Мф. 17, 20 Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас;

Лк. 17, 6 Господь сказал: если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: исторгнись и пересадись в море, то она послушалась бы вас.

Труд - дело любви.

№88 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Ср. повтор этих слов в другой ситуации в Мф. 21, 21.

Текст Лк. в указателе №111 как не имеющий параллелей; См. предыдущая фраза у Луки - продолжение у Луки.

Евангелие Фомы 53. Иисус сказал: Если двое в мире друг с другом в одном и том же доме, они скажут горе: Переместись! - и она переместится.

Cр. рассказ о преп. Марке Афинском. См. доказательства веры.

Из сказанного Иисусом следует, что апостолы бывали неверующими, причем они сами не замечали этого. А замечать стоиты. Бродский, ссылаясь на Лихтенберга, говорил: "Одно дело, когда веришь в Бога, а другое дело - когда веришь в Него опять". То есть когда приходишь к Богу после опыта неверия, то это совсем другая история, другая вера (Разговоры с Волковым, с. 29). Не обязательно переживать опыт безверия. Достаточно греха. Покаяние и есть вера в Бога опять, вера после неверия.

Чтобы сдвинуть гору, нужно увидеть гору. Проблема в том, что единственная гора, которую действительно есть смысл двигать - та, на которой сидит мое жирное, тупое, самодовольное "я". Собственно, моя гордыня и есть эта гора. Дурак на горе. Дурак-гора. И все вокруг лиллипуты. Кошмар в том, что "сей род" слепоты даже молитвой не изгоняется. Ведь часто личная гордыня - лишь часть коллективной. Другими словами, у Карла, к примеру, Великого были какие-то свои личные ослепления - по женской части, то-се - но самые главные свои грехи он все-таки совершил как "человек своего времени". Не случайно же истребление германцев еще Лорц в 1926 году в семинарском учебнике оправдывал (для Лорца "свое время" в этом смысле длилось, когда на дворе было уже совсем другое, более милое тысячелетье). И когда думаешь о том, что ты можешь стать добрее, набожнее, но не можешь через что-то перепрыгнуть - потому что сидишь в этом, дышишь этим, как Карл дышал насилием - то ясно, что остается лишь молиться. Потому что, если не молиться, а махнуть рукой, то эта гора и через тысячу лет останется на месте, только вонять будет больше (гора-то ведь не каменная, мягко говоря).

Христиане делятся на тех, у кого есть право двигать гору, но нет возможности, и тех, у кого есть возможность двинуть гору, но нет права -- ибо нельзя сдвинуть гору, не повредив человеку. Да и сам Иисус в Лк 23, 30 описал случай, когда люди действительно будут пытаться двинуть гору: им будет так плохо, что будут просить скалу обрушиться на собственную голову. Призывать сдвинуть гору -- отличный способ укрепить веру, избавить от страха, но кто укрепился и избавился, должен не гору двигать, а себя.

*

Одно за другим следуют Преображение, жалкая слабость учеников, когда Иисус бросает знаменитые слова про веру с горчичное зерно, которая может передвигать горы и Его слова о близости Распятия и Воскресения. Почему вера верующих не сдвигает горы? Во-первых, сдвигает. Бывают мгновения - обычно они связываются с "медовым месяцем" веры, с "неофитством" - когда человек видит, что весь мир, казавшийся таким неподвижным и определённым, становится - нет, не зыбким, а подвижным, повинующимся Богу, Который откликается на молитвы. Потом к этому привыкают, кажется, что всё омертвело. Нет, чудеса продолжаются. Однако, нам нужно уже нечто большее, аппетит растёт. Хочется исцелить себя, чего уж говорить о других.

Только вот Иисус не сказал горе Голгофа: "Иди и ввергнись в море, а на освободившемся месте да будет прекрасный сад, Я там буду с апостолами ходить и разговаривать о возвышенных материях, а то прямо трон поставлю и буду править всем миром". Превратить гору в трон и предлагал Иисусу сатана в пустыне.

Только вот апостол Павел пишет коринфянам (и этот текст в православном богослужении соединён с "горчичным зерном"), что они - сильные и умные, а он - слабый и глупый, и очень этому рад. Они гора - и пусть будет гора, а подражать Христу (к этому тут призывает Павел) означает спускаться вниз. Поэтому было бы ошибкой считать подражание Христу попыткой обзавестись славой и силой, "обожением" без Бога. Нет, подражание Христу есть подражание не Богу, а Человеку, который всесилен слабостью своей, а не силой. Слабость прощения, слабость любви, слабость кротости.

