Мф. 18, 23.  Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими;
 

№91 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая.

Евангелие и понеровангелие.

Проповедь Златоуста.

Притча сравнивает Бога не с марионеточными правителями Палестины, а с единственным настоящим царём - римским принцепсом, с Цезарем. Сама ситуация типична именно для римской номенклатуры - и сумма заоблачная, и система откупов. Деньги, который должен был заплатить откупщик, уже нельзя было выбивать с населения, минуя откупщика. Что речь идёт именно о язычниках, видно из того, что царь повелевает продать жену откупщика - еврейский обычай позволял продать должника, но не его супругу. "Товарищи раба" (18, 31) - это именно номенклатура, высокопоставленные вельможи, в греческом переводе Библии (Езд. 4.7, 9, 17) так именовались правители Палестины и Сирии. Это "клевреты", а не "причастники" (как в славянском Евангелии названы "товарищи" как члены рыбацкой артели). Наконец, царь приказывает пытать откупщика. а израильский закон пытки запрещал.

Эту притчу часто понимают как описание того, что в будет послезавтра, в конце времён, но она совсем о противоположном - о том, что сегодня. Она - ответ на сугубо организационный вопрос о том, как обращаться с единоверцем, сколько можно терпеть халтуру, болтологию, необязательность. Ответ: пока человек просит потерпеть, пока он извиняется - прощать.

Притча не просто продолжает сказанное Иисусом "в лоб". Прямо Господь сказал, что надо делать с тем, кто не просит прощения - трижды увещевать, сперва наедине, потом публично, затем рвать отношения. Притча говорит о другом - что делать с тем, кто прощения просит. Так и появляется покаяние, которое тут ещё похоже на маленькую чёрную коробку. Раз покаялся - и всё, лимит исчерпан. А затем вдруг оказывается, что покаяние вовсе не бронированный самописец, который должен фиксировать причины падения, а гармонь, которая растягивается, тянется, тянется - практически до бесконечности. Растянется, съёжится... Опять пошла растягиваться! На колу висело мочало, начинай каяться сначала!

Притча относится - по контексту - к собратьям по общине. Это не означает, что в отношениях на работе или в семье следует придерживаться других принципов. Работы бывают разные, семьи бывают разные. Принцип, наверное, один: люди делятся не на хороших и плохих, не на глупых и умных, не на честных и подлых, а на желаюжих общения и отказывающихся от него. Кто просит прощения - или хотя бы обсуждает его необходимость - с тем надо общаться до бесконечности, как это ни тяжело, как это ни выматывает. Эмоционально - выматывает, духовно - укрепляет.

Нетрудно заметить, что церковная (и не только) администрация (и не только) так же далека от выполнения этой заповеди, как любой мужчина далёк от заповеди целомудрия. Рвёт отношения с тем, с кем надо их поддерживать, и не вступает в отношения с теми, с кем вполне можно не общаться - не наша каноническая территория.

А притча всё-таки - всего лишь притча. Несправедливо, что Господь всем даёт блаженство одного размера, одного цвета, одного веса - как в притче о работниках 12-го часа. Но ещё более несправедливо, что Он прощает всех одинаково - одному сто миллионов, другому рубль. В конце концов, царь не обеднеет и от потери миллиона, а бедняку чувствительно-с, если и сотни не вернут. Чего он нас учит! Бедные мы, бедные...

*

В воскресенье 30 августа читают в православных храмах притчу Христову о царском управителе, которому Господин его дал отсрочку в уплате долга и который, едва выйдя за порог тронного зала, отправил в тюрьму собственного должника. Эта притча раскрывает смысл прошения молитвы "Отче наш" ("и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим") и прибавляет к этой верной рациональности жизненную, эмоциональную точность: благодеяния Божии всегда рядом, мы грешим не против абстрактного высшего начала, а против Того, Кто минуту назад сделал нам какое-то добро, хотя бы вдохнув в нас очередной глоток жизни. Мы вдыхаем Божью благодать так же постоянно и легко, как легко выдыхаем в мир свою злобу и эгоизм. "Вдыхает каждый кислород, а выдохнуть норовит всякую гадость", как говорилось в одном сатирическом фельетоне.

Куранты, 1992

В воскресенье 18 августа в храмах Русской Православной Церкви читается Христова притча о немилосердном заимодавце (Мф 18, 23-35). Она начинается словами "Царство Небесное подобно...", как и многие другие притчи Евангелия, и есть какая-то поразительная несогласованность между этими словами и следующим текстом: Господь сравнивает Царство не с чем-то конкретным, а с какой-то ситуацией, с каким-то трудно определимым поворотом в человеческих отношениях или в природе. Он не может сказать одним словом, чему подобно Царство, Он даёт одно сравнение за другим, словно не может удовлетвориться, словно Ему всякое сравнение кажется корявым и неполным. Примерно так же мучался бы современный русский человек, если бы ему нужно было объяснить древнему иудею, что такое ваучер. Действительно, Иисус сравнил Царство Небесное с ситуацией, когда царь простил своему слуге долг в десять тысяч талантов — 60 миллионов динариев, а слуга не захотел простить собственному должнику сотню динариев. 60 миллионов динариев — сумма фантастическая, валовой доход богатой страны. В переводе на современный язык эта притча звучала бы так. Президент вызвал в Кремль руководителя общества "Газпром" и вручил ему указ, освобождающий газовиков от всех налогов и выдающий из казны беспроцентную безвозвратную ссуду в миллиард миллиардов долларов. А газовик, выйдя из Кремля, пошёл проветриться по Тверской, узнал в нищем на паперти старого знакомого и стал требовать у него отдачи трёх рублей, одолженных в одна тысяча девятьсот семьдесят каком-то году... Между прочим, в нашей сегодняшней жизни много ситуаций подобной этой: в России очень любят получать всевозможные льготы и привилегии, но именно получатели льгот невероятно строги к тем, кто льгот не имеет. И многие люди мечтают о времени, когда не будет никаких привилегий, когда все будет "по закону" — но Евангелие есть благая весть, потому что Иисус говорит о том, что Царство Божие есть торжество не закона, но благодати, не суровости, а милосердия, и в нём может найтись место покаявшемуся вору и блуднику, но не тому, кто прёт на других с остекленевшими глазами.

Оп.: Куранты, 18 авг. 1996, № 1354;