Конечно, я бы предпочел получать деньги за свои программы. С другой стороны, без денег — во вс. сл., пока — как-то очень хорошо себя чувствуешь. Совесть чиста — как бы проверяешь себя, ты эти годы был отравлен деньгами или нет. Цензуры на радио не было никакой, а всё-таки, а все-таки тут совсем своя рука владыка... Тем более, что последние пару лет программа была очень усечена, а теперь хочешь — 40 минут, хочешь — полтора часа... Вот еще бы микрофон наладить, у всех нормальный звук, кроме меня, нехорошо.
На «Свободе» не было цензуры, но всё-таки речь шла о том, чтобы давать панораму религиозной (а в последние год — и атеистической) жизни. «Панорама» — значит, звать представителей всех. Я был готов и Кураева, и Гундяева позвать (отказывались). Были у меня изредка люди, для меня очень далёкие по духу. Зато была панорама. А теперь я даю слово тем, кого считаю живым духом и близким мне, потому что я не панораму теперь даю, а Царство Христово проповедую. И поэтому, кстати, как и раньше, у меня больше, видимо, «миряне» — потому что священники очень и очень поражены самоцензурой. К сожалению. К огромному моему сожалению. А проповедь всегда оценивают и по голосу. Самоцензура делает голос сжатым, интонации мертвенными, казённными. Конечно, и у мирян это встречается — бодряческие, натренированно-мажорные голоса, способные убить веру даже в Марии Египетской. Но реже.
Чем ещё хорошо на вольных хлебах — я не обязан делать ток-шоу, «представлять разные позиции». Толку от этого немного, во всяком случае, в России, где 9/10 людей — людоеды. Ну кое общение интеллигенту с людоедом? Позиции должны были достаточно близки. Ну вот в программу о джазе нельзя требовать «для полноты» участия ещё и ценителей венской школы, и балерин, которые тоже ведь связаны с музыкой. А в политических ток-шоу очень часто даже в лучших программах, просто от необходимости следовать обряду, о джазе дискутируют один джазист, один полицейский, два гебешных тролля и две трети землекопа.