Дщери Тавманта¹⁾ велит Юпитер воздвигнуться аркой

Средь облаков, богов со всей созывая вселенной.

Вот заскользила она в пестроцветном полете: Зефиров

Кличет, к духам морским взывает, мешкотных гонит

5

Нимф, из влажных пещер божества увлекает речные.

В страхе боги спешат, гадая, зачем потревожен

Мирный покой и в чем суматохи причина великой.

Звездный заполнив дворец, расселись гости по чину,

Каждому — должная честь: небес обитателям место

10

Первое; ниже — для тех, кто в глубинах соленого моря

Правит: кроткий Нерей соседствует с достопочтенным

Форком седым; скамью последнюю Главк двуобразный

Занял, с ним Протей, в едином застывший обличье.²⁾

Старшим рекам почет оказан — сидячее место

15

Отведено, но ручьи молодые топчутся сзади

Тесной толпой. К князьям морским дочерне наяды

Льнут, и, язык прикусив, дивятся фавны созвездьям.

     Тут загремел Отец с Олимпа речью суровой:

«Вновь о роде земном меня одолела забота,

20

Чуждая думам моим с тех пор, как ветхий Сатурна

Век миновал и пришло ленивое племя в упадок!³⁾

Время людей пробудить, привыкших в оцепененье

Праздном дремать! Пора возродить их для жизни тревожной!

Да не взойдут хлеба на нивах непаханых, медом

25

Да оскудеют леса, ключи да иссякнут хмельные —

В чаше речных берегов вину не пениться боле.

(Я не завидую, нет! — поистине злоба и ревность

Не достигают богов — но роскоши блеск несовместен

С честностью, и средь богатств людской помрачается разум.)

30

Сметливость из нужды да родится — воспрянут ленивых

Сонные души, к путям далеким мечты устремятся,

И ежедневный труд ремеслам придаст совершенство.

     Но умоляет меня Природа в жалобах многих

Милость смертным явить — называет неумолимым,

35

Грубым тираном, Отца вспоминает царство златое:⁴⁾

Я-де скупец, людей лишивший сокровищ природных,

Я-де хочу поля покрыть коростой, репьями

Пашню засеять, отнять у года венец плодоносный.

Ей же, что прежде была родимой матерью людям,

40

Ныне, увы! предстоит обернуться мачехой злобной.

«Стоило ль к звездам умы увлекать и стоило ль смертным

Гордо главу возносить, чтоб ныне паслись в запустенье,

Словно скоты, с земли собирая желуди в пищу?

В радость ли будет им жизнь средь лесных болотистых дебрей,

45

Жизнь не людей, а зверей?» Подобные жалобы часто

Слышал от Матери я и, милостью сердце смягчивши,

Смертных решил уберечь от судьбы дикарей хаонийских:⁵⁾

Волей моей суждено Церере, в неведенье горя

Ныне идейских львов бичующей с Матерью грозной,

50

Все обежать моря и земли в неутолимой

Скорби, покуда вновь не обнимет чадо, ликуя.

Да наделит людей плодами и, в тучи вознесшись,

Круг да засеет земной семенами неведомых злаков,

Да подчинится дракон небесный актейскому игу!⁶⁾

55

Если же выдать решит Церере кто-нибудь имя

Славного вора, тогда (клянусь державой моею,

Адскою тьмою клянусь) отмщу — хоть будет предатель

Сыном моим, иль сестрой родимой, иль милой супругой,

Иль из главы моей возникшей возлюбленной дщерью!

60

Да испытает гнев эгиды дальней, удары

Молний — тогда проклянет бессмертье божественной плоти,

К гибели тщетно стремясь. Уязвив ослушника раной

Скорбною, зятю вручу — пусть бродит в им преданном царстве,

Пусть на себе испытает, как Тартар казнит непокорных.

65

Так я решил! Судьба да вершится волей моею!»