Проповедь 1394

"С лёту" кажется, что под "горой" Иисус подразумевает болезнь, исцеление которой не осилили апостолы. Нет, исцеление уничтожает болезнь, а не перемещает её в какое-то другое место. Гора есть гордость - самомнение, дурацкая самоуверенность, которая помешала апостолам исцелить эпилептика. Самоуверенность, надо заметить, обоснованная, то есть, скорее, уверенность в себе. Они же ведь исцеляли! Вот по инерции и решили, что дар исцелений - навсегда. "Навсегда" дают люди, Бог даёт "навечно", а вечность - свободна, её можно принять, но нельзя приватизировать.

Бороться с гордыней бесполезно. Человек в гордыне как улитка в горной долине. Гора не в одной какой-то стороне, а повсюду. Можно, конечно, заползти на вершину горы, но там точно задохнёшься. Покорить или уничтожить гордыню нельзя, обогнуть негде, остаётся именно то, о чём сказал Иисус - молиться. Богу молиться, не гордыне и её начальнику, чтобы гордыня чуть-чуть подвинулась. Немножко совсем - чтобы можно было проползти к Богу. Если множко или если вообще исчезнет - улиточка возгордится и результат будет прямо противоположным.

А что же будет с горой? Да как сказать... На голгофе нашей гордости распят Господь. Он зовёт и нас, но как-то не очень настойчиво и категорично. Так, "возьми крест и иди за Мной"... Иди - а уж там куда придёшь... Ну какие наши кресты... Пока мы прилаживаемся нести крест, глядишь - уже нас в гробу несут и крест над нами ставят... И это ничего, лишь бы мы никого в гроб не загнали... Могильные холмики, они ведь тоже горы, только маленькие, и вот, когда хочется другого урыть, перерыть и зарыть, надо уметь остановиться и сказать горе своей злости - иди, мол, отсюда... Сюда не ходи, туда ходи...

«Следуй за Мною» (Мк. 2, 14).

Бог - ухо человека

По проповеди 22 марта 2014 года, в начала вторжения России в Украину.

Здоровье юмористы определяют как состояние человека, который ещё не сходил к врачу и не знает, чем он болен.

Но есть и настоящее здоровье, о котором мы не знаем, пока к нам не придёт Дух Божий. Это здоровье – способность быть человеком, осуществлять неосуществимое, видеть невидимое,  радоваться и радовать.

Телесное здоровье знает о смерти, помнит о ней и готовится к ней - держит тело и дела в порядке, заботится о наследниках, имеет в загашнике деньги на похороны.

Духовное здоровье знает о воскресении  и что копит, копит не на похороны, во всяком случае, не на свои. Духовное здоровье знает, что в силах ответить на зло добром, подставить щёку, жить не прошлым и не будущем, а вечным.

Булгаков в пьесе «Адам и Ева» заметил – за десять лет до Второй мировой войны – что, если под котлом разводить огонь, то вода в нём закипит. Из миллионов горящих щепочек складывает полымя войны. Вода закипает и шумно бурлит, и вот здесь-то здоровая реакция – остынуть. Лихорадку и жар тела лечат лекарствами, температуру ненависти сбивают молитвой. И это молитва – не о победе своей родной армии!

Именно тогда, как в ушах звучит эхо выстрелов и взрывов, когда назойливо со всех сторон кричат «распни», «ура», «вперед», мы должны подкрутить свою внутреннюю громкость и воззвать к Тому, Кто есть Тишина, Покой, Мир. Не затыкать уши, но открыть сердце, открыть и громко просить тишины.

Именно тогда, когда тебе в ухо кричат «тебе грозит смерть, убивай, чтобы не умереть», надо прислушаться к голосу Божию: «тебе грозит воскресение – не убий!» Голос Божий каждому говорит «следуй за Мною» - но вслушиваться надо дальше, потому что след Бога для каждого особый. Есть пути, по которым Бог не ходит – не может быть следованием за Богом военное вторжение, нападение на ближнего или дальнего. Но идти ли на философский факультет или юридический, идти ли прочь от пьющего мужа или идти к нему и увещевать, - тут надо усиленно вслушиваться в голос Божий, потому что у каждого свой Египет, свой Исход и свой участок в Земле Обетованной.

