, вот и не упомянул об этом. Иоанн — считал. Никого он не опрашивал. «Народ» у него вполне собирательный образ. Было этого «народа», может, пять человек, может, тридцать человек.
Марк вообще из всей истории с Лазарем оставил только помазание миром — не триумф, а траур. Не то, что восхитило народ, а то, что ожесточило Иуду. Тут Марк совпадает с Иоанном. Оказывается, предательство Иуды важнее воскрешения Лазаря — потому что способность предать не чудесная, она в каждом сидит. Собственно, и те, кто восхитился воскрешением Лазаря, недолго восхищались, предали Иисуса легко, не стали его защищать, и понять их можно. Они подписывались на подарок свыше, на чудо воскресения, совершаемое Мессией, а не на тяжелый труд верности перед лицом угрозы.
Марк не рассказал о воскресении Лазаря, но евангелие от этого не стало ущербным. Воскресение Лазаря — нежданный подарок, бонус, евангелие и без этого евангелие. Вот без чего евангелия не будет, так это без крещения. Евангелие не вообще благая весть о Царстве Христа, а благая весть о Христе, обращенная к тем, кто крестился. Крещение — это ведь смерть и воскресение. Смерть от меня, от моего нежелания жить той пакостной жизнью, которой жил, а воскресение — от Бога. Лазарь не сам опустился в могилу, его опустили, а кто крестился — тот сам опустился в могилу. Общего только то, что и тот смердит, и этот смердит. Впрочем, Лазарь смердит физически, а кто крестится — воняет духовно, поэтому и крестится. Обоим Бог говорит «выходи!» Но Лазарь вышел в жизнь земную, временную, а кто крестится — вышел в жизнь вечную, небесную. Да-да, вот такая неимоверная претензия. А вы думали, крещение — кот чихнул? Что же тогда вы думаете о венчании, о любви?
Быть христианином означает жить такой жизнью, чтобы люди ходили на нас посмотреть и рассказывали: «Послушайте, это был такая сволочь, такая сволочь, и — нет, ну новый же человек!» Даже и для Лазаря воскрешение не было возвращением к прежней жизни. Есть несколько романов, посвященных Лазарю, и там главный сюжет: как это, пережить смерть? Что такое опыт небытия? А человек не смерть пережил, Лазарь воскресение пережил!
Смерть нельзя «пережить». Со смертью все переживания просто заканчиваются. Нечего там переживать. Вот воскресение — да! Мы все пережили воскресение, когда Бог нас позвал, коснулся и поднял — кого из постели чужой жены, кого со стула, кого из отчаяния, кого просто из скучной бессмысленной жизни, что хуже небытия.
Лазаря Бог вернул к жизни, нас Бог поднял выше жизни. Наша вера — что надо идти вперед. Вперед и выше. Господь шел не умирать, а подниматься — и не Его вина, то для подъема нужно было на Голгофу. Без Креста не будет Вознесения, без Вознесения нет сошествия Духа Святого.
Неверующие спрашивают, почему христиане умирают, коли уж им обещана вечная жизнь, но мы не умираем, мы — воскресаем, а смерть лишь мелкая подробность типа шеста у прыгуна. Можно и без шеста прыгать, но препятствия, знаете ли, разные бывают, и главные не впереди, а внутри. Мы молимся о том, чтобы Бог нас воскресил сегодня — поднял, приподнял, хоть чуть-чуть. Чтобы на миллиметр выше того, как мы обычно ходим, как мы привыкли, как обстоятельства побуждают. Как самолет взлетает — тяжелая махина и вдруг отрывается от земли, сперва чуть-чуть, совсем чуть-чуть. Приподняться над обидами, над привычками, над усталостью… Приподняться над слабостями своими и над своими сильными сторонами, которые все-таки не могут того, что может Дух Божий… Приподняться над своей бесчеловечностью, но и над своей человечностью, которая все-таки не вполне то, что может подарить нам Христос. Чтобы я не свысока глядел на людей, а глядел с высоты Креста Христова и Трона Отца.
В конце концов, не обязательно молиться о воскресении. Мы уже воскресли. Наше воскрешение состоялось, и мы тащим его за собой, словно бурлаки. Самолет от земли отрывается, и мы оторвемся, только медленнее, потому что нам выше подыматься, и мы не пассажиры в самолете, которые фьюить — и делают ручкой тем, кто остался на земле, мы должны выволочь в небо всех, без исключения. Воскресение это ж не личное, это общее, всехнее. Какое счастье, что не в одиночку, а как бурлаки, артелью, Церковь называется, и впереди не абы кто, а Господь Иисус Христос, «шишка» на жаргоне бурлаков, а за Шишкой апостол Павел впрягся, а вон и Петр, руками машет как пропеллер, он такой… Коренники! А мы уж сзади, где полегче, таких бурлаков иронически звали «святогоны», ну, святые на нас не в обиде, на то они и святые, волокут… И как бы тяжело нам ни было, нам тяжело не потому, что мы тащим не грехи, в грехах мы каемся, хочется верить, а потому, что мы тянем Воскресение.