Молвил — и трепет потряс светила на сферах небесных.

     А Церера вдали средь ущелий, мечами звенящих,

Негу забыв и покой, давно видением грозной

Устрашена беды: сильнее ужас с приходом

70

Ночи — во всяком сне Прозерпина юная гибнет.

В миг, когда одолел похититель невинную деву,

В страхе увидела мать, как плащ ее пестрый чернеет

И как оделись листвой иссохших ясеней ветви.

Лавр, украшенье лесов, возрастал в пенатах Цереры,

75

Зеленью чистой своей осеняя стыдливой юницы

Терем, — видит его богиня павшим: надломлен

Стройный ствол, и пыль оскверненные ветви пятнает.

Кто же бесчестью виной? О Фуриях в страхе дриады

Шепчут — их топором двуострым загублено древо.

80

И, наконец, предстает пред нею сама Прозерпина,

Матери сонный покой явленьем вещим нарушив.

Видит Церера дитя любимое запертым в стенах

Мрачной темницы, цепей жестокое бремя влекущим,

Будто не ею дщерь вручена полям сицилийским,

85

Будто средь Генны долин розоцветных давеча дева

Взор не ласкала сестер. Поблекло золото кудрей,

Некогда пышных, тьма сиянье очей помрачила,

Холодом выпит ланит румянец — алая слава

Гордого прежде лица, не топтавшие снега доселе

90

Нежные ноги черны чернотой смолы преисподней.

     Мать вопрошает, едва узнавая в облике странном

Милое чадо: «За что тебе наказанье такое?

Что за болезнь на тебя напала? Властью жестокой

Кто посягнул? Зачем влачишь непосильное бремя

95

Хладных цепей, согнув под тяжестью слабые плечи?

Иль не мое ты дитя, и лжет обманчивый призрак?»

Дева в ответ: «О мать жестокая! Чадо родное

Ты позабыла, ко львам рыжегривым душой обратившись!

Разве и вспомнить меня ты не в силах? Разве настолько

100

Я изменилась? Увы! тебе лишь дочери имя

Мило, не дочь сама, которую в пропасти адской

Пыткой казнимую зришь! Ужель, свирепая, к пляскам

Ты воротишься? Ужель возопишь в столицах фригийских?⁷⁾

Если в груди твоей любовь материнская бьется,

105

Если Церерою жизнь мне дарована, а не каспийской

Злобной тигрицей, молю: защити от бездны проклятой,

В солнечный мир вороти! А коль не судьба мне вернуться.

Дай хоть увидеть тебя!» Простирает руки с мольбою

К матери дева, дрожа, — но цепей бесчестная сила

110

Держит.

     Цереры сон оков бряцаньем нарушен:

В страхе проснулась, скорбя об объятьях утраченных, рада,

Что не воистину дщерь узрела. Спешит, обезумев,

Гостеприимный кров покинуть и молвит Кибеле:

     «О Великая Мать! Во фригийской боле не стану

115

Медлить земле: меня призывает снова о дщери

Милой печаль, томит тревога за возраст незрелый.

Хоть железо для стен отлито в Этне, не верю

Больше Циклопов труду, боюсь, чтоб о тайном приюте

Не разнеслась молва, боюсь, что моя драгоценность

120

Скрыта небрежно вблизи городов тринакрийских, повсюду

Славных. Выбрать должна я место иное, от взоров

Скрытое чуждых, — а здесь Энкелада пламя и грома

Рокот не сдержат секрет, не смолчат о пристанище тихом.

Да и зловещие сны меня предчувствием горя

125

Часто преследуют — не было дня, что дурною приметой

Мне не грозил. Сколько раз венок увядший внезапно

Падал с главы! Сколько раз сосцы мои кровью сочились!

То невольных слез поток увлажняет ланиты,

То без причины грудь непослушной рукою терзаю.

130

Если самшиту велю запеть — он стонет печально,

Если ударю в тимпан — в ответ рыданье слышу.