Бог сказал, что если двое или трое верующих повелят горе перейти с её места на другое, то она сдвинется. Но Бог не сказал, что если они повелят Понтию Пилату, Иуде или Васе Пупкину перейти с их места на другое, то они обязательно перейдут. Потому что у горы нет ушей и сердца, а у человека есть, и как Бог вслушивается в нас, так мы должны вслушиваться в другого. Война, рознь, убийство начинаются с неслышания ближнего, с навязывания ему своего шума в ушах. Вот почему мир и свобода идут рука об руку – нельзя быть мирным, если не слышишь других, нельзя слышать других, если не мирен. Бог – наше Ухо, Бог – наш слуховой аппарат, и тогда мы слышим и любим человека, когда слушаем не через свой эгоизм, не через свою ограниченность, а через Бога. 

*

Как ни странно, «гора» и «горизонт» - однокоренные слова, а ещё тут тот же греческий корень, что в слове «орос». «Орос» - слово из церковного лексикона, менее известное обозначение догмата. В отличие от «догмата» (который от очень древнего, санкскритского «принимать») «орос» - это метафора точно того же рода, что и «ересь», «секта». «Орос», как и «горизонт» - это то, что ограничивает. Чтобы вовсе не ограничивать – это вздор, хотя это иногда провозглашают. Всякое слово есть разграничение, линия.

Другое дело, как использовать линии. У теологов чаще нормальная готтентотская логика: если я ограничиваю, это хорошо, если меня ограничивают, это плохо. Моё слово о вере – хорошо, чужое – если оно вполне «чужое», то есть мне не нравится или моему слово противоречит (реально или хотя бы по видимости) – плохо. Моё слово о вере – орос и догмат, чужое – ересь и секта. Это всё довольно нормально, ненормально заявлять, что чужое слово – ограничение и фанатизм, а своё – полёт шмеля в жаркий полдень. Ежели ты такой шмель, так жужжи, а не говори, а мы будем наслаждаться этим жужжанием.

В греческом тексте Евангелия, конечно, нет «горы», у греков начинается с «о», а перед этим густое украинское придыхание. (На всякий случай: «горе» от совершенно другого корня, который и в «гореть»; горе – ожог, боль).

Проблема в том, что когда ищется смысл образа – гора, сдвинутая с места – то приходится помнить, что Иисус говорил не на греческом. Именно с «горой» разница довольно ощутимая. Для грека «гора» - это прежде всего взгляд по горизонтали (ну да, «горизонталь» - тоже от слово «гора»). Тогда «сдвинуть гору» - это как современное русское «расширить горизонт». Шире взгляд! Проблема в том, что для иудея – для культуры Израиля, как она отражена в Библии и других древних текстах – совершенно не характерно озабоченность широтой интеллектуальных и прочих горизонтов, даже знаменитых владимирсоловьёвских вертикальных горизонтов в шоколадных небесах. Философия всё-таки – Афины, а не Иерусалим. В Библии гора это прежде всего – вертикаль. Не ближе/дальше, а ниже/выше. Для молитвы, для богообщения, для богоявления – в гору, а если Бог приближается, то всякая гора да понизится. Бог – на горе, и эта гора не земная, а небесная, самая высокая из гор (Пс. 67, 17). Так что идея религиоведов, что гора – точка соприкосновения неба и земли – это не идея иудеев, для которых и сама высокая гора всё же бесконечно ниже неба. Не Моисей подымается, - Бог снисходит на Синай, и это – чудо, каким бы высоким Синай ни был.

Бог не передвигает гор, Бог их стирает в порошок (Иов 28,9). Когда в той же книге Иова сказано, что Бог «передвигает» горы, то речь идёт именно о стирании в порошок – «и не узнают их», то есть горы перестают быть горами. Следующая метафора – Бог приказывает Солнцу не всходить, приказывает звёздам не светить, то есть, нет на небе ни Солнца, ни звёзд.

«Передвигать горы» тогда – чудо богоподобия, если не богоравности. Это не хулиганство какое-то геодезическое, а просто в задумчивости сидит человек и передвигает горы как чётки. Чётки, собственно, и родились из перебирания камешков, которые в какой-то момент нанизали на верёвку, так что хочешь двигать горы – молись по чёткам. Не «молись, чтобы сдвигать горы», а «сдвигай горы, чтобы молиться».

