15 ноября 1972 года. Ужасный перерыв. Нафаршированный кусок жизни. Вдруг пробудилось желание написать. Поскольку стихи в голову не прут, то взялся за дневник. Вообще-то чуть ли не каждый день хотел взяться. Первые дни, когда приехал из Иванькова, и даже, пожалуй, весь сентябрь, ходил как какой-то заводной механизм, чуть ли не робот. Еще раз заметил и подтвердил - каждый апериодическое в жизни человека, от ничто малого до большого, в душе человека всегда имеет какую-то окраску, которая вполне может меняться. Смотрю с начала этого лета: экзамены, волнение, разочарование в их значительности. Однако ходил с порядочным весельем. На Вазуза: веселился чаще всего вдоволь (как мне сейчас кажется), а если сравнить, то как в Иванькове прошлым летом. Так же последние десять-пятнадцать дней хотелось домой. Ехал на машине до Москв ы- руки дрожали. Но, приехав, мамы не застал, как-то сразу успокоился, посерьезнел; чувствовал себя превратно. Что до Иванькова, то большая часть уже записана. Последние дни. Когда из ребят только я с Оленькой шевровой и остался, чуть ли не спал в могилах: утром на раскоп, обед, вечером с раскопа. Зато какие могилы шли! Это же мечта, гибче скифского золота. Насладился вволю, однако и уставал чертовски, был неспособен а эмоции. В последний день окончательно свалился, но из меня этудурь выбили баней. Домой первый раз летел на самолете. Первая моя проверка: могу ли выдержать три месяца подряд, удалась, но полная нервная опустошенность неприятна. Еще более самого себя поражало отсутствие эмоциональной реакции на окружающее. Потом в октябре делал камералка и во время строго уплотненного режима уроки-работа необходимо было так за собой следить, что умственная деятельность сменилась естественной. Сейчас, кажется, все прошло: способность воспринимать окружающее восстановлена. Кстати, блестяще подтвердилась теория о зависимости учебы от общественной работы: все время, пока занимался камералкой, готовил уроки каждый день, дольше, лучше, регулярнее, чем сейчас.