О, как страшусь беды, возвещаемой знаменьем грозным!

Более медлить нельзя!»

                                        «Пусть глупые речи развеет

Ветер! — молвит в ответ Кибела. — Ленив Громовержец

135

И перунов своих не станет попусту тратить.

Впрочем, иди, но скорей воротись с успокоенным сердцем!»

     Капище Мать спешит покинуть. Ей, торопливой,

Все медлительно: змей проворней лететь побуждает,

По неповинным крылам ударяя гибкою плетью —

140

Ищет Сиканию⁸⁾ взор, едва покинувший Иду.

В страхе трепещет она безнадежном. Так мечется птица,

Если, древесным ветвям доверив выводок нежный,

Корм промыслить летит — и ужасом душу терзает:

Вдруг разрушат гнездо непрочное ветра порывы,

145

Вдруг похитят птенцов охотники — люди иль змеи.

Вот пред Церерой дворец показался, покинутый стражей:

Крепкие сбиты замки и с петель сорваны двери,

Нем и печален чертог опустелый — и в горе великом,

Всех лишившись надежд, свое раздирает богиня

150

Платье и рвет с головы и колосья и волосы вместе.⁹⁾

Слезы застыли в очах, прервалось дыханье, пресекся

Голос, до мозга костей пронизаны трепетом члены,

Еле стоит на ногах дрожащих. Отперши ворота,

Вот, по покоям пустым блуждая и по безлюдным

155

Атриям, видит она покров недотканный в нитях

Спутанных и узнает мастерицы злосчастной искусство,

Сгинул божественный труд, паутина кощунственной сетью

Дерзко станок оплела, пространство заполнив основы!

     Плакать не в силах мать над бедою, только лобзает

160

Пряжу, немую скорбь изливая нитям сплетенным.

Стертый рукою челнок и шелк, поникший уныло,

Все, что девичий досуг услаждало, а ныне во прахе,

Словно родимую дочь обнимает; на ложе невинном

И на перинах пустых — повсюду оставленных чадом

165

Ищет следов: вот так, обезумев, по лугу пустому

Бродит пастух, коль стадо его погубила внезапно

Ярость пунийских¹⁰⁾ львов иль стая хищников злобных:

Не подоспел он в тот миг, а ныне на паствах пустынных

Тщетно по именам тельцов созывает, рыдая.

170

     Вот узрела мать в убежище тайном Электру,¹¹⁾

Горем сраженную, — ту, что грудью деву вскормила,

Ту, что славой своей превзошла детей Океана,

Честью Церере равна: дитя восприяв с колыбели,

Сладким млеком вспоив, взрастила Юпитеру — часто

175

Дочь на коленях Отца играла в горнем чертоге,

Деве Электра была и мать, и страж, и подруга.

Ныне, власы растрепав косматые, серою пылью

Плоть осквернив, скорбит о пропаже питомицы милой.

     К ней Церера спешит. Груди стесненной молчанье

180

Горьким рыданьем прервав, вопрошает: «Что за погибель

Вижу? Жертвою чьей я стала? Иль с неба низвергнут

Мой супруг и царят Титаны? Чья сила дерзнула

Власть Громовержца презреть? Иль расколот утес Инаримы

Выей Тифона? Ужель, сломив Везувия иго

185

Грузное, Алкионей из волн Тирренских выходит?

Или в соседстве со мной содрогнулись пропасти Этны,

Путь Энкеладу открыв?¹²⁾ Иль пенаты наши внезапно

Сотнею рук Бриарей сокрушил многократным ударом?

Горе мне! Где ты, дщерь родимая? Где твоя свита?

190

Где Киана? Куда сирены крылатые скрылись?¹³⁾

Вот ваша верность! Залог чужой поистине честно

Вы сберегли!»