Есть в Библии – точнее, в псалмах – и ещё один взгляд на горы. Он тоже «вертикальный», но очень живой. Гора – это место, куда убегают от врагов. С горы хорошо видно противника, а к тому же в горах – пещеры. В России в таких случаях говорят «забраться на дерево». Гора и утёсы – прибежище для серн и зайчиков. Более того – на Пасху, во время Исхода не только «море расступилось», Иордан потёк вспять, но горы ожили и запрыгали – большие как бараны, поменьше как овечки. Так что «передвигать горы» - это не шахматные фигуры двигать, а «сказать», как пастух кричит овце «туда!» Ну, конечно, для того, чтобы гора ожила, надо ожить самому – это и есть чудо веры, когда оживает живой. А если живой не оживёт, то потом мёртвому оживление впрок может и не пойти, так что спешите ожить и оживить!

*  *  *

Один атеист однажды бросил мне перчатку – буквально. Бросил и сказал:

- В Евангелии критерий веры – способность сдвинуть гору. Сдвиньте хотя бы эту перчатку.

Яркий, выразительный жест.

Я промолчал как Иисус перед Пилатом.

Я бы сдвинул перчатку – но у меня на груди был крест.

Яркое, выразительное напоминание о том, как дразнили распятого Иисуса:

- Если Ты Сын Божий, оторвись от креста по полной!

Знали бы хохму про веру, предложили бы ученикам сдвинуть Голгофу.

Неверие не верит вере, вера не верит проверкам.

*

ЗА НЕВЕРИЕ В СИЛУ ВЕРЫ!

«Сила веры» - одно из самых распространённых выражений, одно из самых ошибочных. «Вера горами движет» - так понимают слова Спасителя, а ведь при внимательном прочтении нет в Его словах ничего о том, что горы движутся верой. Если будете иметь хотя бы маленькую веру, то скажете – и гора переместится. Но из этого не следует, что гору сдвигает вера. Гору сдвигает Бог.

В лучшем случае, «сила веры» - это перенос значения с предмета на признак предмета. Как «сила гнева» - ведь не гнев разрушает, человек разрушает. В худшем случае – и, увы, очень распространённом – «сила веры» это как антропоцентризм против гелиоцентризма. Если важна сила веры, то важен носитель веры. Человек в центре. Это обычное идолопоклонство.

На практике, человек, обретший веру, обретает чувство силы. Но всё-таки вера это не звёздные войны и «да пребудет с тобою сила», вера это мир на земле и «благословение Господне на вас». Не моё, благословляющего, благословение, а Божие благословение.

Верующий не сильнее неверующего как физик не сильнее землекопа. Верующий знает больше, но это знание – не сила, это знание – о силе. Интуитивно человек склонен думать, что вера укрепляет – и при этом мы проглатываем то самое звено, которое, собственно, и укрепляет – Бога. А Бог, в отличие от веры, абсолютно самостоятельное живое существо. Захочет – укрепит физически, эмоционально, финансово. Не захочет – не укрепит. Мало ли какие у Него соображения на наш счёт!

В конце концов, вера – сила не потому, что подбадривает, а лишь потому, что вера – в Бога. Бог есть – вот вся наша «сила». В каком-то смысле – да, сознавать присутствие Божие это как понимать, что ты стоишь не просто на улице или на лужайке, а что под этой лужайкой замаскирована, к примеру, пусковая шахта ракеты с атомной бомбой. Это не твоя ракета, и ты не ракета, но всё же чувство-то будет ого-го! Как стоять рядом с электрическим распределительным щитком – гудит, прямо-таки чувствуешь, как что-то тебя пронизывает… А ничего особенно не пронизывает, и ты вовсе не терминатор.

Сила веры, в конце концов, это всего лишь слабость человека. Рядом с Богом человек-то и понимает вполне свою слабость. Лягушки мы все на бегемоте. Не более того. Но – и не менее. Всё-таки Бог не трансформаторная будка, Бог – как жена или как муж, в общем, это кто-то за тобою, кто, может, и не рядом сейчас, но ты знаешь, что защищён. Тоскливо, отчаянно, а всё же Он-то есть – и уверенность в том, что Бог увереннее тебя (в отличие, кстати, от жены или мужа, которые, в общем-то, и есть ты), это и есть вера. Оставим веру в силу веры неверующим, а сами поживём, как говорил апостол Павел, своей слабостью, веруя в то, что Богу виднее, как распределять силы, престолы и прочие цацки духовные. Уставшие, на обочине – зато в вере, не более и не менее.