                         Дрожит кормилица, скорбь уступает

Место стыду — взирать не в силах Электра на горе

Матери: жизни ценой, не медля более, жаждет

195

Имя злодея назвать, рассказать о гибели девы.

Молвит: «О, если бы полк безумный гигантов жестоких

Был преступленью виной! Нечистых легче удары!

Здесь же, увы! сестер божественных (можно ль поверить?)

Заговор тайный для нас источником сделался бедствий.

200

Козни вышних богов ты зришь и зависти раны

Родственной. Звездный эфир нам стал враждебнее Флегры.

     В мирном спокойствии дом процветал, и дева не смела

Шагу ступить за порог, на зелень глянуть лесную,

Твой соблюдая запрет. Ей ткачество было работой,

205

Отдыхом — пенье сирен. Со мной говорила, со мною

Рядом спала и со мной веселилась в мирном чертоге.

Но нежданно сюда Киферея явилась (не знаю,

Кто ей тайный приют указал), — а внушать подозрений

Нам не желая, с собой привела Палладу и Фебу.

210

Смехом уста изогнув, веселья надела личину

Лживого, имя сестры повторяя средь многих объятий,

Матери строгость браня: она-де в убежище скрытом

Девы красу таит, запрещая с сестрами дружбу

Единокровными, звезд родных едва не лишивши.

215

Злая речь веселит дитя простодушное, льется

Щедро нектар на пирах: то плащ и доспехи Дианы

Дева хочет надеть, испытуя нежной десницей

Лук, то гривастый шелом примеряет Минервы, подъемля

Медного тяжесть щита, — сестру восхваляет Паллада.

220

     Первой Венера, вздохнув коварно, заводит беседу

О геннейских лугах: цветы превозносит лукаво

И (словно наши места ей неведомы) сыплет вопросы:

Правда ль, что зимней порой здесь розы цвести продолжают,

Наперекор холодам алеют младые побеги,

225

Вешних ростков не страшит арктический гнев Волопаса?¹⁴⁾

Вот и к прогулке она, восхищаясь краем окрестным,

Деву склоняет — увы! слаба пред соблазнами юность.

Тщетно я слезы лила, мольбы бесполезные тщетно

К ней воссылала! Сестер защите доверясь, юница

230

Прочь убежала, за ней толпою наперсницы-нимфы.

     Вот на холмах, что травой одеты вечнозеленой,

Сестры цветы поутру срывают. Росой предрассветной

Блещут луга, и пьют фиалки влажные капли.

Но, лишь солнце в зенит по оси поднялось срединной,

235

Вдруг богомерзкая ночь небеса объяла, сотрясся

Остров от скрипа колес и копыт ударов тяжелых.

Нам возницу узнать не дано было — то ль смертоносный

Князь, то ли Смерть сама, но травы за ним истлевали,

Пересыхали ручьи, поля покрывались коростой,

240

Вздох прерывался живой: бирючина алая блекла,

Лилии вянули, роз лепестки во прах обращались.

Лишь колесницу назад повернул он с грохотом гулким,

Ночь устремилась вослед, и день воротился на землю,

Но Прозерпины уж нет. Исполнив черное дело,

245

Скрыться богини спешат. Нашли бездыханной Киану

Мы среди трав луговых: бессильно выя склонилась,

И отцветший венок увял на челе помраченном.

К ней, узревшей вблизи злодейство, мы устремились,

Дабы скорей разузнать: каково обличье возницы?

250

Что за кони? Но нет ответа, отравлена ядом,

Стала Киана ручьем: струятся влагою косы,

Ноги водою журчат и льются нежные длани,

Миг — и наших подошв источник касается светлый.

Все разбегаются прочь. Под сень Пелорийского мыса

255

В страхе укрыться спешат быстрокрылые Ахелоиды¹⁵⁾ —

О преступленье они поют чудовищном, вторя

Лиры звонким струнам. Заслышав глас сладкозвучный,

В море застыли суда, смирив летучие весла, —

Горе мыкать лишь мне, старухе, в обители скорбно.

260

Ужас немой леденит Цереру, словно в безумье

Все еще будущих бед страшится; но вот загорелся

Взор — и она к небесам возносит гневное слово.

(Так потрясает Нифат гирканской ярость тигрицы,

Если детей у нее похитил для царской потехи

265

Ахеменидов ловец:¹⁶⁾ быстрее Зефира во гневе

Мечется, а Зефир — ей супруг, со шкуры пятнистой

Злобный струится пот, устрашен охотник отверстой

Пастью — но зверя смирить успевает зерцалом защитным.¹⁷⁾)

     Вот в неистовстве Мать взывает к богам олимпийским:

270

«Дочь воротите! Ведь я рождена не рекою бродячей,

Я — не из черни лесной! Мне жизнь подарила Кибела

Вместе с Сатурном седым. Иль сгинуло право святое?

Или низвергнут закон небесный? Стоит ли ныне

Праведно жить, коль своей чистотой Киферея дерзает

275

Хвастаться (мерзко сказать!) после срама сети Лемносской?¹⁸⁾

Уж не внушил ли ей сон непорочный на ложе невинном

Наглость такую? Иль честь принесли ей стыдливые ласки?

Прежний дополнить позор ей гнусностью новой не в тягость!

Ну, а вы-то, сестрицы безбрачные! Видно, забыли

280

Девичью гордость? Легко меняются склонности ваши,

Если с Венерой идти согласились вору на помощь!

Вас обеих поить подобало бы в капищах скифских

Кровью людскою! В чем причина ярости вашей?

Иль Прозерпина моя уязвила вас словом обидным?

285

Не попрекнула ль тебя, о Делия, к лесу любовью?

Не осудила ль твою, Тритония,¹⁹⁾ удаль в сраженьях?

Или груба ее речь? Иль назойливо вам докучала,

С сестрами дружбы ища? Но дева в глуши тринакрийской

Уединенно жила, вам в тягость быть не желая.

290

Без толку пряталась! Ей укрыться от зависти злобной

Тайный приют не помог!»

                                   Хулит олимпийцев Церера

Речью поносной, но те, повинуясь Отцову запрету,

Матери бедной в ответ лишь рыдают, слова не смея

Молвить. Как же ей быть? Уступив и духом смирившись,

295

В слезной склонилась мольбе:

                                   «Обиду забудьте, коль слишком

Я в материнской любви занеслась, коль гневалась — гордость

Нам, беднякам, не к лицу. Я горькою нищенкой ваши

Ныне целую стопы: дозвольте мне жребий свой ведать!

Только об этом прошу: пусть будет беда моя явной.

300

Дайте несчастье узреть, молю, откройте, какую

Вы мне судили судьбу — я рок не сочту злодеяньем,

Вытерплю все! Мольбе материнской внемлите, не часты

Просьбы мои. А ты, похититель, кто б ни был, избегнешь

Кары: вечно владеть добычей сможешь без страха.

305

Если же нас упредил насильник, связав вас зароком,

Ты хоть, Латона, скажи: тебе, наверно, Диана

Все поведала. Ты познала Луцину, познала

Страх за детей и любовь великую, жизнь подаривши

Двум близнецам. У меня лишь дочь. Любуйся же златом

310

Фебовых кудрей! Во всем ты удачливей — будь же счастливой

Вечно!»

               Потоками слез богов увлажнились ланиты.

«Что ж, — вопрошает она, — лишь молчать вы хотите да плакать?

Горе мне! Все бегут! Зачем же попусту медлю

Здесь вдалеке? Иль войну объявляю открытую небу?

315

Разве не лучше дитя искать на земле и на море?

Дню вослед поспешу, побегу по неведомым тропам

Неутомимо — пропасть не дам единому часу,

Нет мне покоя и сна, покуда украденной дщери

Не обрету: хоть на дно упрятана у иберийской

320

Тефии, хоть в глубине сокрыта Красного моря.

Рейнские льды меня не удержат, холод Рифейский

Не устрашит, а Сирт не смутит жарою палящей.²⁰⁾

Ибо хочу отыскать чертоги Нота, проникнуть

В снежный Борея дворец, пробиться на запад к отрогам

325

Атласа и на восток к сияющим водам Гидаспа.

Пусть блужданья мои по градам и весям Юпитер

Видит! Соперницы скорбь да насытит злобу Юноны!

Царствуйте на небесах, надо мною вволю глумитесь,

Славный справляйте триумф, отняв дитя у Цереры!»

330

     Так промолвивши, вниз с высокой спускается Этны,

Дабы себе приискать для ночных блужданий светильник.

     Там, где плещет Акид, в чьих водах, море презревши,

Предпочитала порой Галатея невинная плавать,²¹⁾

Роща густая росла, ветвей простирая сплетенье

335

Вплоть до Этнейских вершин. Обагренную кровью эгиду

Здесь, по преданью, Отец отбросил, сюда после битвы

Он добычу принес. Доспехами воинов Флегры

Лес блистает, наряд победный деревья венчает.

Шкуры повсюду висят гигантов чудовищных, скалит

340

Череп зубастую пасть, куски изрубленных членов

Все еще грозный вид являют; лишенные плоти

Змей хребты чередой позвонков огромных белеют,

Тысячью молнии горят чешуи твердокаменной блестки.

Древа здесь нет, чтоб себе не стяжало славное имя:

345

Тут обнаженных клинков Эгеона сторукого тяжесть

Кудри ветвей бременит; а тут украшением Кея

Иссиня-черный доспех; висит Миманта оружье

Рядом; вблизи под нагим Офионом сучья согнулись.²²⁾

Тенью обильная ель возносит над лесом вершину,

350

Бременем дымным на ней самого Энкелада кольчуга,

Средь земнородных князей знатнейшего; отягощенный

Клонится ствол, но дуб помогает усталой подруге.

Ужас священный хранит это место — щадить подобает

Рощу, ибо нельзя повредить небесным трофеям:

355

Пастырь сюда овец не гонит, не ранит деревьев

Дерзкий Циклоп, бежит Полифем из чащи запретной.

     Но для Цереры нет запретов — к лесу святому

Гневом воспламенясь, топором потрясает свирепо,

Словно выйдя на бой с самим Юпитером: сосны

360

Все ж не осмелясь рубить иль калечить высокие кедры,

Только со злобой глядит на гибкие корни, на мачты

Стройных стволов и удар нанести примеряется меткий.

Так вот, если купец переплыть просторы морские

Хочет, к дальним брегам корабль направив и бурям

365

Вверившись, метит в лесу ольху и бук для постройки

Судна, получше бревно выбирая для всякого дела:

Долгий ствол парусам тугим подставит опору,

Прочный — хорош для руля, для весел упругих сгодится

Гибкий, для киля — такой, чтоб не гнил во влаге соленой.

370

     Два кипариса росли средь ближнего луга, красуясь

Зеленью кроны двойной,— таких на отрогах Идейских

И Симоэнт не видал, таких на береге тучном

Не омывал и Оронт, Аполлоновой рощи кормилец.²³⁾

Мнится, на братьев глядишь: настолько обликом стройным

375

Схожи, вдвоем с высоты озирая священную чащу.

Факелов им удел уготован: проворно Церера,

К ним устремясь и воздев десницу с двуострой секирой,

Рубит безжалостно плоть деревьев дрожащую, силу

В каждый влагая удар. Кипарисы рухнули вместе,

380

Рядом легли на лугу их главы — и скорбь охватила

Фавнов лесных и дриад. Объемлет разом Церера

Оба ствола и, подняв высоко ношу, восходит

Вновь на кручу горы: задыхаясь, в растрепанных кудрях,

К жаркому Этны огню спешит, попирая стопами

385

Лезвия острых камней и песка зыбучего волны, —

Словно для страшных дел затеплила тис смертоносный

Злая Мегера, стремясь достигнуть Кадмовых башен

Или лютость свою показать в Фиестовом граде.

Маны и адская тьма ее окружают, от тяжкой

390

Поступи Тартар гудит, но вот к волнам порубежным

Вышла — и факел ее зажжен огнем Флегетона.²⁴⁾

     Лишь Церера дошла до кратера грозного Этны,

Тотчас, лик отвратив от огня, стволы кипарисов

В глотку метнула горы, мостом закрывши широким

395

Пропасти пасть, подавив полыханье пламени в бездне.

Скалы от жара гудят подспудного, в кузнице заперт

Молотобоец, парам на волю не вырваться душным,

Пики утесов дрожат, извергает новую лаву

Этна, и в серном дыму древесные корчатся ветви.

400

Но, не желая леса губить, повелела Церера,

Дабы вечно огонь горел, не чадя и не тлея,

И оросила дубы волшебною влагой — такою

Поит коней Фаэтон и тельцов питает Селена.

     Вот уже светлому дню на смену молчание ночи

405

Сонную тьму принесло: выходит с истерзанным сердцем

Мать в бесконечный путь и вещее слово глаголет:

     «Свадебный факел не так зажечь для тебя, Прозерпина,

Я хотела, увы! мечтались мне свахи, обеты

Общие, ложе в огне светильников праздничных, звонко

410

С неба звучащий тебе гименей. Иль судьбы прядутся

Даже богам? Иль нет различий для злобной Лахесы?

О, как чванилась я недавно, искательством знатных

Окружена женихов! Предо мной, однодетной, склонялась

Чадообильная мать. Для меня ты — конец и начало

415

Радости, только тобой моя тяжелела утроба.

Где мои честь и покой? Где матери гордость благая?

Как я богата была, никогда счастливой Юноне

Не уступая ни в чем, — а ныне ничтожна и сира!

Это — воля Отца. Зачем же лить ему слезы

420

С нами? Тебя, о дитя, признаюсь, обделила жестоко,

Бросив вдали одну и будто нарочно покинув

Проискам грозных врагов. Я песням томным вакхантов

Мирно внимала и слух ласкала бряцаньем оружья,

Львов укрощая бичом, — а тебя умыкали злодеи.

425

Я наказанье свое заслужила: взгляни на ланиты

В ранах глубоких, на грудь в кровавых бороздах скорби

И на ударов чреду, казнящих беспамятство чрева.

     Где отыщу тебя, средь каких полюсов и созвездий?

Кто мне укажет путь? Идти по следу какому?

430

Чьей колесница была? Кто вор? Земли или неба

Житель? Крылатых колес колею увидят ли очи?

Но поспешу — а стопы пусть случай направит. Венеру

Лживую так же искать желаю скорбной Дионе!

     Будет ли делу успех? Смогу ли чадо родное

435

Снова обнять? Красой сияют ли прежней ланиты

Дщери? Иль мне узреть суждено горемычный и жалкий

Облик, в котором ко мне ты являлась в ночном сновиденье?»

     Так промолвивши, прочь от Этны шагает Церера:

Гнусны ей стали цветы, в беде повинные, гнусно

440

Место насилия — вдаль спешит по еле приметным

Тропам, поля озарив сиянием низко склоненных

Факелов. Влажны следы богини от слез изобильных,

Реву подобен стон. На морские выйдя просторы,

Тьму багряным огнем разгоняет; пламени отблеск

445

Ливни брега достиг и Авсонии: землю этрусков

Свет озаряет, а Сирт отраженным блистает пожаром.

Вдаль устремляется мать к пещере Сциллы, и в страхе

Пес трусливый умолк, а смелый громче залаял...²⁵⁾

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .