Антоний Кларет

АВТОБИОГРАФИЯ

К оглавлению

- ЧАСТЬ ВТОРАЯ -

От отъезда в Рим до рукоположения во епископы - 1840-1850

Глава 1

ПРИЗВАНИЕ ОТ БОГА ПРОПОВЕДОВАТЬ В МИССИЯХ

С тех пор как у меня возникло желание стать картузианским монахом - что соответствовало плану Божиему отвратить меня от мира - я принял решение не только освящать мою собственную душу, но вдобавок предметом моих постоянных размышлений стало то, каким образом я мог бы спасти души других людей. С этим намерением я молился Иисусу и Марии, постоянно предлагая себя в качестве орудия для спасения душ. Жития святых, которые мы читали каждый день в трапезной, мое личное духовное чтение - все это помогло мне принять решение сделаться миссионером. Особенно действенным в моем случае было чтение Священного Писания, обычай, который я ревностно практиковал.

В Священном Писании были места, которые производили на меня такое живое впечатление, что мне казалось, что я слышу голос, внушающий мне те мысли, которые я извлекал из моего чтения. Таких мест было много, но особенное впечатление на меня производили следующие: “Я взял тебя от края земли, и от отдаленных частей земли я призвал тебя” (Ис. 41,9). Я понял из этих слов, что Бог избрал меня без всякой заслуги с моей стороны, или со стороны моих родителей. “И Я сказал: ты Мой слуга, Я избрал тебя и не отринул тебя. Не бойся, ибо Я с тобою; не отворачивай лица своего, ибо Я - Бог твой; Я укрепил тебя и помог тебе, и десница правды Моей поддержала тебя” (Ис. 41,10). Здесь я понял, как Господь избавил меня от всех скорбей, о которых я рассказал в первой части книги, и увидел те средства, которые Он использовал, чтобы осуществить это.

Я начинал представлять себе могущественных врагов, с которыми мне придется иметь дело, и ужасные гонения, которым я буду подвергаться. Но Бог говорил мне: “Вот, все, кто будут восставать на тебя, смущены будут и постыдятся, и обратятся в ничто, и погибнут люди, которые будут бороться с тобой. Ибо Я Господь Бог твой, Который возьмет тебя за руки и скажет тебе: Не бойся, ибо я помог тебе. Я сделал тебя подобным новой молотилке с зубьями, как у пилы; ты будешь крушить скалы и ломать их на части и холмы измельчишь, как мел”. Наш Господь показал мне этими словами результаты, которые будут получены от проповедей и миссий, которые Он Сам вверит мне. Скалы символизируют гордых, рационалистов и т.п.; а холмы, через которые проходят все грешники, символизируют похотливых и нецеломудренных, с которыми я должен буду спорить и которых я должен буду убедить, ибо Господь сказал: “Ты развеешь их, и ветер унесет их прочь и ураган забросит их далеко; и ты возвеселишься в Господе, в Святом Израиля возрадуешься ты” (Ис. 41,16).

Наш Господь дал мне понять, что я не только должен буду проповедовать грешникам, но также должен буду катехизировать и наставлять проповедями простых людей в городках и деревеньках. Об этом я узнал из слов: “Нуждающиеся и бедные ищут источников вод и не могут найти: их языки иссохли от жажды. Я, Господь, услышу их, Я, Бог Израилев, не оставлю их” (Ис. 41, 17). “Я создам реки на вершинах холмов и источники среди долин: я обращу пустыню в озеро и непроходимую землю в потоки вод” (Ис. 41, 18). Господь особенным образом просветил меня относительно нижеследующих строк: “Дух Господень на мне, и Господь послал меня проповедовать бедным и исцелять сокрушенных сердцем”.

Читая книгу пророка Иезекииля, я испытывал подобные же чувства, особенно, когда переходил к третьей главе: “Сын человеческий, я соделал тебя стражем дома Израилева; и ты будешь слышать слова из уст моих, и скажешь им их от Меня”. И далее: “И если, когда я прореку злому: ты непременно умрешь, - а ты не скажешь это ему, дабы он обратился от злого пути своего и жил, и этот злой человек умрет в беззаконии своем, то я востребую кровь его, как если бы она пролилась от руки твоей. Но если ты предупредишь злого, а он не обратится от нечестия своего и от злого пути своего, то он воистину умрет в беззаконии своем, но ты спас душу твою”.

Так, во многих местах Священного Писания я слышал глас Господа, призывающего меня идти и проповедовать Его народу. Также и в своих молитвах я мог слышать тот же голос. Поэтому я решил оставить свой приход и идти в Рим, чтобы предоставить себя в распоряжение Конгрегации пропаганды веры и по ее поручению отправиться в любую страну мира.

Глава 2

ПРОЩАЙ, ИСПАНИЯ!

Трудности, которые я должен был преодолеть, прежде чем я смог покинуть мой приход, были многоразличны, как со стороны моего церковного начальства, так и со стороны прихожан. Только с Божьей помощью мне удалось преодолеть их.

Намереваясь обеспечить пропуск и купить билет на одно из судов, отправляющихся в Рим, я направился в Барселону; но когда я прибыл туда, чиновники не захотели дать мне заграничный паспорт, поэтому мне пришлось вернуться назад. После этого я отправился в Олот, где жил мой брат Хозе и где у него была мануфактура. Оттуда я перебрался в Триа де Перафита, где я знал одного ораторианца, отца Матаверу, священника, обладавшего большим духовным опытом. Я поведал ему о своем желании стать миссионером, о том, что мною уже было предпринято для осуществления этой цели, и о многих трудностях, с которыми мне пришлось встретиться в попытке претворить в жизнь мое намерение. Добрый священник выслушал меня с величайшим терпением и любовью и, ободрив меня, посоветовал мне продолжать прикладывать усилия к осуществлению моего миссионерского призвания. Его благословение укрепило меня, и я продолжил мое путешествие. Получив необходимый пропуск для внутреннего передвижения, я направился через Кастелляр де Нук, Тозас и Фонт дель Пикасо к Аузейе - городку, который находился уже на французской территории.

Маршрут, который я избрал, лежал через Кастелляр де Нук, Тозас, Пуэрто, Фонт дел Пикасо, Аузейю, Аулету, Прадес, Перпинан, Нарбону, Монпелляр, Ним и Марсель, где я сел на корабль “Танкред”. С этого корабля я сошел на берег в Чивитавеччиа и наконец прибыл в Рим.

Я теперь изложу главные события этого путешествия. Покинов Олот рано утром, я шел весь день, пока к вечеру не достиг прихода Кастелляр де Нук. Приходской священник принял меня с радушием, о чем я прошу Бога возблагодарить его. Я прочел свои молитвы и отправился спать, ибо я очень устал из-за того, что весь день шел пешком, иногда через места, которые были дикими и пустынными. На следующее утро я встал рано, отслужил мессу и отправился в Тозас, где до меня дошли слухи о грабителях в районе Пуэрто. После некоторых колебаний, я решил подождать, пока не узнаю об уходе грабителей из окрестностей. Я начал взбираться на гору Пуэрто, и не успел я достичь вершины холма, находящегося уже на окраине города Фонт дел Пикасо, когда человек выскочил передо мной на дорогу, наставил на меня пистолет и закричал: “Стой!” Он подошел поближе, стал рядом со мной и приказал мне идти вместе с ним к главарю банды, под началом которого находилось около дюжины вооруженных людей.

Главарь задал мне несколько различных вопросов, на которые я дал полные и удовлетворительные ответы. Прежде всего он спросил меня, имею ли я пропуск, и, ответив утвердительно, я предъявил ему мой пропуск, который он, проверив, вернул мне обратно. Второй вопрос был, почему я не пошел по дороге, ведущей в Пигсерду? Я ответил, что мне было все равно, каким путем идти, потому что тот, у кого есть необходимые документы, может воспользоваться тем маршрутом, какой ему больше нравится. Я очень хорошо сознавал, что я смущал их.

В то время как происходил этот допрос, я обратил внимание, что значительное число задержанных лиц готовились вынужденно отправляться по данному сигналу, пока вооруженные бандиты беседовали со мной. Главарь сказал мне в конце концов, что они вынуждены будут доставить меня в Пигсерду для беседы с губернатором. Я ответил, что мне нечего бояться губернатора, и что они скорее должны бояться его, потому что задержали путешественника, у которого все документы оказались в порядке. Заполнив протокол, вся компания отправилась в Пигсерду быстрым маршем, а я медленно поплелся сзади. Заметив, что они как будто забыли обо мне, я пришел к следующему умозаключению: “Если бы они хотели взять меня с собой, они поместили бы меня в толпе других; но раз они позволили тебе отстать, значит, ты можешь идти своей дорогой”. Поэтому, не говоря никому ни слова, я повернулся и пошел по направлению к французской границе. Тотчас же тот же самый человек, который взял меня в плен, возвратился, и, увидев, что я удаляюсь в противоположном направлении, побежал за мной, по пути окликая меня. Когда он догнал меня, он пробормотал шепотом: “Никому ни слова о том, что было”, - на что я ответил: “Счастливого пути всем вам”.

О как я должен быть благодарен Богу, который освободил меня и тех бедных пленников! К вящей славе Божией я должен сказать, что за несколько дней до отправления в путь я договорился с одним молодым, только что рукоположенным священником, что мы вдвоем отправимся в Рим; но когда настал день отправления, этот молодой священник не явился, но послал мне уведомление, что он не сможет сопровождать меня. Поэтому, повинуясь обстоятельствам, я отправился в путь один, а приключения, случившиеся со мной на пути, я только что описал. Вышеупомянутый молодой священник отправился в путь спустя несколько дней, и проходя то же место, где я был захвачен вооруженными людьми, попал в плен к тем же самым грабителям, которые отняли у него все деньги и, чтобы обыскать его более тщательно, заставили его снять с себя всю одежду, вплоть до сорочки, как он сам поведал мне в порту города Марселя. Как много я должен вознести благодарственных молитв Богу! Буди благословен, о мой небесный Отец, за великое провидение и заботу, которую Ты проявляешь ко мне во все времена во всех обстояниях!

Когда я достиг конечного пункта моего пешего пути и пришел в Марсель, какой-то мужчина подошел ко мне на улице и пригласил меня в дом, где я оставался в течение пяти дней, которые я должен был провести в Марселе в ожидании отправления очередного судна. На следующий день после моего прибытия в Марсель я отправился в испанское консульство, чтобы получить визу. Поскольку я не знал, где находится консульство, я спросил об этом у первого встретившегося мне человека. Господин, к которому я обратился с вопросом, не только указал мне название нужной мне улицы, но и вызвался сопроводить меня туда, ибо увидел, что я один и незнаком с городом. Он сам поговорил о моем деле с консулом, и получив для меня необходимую мне визу, проводил меня домой.

Каждое утро в течение пяти дней моего временного пребывания в Марселе тот же самый господин ежедневно заходил за мной и брал меня с собой в город для посещения церквей, кладбищ и других религиозных достопримечательностей города. Я заметил, что он никогда не говорил ни о других зданиях, ни вообще о мирских делах. Наконец, пришло время моего отбытия. Я должен был отправиться в порт в час дня. Незадолго до этого времени пришел мой пожелавший остаться неизвестным друг, взял мой небольшой узел с моими личными вещами и во что бы то ни стало решил нести его. Так мы вдвоем отправились к причалу, где мы распрощались на фоне вднеющегося вдали корабля. Как было замечательно, что в течение этих пяти дней этот человек был так любезен по отношению ко мне, так добр, внимателен, дружелюбен и так поглощен желанием услужить мне, что мне казалось, будто его господин послал его, чтобы служить мне с максимально возможным старанием. Он казался более ангелом, нежели человеком, ибо он был так скромен, так радостен и одновременно серьезен, так благочестив и набожен, что все время показывал мне церкви и ни разу не предлагал мне посетить кафе или тому подобные места. Я никогда не видел его вкушающим пищу, потому что в обеденные часы он отправлялся домой и оставлял меня одного, затем вскоре возвращался, чтобы снова помогать мне.

Глава 3

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ

В тот же самый день, когда Господь и Пресвятая Дева избавили меня от рук грабителей, я вошел в первый на моем пути французский город, Аузейю, где меня встретили с добротой и гостеприимством. Поскольку я имел испанский паспорт, чиновники задержали меня и выдали мне паспорт для путешествий заграницей, который я использовал во все время моего путешествия через Францию. Я проходил мимо города, называвшегося Аулета, жители которого просили меня остаться, но тщетно, ибо я желал поскорее достичь Рима. Из Аулеты я отправился в Прадес, где также нашлись люди, встретившие меня с удивительным радушием. Из Прадеса я отправился в Перпинан, где я обменял свой паспорт на новый, который был мне необходим для продолжения путешествия в Рим. В Перпинане я был гостеприимно встречен добрыми людьми, видевшими меня в первый раз в жизни. Продолжая свой путь, я миновал Ним и другие города, и везде, хотя путешествовал один и без рекомендации, находил незнакомых людей, которые как будто специально ждали меня, чтобы оказать мне гостеприимство.

Да будет благословенно провидение Божие, заботящееся о всяком творении, и да будет благословен Господь за то, что Он хранил меня!

Глава 4

СОБЫТИЯ НА БОРТУ

В час дня я взошел на борт судна, заранее прочитав мои вечерние молитвы, чтобы не подвергнуться риску молиться плохо из-за качки, которая обыкновенно возникает на корабле, когда он отходит от берега, а также на тот случай, если у меня будет морская болезнь и я не смогу молиться. Когда я оказался на лодке, отвозившей пассажиров на корабль, в ней находилось много людей разных национальностей, и я услышал, что некоторые говорили по-испански, и это доставило мне большую радость. “Вы испанцы?” - спросил я их. Они ответили утвердительно и объяснили, что они - бенедиктинские монахи, вынужденные покинуть Наварру из-за генерала Марото, и что они направляются в Рим. Несчастья и трудности, которые они претерпели, и та нищета, в которой они теперь оказались, были воистину страницами печальной истории, которую они мне поведали. Мне сообщили, что на борту был еще один испанец, житель Каталонии, который подвергся жестокому ограблению при переходе границы. Оказалось, что это был не кто иной, как тот молодой священник, который должен был отправиться в Рим вместе со мною, но не смог! Я увидел его в этом бедственном состоянии, и мое сердце исполнилось сострадания к нему. Утешая его, как мог, я провел весь вечер и часть ночи в беседах с ним.

Поскольку мое путешествие в Рим было предпринято мною не для развлечения, но для того, чтобы потрудиться и пострадать за Иисуса Христа, я посчитал нужным найти самое неудобное и самое дешевое место, где у меня было бы больше возможностей пострадать. Имея это в виду, я купил билет, который дозволял мне лишь пребывание на палубе, и я предпочел занять то место на палубе, которое показалось мне менее удобным. Прочитав молитвы по бревиарию и совершив другие благочестивые практики, я занялся поиском местечка, где я мог бы немного отдохнуть. Единственное место, которое мне удалось найти, была связка канатов, поэтому я сел прямо на эту связку и прислонил голову к пушке, которая выступала из одной из амбразур корабля.

Пребывая в этом положении, я размышлял о том, как отдыхал Иисус Христос, когда находился в лодке вместе со Своими учениками. Это размышление было столь подобающим для данных обстоятельств, что наш Господь пожелал, чтобы оно было сопоставлено с Его плаванием в лодке в бурю, во время которого Он спал, а ученики изнемогали от страха. Ибо в то время как я отдыхал, лежа на канатах, начался такой ужасный шторм, что вода проникла во внутреннюю часть судна. Не покидая моего места на связке канатов, я укрылся с головой моим плащом и, прижимая к себе узелок с провизией и шляпу, улегся отдыхать, склонив голову чуть-чуть вперед, чтобы спастись от воды, которая попадала на палубу благодаря волнам, бившим о борт корабля. Поэтому, когда я слышал шум от надвигающейся волны, я всегда наклонял голову вперед, туловище немного отклонял назад, и таким образом вода проходила мимо меня.

Всю ночь я провел таким образом, пока к утру шторм не утих. Если до этого я пропитался морской водой, то затем меня намочил небольшой дождик. Весь мой багаж состоял из рубашки, пары носков, носового платка, бритвы, расчески, нескольких томов бревиария и Библии в портативном издании. Все это было мною завернуто в большой платок. Более того, поскольку никакой еды не давали на борту судна тем, кто путешествовал третьим классом, каждый должен был запастись провизией на все время плавания. Я знал об этом еще до отплытия и поэтому еще в Марселе запасся продовольствием, которое состояло из куска хлеба, весом около фунта, и куска сыра. Это было все, что я имел, и этого должно было хватить мне на пять дней плавания из Марселя в Чивитавеччиа. Шторм продолжался так долго и был таким жестоким, что пассажиры, находившиеся на палубе, изрядно промокли. Мое пальто пропиталось водой, а хлеб был влажный и соленый от морской воды, но в любом случае я должен был есть его, и я ел его с удовольствием, ибо был очень голоден.

На следующий день, после того как шторм прекратился и дождь кончился, я достал мой бревиарий и стал читать молитвы. Не успел я закончить молиться, как ко мне подошел интеллигентного вида англичанин и сказал мне, что он является католиком. Он сказал также, что испытывает симпатию к католическим священникам. Поговорив со мной несколько минут, он пошел в свою каюту, откуда вновь появился спустя некоторое время, неся в моем направлении поднос, на котором лежало несколько золотых монет. Видя его идущим с этим подносом в моем направлении, я спросил себя: “Что мне делать? Брать мне эти деньги, или нет? Тебе самому они не нужны, но те несчастные испанские бенедиктинцы наверняка нуждаются в деньгах, поэтому тебе лучше будет взять деньги и распределить между ними”.

Претворяя мои мысли в действия, я взял предложенные деньги с выражением искренней благодарности и разделил монеты среди бедных монахов, которые, получив их, немедленно отправились в судовой ларек, где купили необходимые им продукты. Другие путешественники также давали мне деньги. С благодарностью я принимал их и отдавал все моим бедным соотечественникам, не присвоив себе ни одной монетки, хотя их и жертвовали мне. Я не взял ни грамма той пищи, которую купили на эти деньги, но довольствовался своим хлебом, все еще влажным от морской воды. Англичанин знал, что мои испанские друзья ели пищу, купленную на деньги, которые он мне дал. Он отметил также, что я не притронулся ни к деньгам, ни к пище, купленной на эти деньги. Это произвело на него такое благоприятное впечатление, что он пришел сообщить мне, что сойдет на берег в Лиорно, а затем отправится в Рим наземным путем. Одновременно он написал на бумаге свое имя и адрес дома, где он предполагал остановиться, приглашая меня навестить его в Риме и убеждая меня, что он даст мне все необходимое.

Этот опыт утвердил меня в моем убеждении, которое я всегда разделял: лучший и наиболее эффективный путь наставлять и вести за собой людей - это путь примера, примера бедности, щедрости, воздержания от пищи, умерщвления и самоотречения. Вышеупомянутый англичанин был окружен всевозможной роскошью, имея на борту даже свой экипаж, своих слуг, птиц и собак. Из всего этого можно было бы умозаключить, что моя внешность могла возбудить в нем какие угодно чувства, но только не уважение. И все же, увидев священника, бедного, отказавшегося от мирских вещей и умерщвленного, он был так глубоко тронут, что не знал, как выразить свою симпатию. Но он был не одинок в проявлении этих чувств, ибо все прочие пассажиры - а их было очень много - являли мне уважение и почтение. Быть может, если бы они видели меня сидящим за столом с ними вместе с ними и вкушающим обильную и вкусную пищу, они критиковали бы и презирали меня, как я видел это по отношению к другим священникам. Поэтому добродетель так необходима священнику, что даже дурные люди ожидают от священников доброты.

Мы приехали в Чивитавеччиа после пяти дней плавания и отправились в направлении к Риму, куда мы прибыли вскоре без происшествий, по благости и милосердию Божию. Как благ ты, о мой Отец! Как я желал бы всегда служить Тебе с максимальной верностью и любовью. Дай мне благодать во всякое время знать, что благоугодно Тебе и силы, чтобы исполнять это. О мой Господь и мой Отец, я не желаю ничего, кроме как знать Твою всесвятую волю и творить ее. Я не желаю ничего, кроме как любить Тебя всем моим сердцем и служить Тебе с величайшим тщанием. Моя Матерь Мария, Матерь честной любви, помоги мне!

Глава 5

В НОВИЦИАТЕ У ИЕЗУИТОВ

Пробило десять часов, когда мы прибыли в Рим. Монахи отправились в один из монастырей своего ордена, поэтому мы расстались. Мой приятель из Каталонии и я пошли в ближайший монастырь, чтобы спросить, где мы можем найти какого-нибудь каталонского священника. Мы подошли ко входу в монастырь Транспонтина, где жили монахи-кармелиты, и спросили брата-привратника, есть ли в монастыре какие-нибудь братья из Испании. Тот ответил, что отец-настоятель, брат Комас, испанец, а точнее, каталонец. Мы вошли в его комнату, где он принял нас с похвальным гостеприимством, и на наш вопрос, где мы можем найти священников из Каталонии, ответил, что мы можем найти их в монастыре св. Василия. Брат Комас соблаговолил лично сопроводить нас до монастыря св. Василия, несмотря на расстояние в час пути от Транспортины до монастыря.

Каталонские священники приняли нас с искренней любовью, несмотря на то, что они никогда не знали и не видели нас до этого. С самого начала я решил следовать тому жизненному плану, который я наметил для себя еще до отправления в Рим. Единственное, что я привез с собой - это было рекомендательное письмо от его преосвященства епископа Вилардела, каталонца, который недавно был назначен епископом Либано. Епископ куда-то уехал, как раз когда я прибыл в Рим. Конечно, стоило мне узнать об этом, как я направился к его высокопреосященству кардиналу из конгрегации пропаганды веры, но выяснилось, что он тоже отправился за город на весь октябрь. Я решил, что такова воля провидения, поскольку у меня теперь было время совершить духовные упражнения, которые я по обычаю производил ежегодно, с тех пор как я поступил в семинарию, но которые в тот год, из-за поездки в Рим, я не успел провести.

С намерением совершить реколлекции, я отправился к священнику из Общества Иисуса, который проживал в одном из домов, принадлежавших Обществу. Он приветствовал мое желание совершить реколлекции, дав мне при этом экземпляр “Духовных упражнений” св. Игнатия Лойолы; введя меня после этого в курс дела, он велел начать мне реколлекции самому. В течение всех этих реколлекций этот отец-иезуит руководил мною и выслушивал предоставляемый мною отчет о состоянии моей души. По мере того как шли дни и реколлекции подходили к концу, он сказал мне: “Ввиду того, что наш Господь призывает вас стать миссионером, вам лучше было бы вступить в Общество Иисуса, потому что тогда вы были бы посланы в сопровождении другого миссионера, и вам не пришлось бы отправляться одному, ибо отправиться одному - значит подвергнуть себя многим опасностям”. На это я ответил: “Со своей стороны, я очень хорошо понимаю, что это было бы лучше всего. Но кто я такой, чтобы Общество Иисуса приняло меня в число своих членов?”

У меня был всегда такое возвышенное представление об Обществе Иисуса, что я никогда даже не мечтал, что смогу стать его членом, ибо в моих глазах все отцы-иезуиты были столпы добродетели и знания, в то время как я был пигмеем в этих двух областях, как я честно признался моему временному наставнику-иезуиту. Но этот отец поощрял меня все сильнее, предлагая мне написать письмо с просьбой о принятии в Общество на имя отца- генерала, который жил в том же доме. Я сделал так, как мой наставник сказал мне, и на следующий день после отправления письма отец-генерал пожелал видеть меня. Я отправился в приемную и как раз собирался войти в кабинет отца-генерала, когда из кабинета вышел отец-провинциал и быстро проследовал мимо меня. Я вошел в кабинет отца-генерала и говорил и с ним несколько минут, после чего отец-генерал сказал: “Священник, который выходил, когда Вы входили, это отец-провинциал. Он живет при церкви св. Андрея в Монте Кавалло. Идите к нему и скажите ему, что я послал Вас и что он должен сделать для Вас все возможное, а я в свою очередь одобрю все его действия”. Когда я пришел к отцу-провинциалу, он встретил меня очень радушно. Второго ноября я уже был в новициате, так что я могу сказать, что на следующий день после описанных мною событий я проснулся иезуитом.

Когда я увидел себя облаченным в святое одеяние монахов Общества Иисуса, я буквально не мог поверить своим глазам, ибо это было похоже на сон или фантазию.

Период духовных упражнений увеличил мою ревностность, так что все мои желания были направлены на стяжание совершенства, и поскольку в новициате я видел столько наставительных примеров добродетелей, все привлекало мое внимание. Вся жизнь этого святого дома была для меня источником наслаждения, и дни, проведенные в новициате, прочно запечатлелись в моем сердце. Мне было чему поучиться у каждого из моих собратьев, и воистину, с помощью благодати Божией, я чему-то научился. Как пристыжен я был, когда видел всех прочих спешащими вперед с большой поспешностью по пути добродетели, в то время как я был таким медлительным и отсталым! Но я был еще больше обычного пристыжен и смущен однажды накануне праздника Непорочного Зачатия, когда один из братьев прочел список добрых дел, которые были сделаны в приготовление к этому празднику и из почтения к Пресвятой Матери Божией.

Казалось, что это был обычай, всякий раз, когда приближался праздник нашего Господа, или Пресвятой Богородицы, или какого-нибудь особенного святого, чтобы каждый, с разрешения своего духовного руководителя, принимал намерение практиковать какую-нибудь добродетель, согласно своим наклонностям или особой необходимости для себя. Каждый практиковал соответствующие добродетели и продолжал подвизаться в них, постоянно отмечая, что он делает и как он делает. Когда наступал последний срок перед праздником, перечень дел завершался, оформлялся в виде письма и помещался в почтовый ящик, который находился перед дверью, ведущей в комнату отца-ректора. Затем помощник отца-ректора собирал письма и составлял на их основе полный список добрых дел, напоминавший литанию. Этот список читался вслух в часовне вечером, когда все собирались для молитвы.

Список был озаглавлен следующим образом: “Добродетели, которые отцы и братья сего дома практиковали в честь Пресвятой Девы и в качестве подготовки к празднику Непорочного Зачатия”. Такой-то и такой-то столько-то раз практиковал данную добродетель таким-то и таким-то образом и т.д., пока не прочитывался до конца весь список. Из всех благочестивых практик, которые преобладали в этом святом монастыре именно эту я любил более всего и именно эта приносила более всего пользы для моей души. Поскольку имена тех, кто практиковал добродетели, не упоминались, не было опасности для кого-либо впасть в гордыню. Всем было полезно узнать, какие добрые дела можно делать, чтобы иметь возможность поступать так же в подобных случаях. О, как часто я говорил самому себе: “Как полезна была бы для тебя эта добродетель! Ты должен попытаться приобрести ее на практике”. И поэтому я старался продвигаться вперед с помощью божественной благодати.

Устав Общества Иисуса не предусматривал никаких умерщвлений. Но, пожалуй, ни в одном монашеском ордене не практикуется столь ревностно умерщвление плоти, как в Обществе Иисуса. Некоторые из умерщвлений были внешними, другие - внутренними, но все должны были перед тем, как практиковать эти умерщвления, иметь разрешение своего духовного руководителя. По пятницам и почти всегда также и по субботам все постились. Каждую субботу во время вечерней трапезы всем давали салат и яйца, но никто не прикасался к яйцам. Десерт и лакомства также вкушались крайне редко. Монахи, проживавшие в монастыре, часто не прикасались к некоторым блюдам и чаще всего к тем, которые казались наиболее вкусными. Я замечал, что все ели вообще очень умеренно и что те отцы, которые были толще и крупнее других, ели меньше всех. Духовный руководитель монастыря каждый день, кроме воскресенья, ел один лишь хлеб и пил только воду. Он имел обыкновение вставать на колени перед маленьким столиком в центре столовой и пребывал в таком положении в течение всего обеда или ужина братии. Как мог кто-нибудь при виде этого почтенного человека, стоящего на коленях перед маленьким столом, вкушающего хлеб и пьющего воду, не испытать чувство стыда при мысли о вкусно приготовленных и изысканных кушаньях?

Был также отец, в обязанности которого входило распространять по пятницам, субботам и канунам больших праздников небольшие белые карточки, на которых каждый должен был написать, что он собирается сделать в честь праздника, например, есть, сидя на полу, или поцеловать ноги одного или нескольких братьев, или стоять с распростертыми руками во время молитвы перед едой, или прислуживать за столом, или мыть посуду и т.п.

Все это делалось без нарушения правила молчания. Для этого нужно было пользоваться особым методом. Когда приближалось время практикования вышеуказанных добродетелей, отец-коллектор стучал в каждую дверь и ждал снаружи, пока брат не выйдет и не возьмет у него маленькую карточку. Писать можно было только на одной строчке и написано должно было быть то, что написавший собирался исполнить. Затем карточка возвращалась отцу-коллектору, который обходил таким образом все кельи, покуда все не напишут о своих намерениях. После того как все заполнили и отдали свои карточки, эти карточки передавали отцу-настоятелю, который давал свое благословение некоторым намерениям братьев, но не всем. Наконец, отец-коллектор возвращался к кельям, стучался в двери, открывал их и из коридора кивая или отрицательно покачивая головой сообщал “да” или “нет” тому, что ожидал разрешения на какое-то конкретное умерщвление или проявление смирения.

Конечно, были также другие виды умерщвлений, например, ношение власяницы, маленьких цепей на руках и ногах, бичевание своего тела плеткой, мытье посуды, чистка туалетов и т.д. Однако на все это требовалось разрешение.

Были определенные акты самоотречения, которые можно было практиковать, не испрашивая особого разрешения, или так, что никто даже не знал о них. Я расскажу о некоторых таких случаях в свое время. Я никогда не любил игры, но каждый четверг, когда мы шли на участок для рекреаций, мои начальники заставляли меня играть. Как то раз я простодушно попросил отца-ректора, чтобы он позволил мне остаться дома, чтобы посвятить время занятиям и молитве, а не игре, но он ясно приказал мне: “... играть и играть хорошо”. Стремясь исполнить послушание, я старался играть так хорошо, что побеждал во всех играх.

Однажды я увидел, что священник нашей общины по праздникам совершает мессу очень поздно. Я знал, что необходимость оставаться без завтрака столь длительное время, вероятно, причиняла ему немало неудобств, хотя он ни на что не жаловался. Охваченный состраданием к нему, я попросил разрешения у отца-настоятеля, если будет на то его воля, самому совершать мессу в этот поздний час, ибо пост не стоил мне больших неудобств, дабы тот священник мог совершать мессу в часы, отведенные мне, что было не так поздно. Отец-настоятель сказал, что он рассмотрит этот вопрос позднее. В результате мне было поручено служить мессу в еще более ранние часы, чем прежде.

Я уже упомянул, что когда я отправился в Рим, я взял с собой только мой бревиарий и небольшого формата Библию, чтобы читать ее ежедневно, ибо всегда во время путешествий я любил читать Библию. Когда я поступил в новициат, я жил в комнате, где имелись все необходимые мне книги, т.е. все, кроме Библии, которой я так дорожил. Случайно, как мне казалось, когда у меня забрали мою старую одежду, вместе с ней унесли и мою Библию. Я попросил вернуть ее мне, но услышал в ответ лишь: “Ладно”. Я никогда не видел больше своей Библии до того дня, когда я вынужден был покинуть Общество Иисуса из-за болезни. Только тогда мне вернули мою Библию.

Бог дал мне особую милость, направив меня в Рим и приведя меня, хотя и на короткое время, в сообщество столь добродетельных отцов и братьев. Дай Бог, чтобы я извлек пользу из этого! Если это не было полезным для меня лично, все же это хорошо послужило во благо моих ближних. Там я научился, освоив метод духовных упражнений св. Игнатия Лойолы, как с большой пользой для души ближнего проповедовать, катехизировать и принимать исповеди. Я также научился другим вещам, которые мне впоследствии очень пригодились.

О мой Боже, как благ и милостив Ты был ко мне! Сделай так, чтобы я любил Тебя и служил Тебе с большой ревностностью, и помог мне привести все творения к тому, чтобы они любили Тебя и служили Тебе. О все творения, любите Бога и служите Ему. Вкусите и увидите на своем собственном опыте, как сладостно любить Бога и служить Ему. О мой Бог, мое единственное Благо!

Глава 6

МОЛИТВЫ В НОВИЦИАТЕ

Во время рекреаций темами разговора были добродетели, почитание Марии и как приобрести души для Царствия Небесного. Таким образом, ревность о вящей славе Божией и о спасении душ всецело поглощала меня.

Я принес всего себя в жертву Богу и постоянно думал только о том, что я должен сделать для блага ближнего; и поскольку время работы для спасения душ в мире еще не пришло, я посвящал время молитве, причем некоторые из молитв я составил сам, например, такие:

“О Пресвятая Дева Мария, зачатая без скверны первородного греха, Дева и Матерь Сына Бога Живого, Царица неба и земли! Поскольку Ты Мать любви и милосердия, соблаговоли обратить нежные и сострадательные очи Твои на сего бедного грешника, томящегося в изгнании в сей юдоли слез, печали и несчастий, который, как бы ни был он несчастен, все же имеет невыразимое счастье быть Твоим сыном. О, с каким великим упованием я уповаю на Тебя, веруя, что Ты даруешь мне постоянство в святом служении Тебе и в благодати Божией до смерти! Я умоляю Тебя, о Матерь моя, разрушь во означенное время все ереси, пожирающие стадо Твоего Пресвятого Сына. Помни, о возлюбленнейшая Дева, что Ты имеешь власть сокрушить их все. Поэтому сотвори сие по милосердию Твоего сердца, из великой любви, которую Ты имеешь к Сыну Твоему Иисусу Христу. О, воззри на все эти души, искупленные бесконечной ценой Крови Иисуса и тем не менее возвращающиеся под иго дьявола, ибо они пренебрегли Твоим Сыном. О Матерь моя, что нужно для этого? Быть может, Ты желаешь использовать орудие для исправления столь великого зла? Вот, Ты имеешь одно из таких орудий, которое, сознавая свою грубость и нищету, все же считает себя полезным для Твоих целей, так чтобы Твое могущество могло воссиять более ярко и чтобы все ясно увидели, что это Твое дело, а не мое. И тогда, о нежная Матерь, не дай мне терять времени; вот, я готов исполнить Твою волю. Располагай мною, как Тебе угодно, ибо Ты хорошо знаешь, что я весь принадлежу Тебе. Я верю, что Ты сделаешь это, ибо вижу Твою великую благость, любовь и милосердие, и я молюсь, чтобы Ты исполнила мою просьбу во имя любви, которую Ты имеешь к Отцу, Сыну и Святому Духу. Аминь”.

“О Непорочная Дева и Матерь Божия, Царица и Госпожа всех милостей, в Твоей любви соблаговоли направить сострадательный взор Твой на этот погибающий мир. Посмотри, как все оставили путь спасения, которому Твой Божественный Сын соизволил научить их. Они забыли Его святые законы и развратились до такой степени, что можно сказать: “Non est qui faciat bonum, non est usque ad unum - Нет делающего добро, даже ни одного”. Святой дар веры угас в них, так что его едва ли можно видеть на лице земли. Увы, когда этот божественный свет более не горит, все превращается в тьму и полный мрак, и люди не знают, что происходит с ними. Толпы устремляются вперед по широкому пути, который ведет их к вечной погибели.

О моя Матерь, может ли быть, чтобы Ты желала, чтобы я, брат этих бедных и несчастных душ, взирал с равнодушием на их полную погибель? О нет! Ни любовь, которую я имею к Богу, ни любовь к ближнему не могут позволить мне быть столь безразличным; ибо как я могу сказать, что имею любовь к Богу, если, видя моего брата в беде, я не помогаю ему? Как я могу иметь любовь, если, видя дорогу, захваченную грабителями и убийцами, которые грабят и убивают всякого прохожего, не предупреждаю всякого, кто идет по этой дороге? Как может быть во мне любовь, если я молчу, когда вижу лютых волков, терзающих овец моего Господина? Как я могу иметь любовь, если я отказываюсь говорить, в то время как люди расхищают сокровища из дома Отца моего, сокровища столь драгоценные, что их цена - Кровь и жизнь Бога, когда злые люди решают поджечь дом и собственность моего любящего Отца?

О Мария, моя Матерь, невозможно мне не говорить, когда совершаются эти вещи. Нет, я никогда не буду молчать, даже если бы меня разрубили бы за это на мелкие кусочки. Я не хочу оставаться спокойным. Я буду говорить, и кричать, и возвышать свой голос к Небу и по всей земле, чтобы столь великое зло было исправлено. Я никогда не буду молчать, и если от длительного крика я охрипну, я подниму мои руки к Небу, мои волосы подымутся дыбом, я буду пинать землю ногами, и все это покроет нехватку слов и слабость моего голоса.

Поэтому, о великая Царица, с этого момента я начну говорить, я начну кричать этим людям. Я теперь прибегаю к Тебе, о Матерь милосердия. Соблаговоли помочь мне в этой великой нужде. Не говори, что это невозможно Тебе, ибо я хорошо знаю, что в том, что касается даров благодати, Ты всемогуща. Соблаговоли подать каждому и всем, я молю Тебя, благодать обращения, потому что без этого мы не можем делать ничего; затем пошли меня, и, с Твоей помощью, они обратятся. Я знаю, что Ты дашь эту благодать тем, кто искренне просит ее, но если люди не просят ее, то потому что не знают о ее необходимости. Так страшно их состояние, что они не знают, что служит им во благо, и именно это побуждает меня испытывать еще больше жалости к их состоянию.

О Мария, как первый и величайший из всех грешников, я прошу Тебя от имени всех, и я предлагаю себя в качестве орудия для всеобщего обращения. И хотя я лишен всех необходимых природных качеств для этой цели, это не имеет значение; пошли меня, ибо таким образом еще яснее будет видно, что благодатью Божией я есмь то, что есмь. Может быть, о Матерь, Ты скажешь мне, что в своем безумии эти бедные грешники, больные душой, не захотят слушать того, кто желал бы исцелить их; ладно, пусть они презирают меня и преследуют меня даже до смерти. Это не важно, все равно пошли меня, ибо я желаю быть отлученным ради братьев моих. Или опять же, Ты можешь сказать мне, что я не смогу перетерпеть многочисленные испытания: холод, зной, дождь, наготу, голод, жажду и т.д. Нет сомнения, что если я буду надеяться только на себя, то меня не надолго хватит, но уповая на Тебя, я говорю: Все могу в укрепляющей меня.

О моя Матерь Мария, моя надежда, утешение моей души и предмет моей любви, помни о многих милостях, которые я испрашивал у Тебя, и все они были дарованы мне. Может ли быть, чтобы ныне я нашел этот вечный источник благодати иссохшим? Нет, это никто никогда не слыхал, и никогда не услышит, чтобы кто-либо из чтущих Тебя был бы отвергнут. Ты знаешь, что все, о чем я прошу, ведет к большей славе Божией и Твоей, а также ко благу душ. Поэтому я надеюсь на исполнение своих желаний и я знаю, что они будут исполнены. Поэтому, чтобы подвигнуть Тебя к тому, чтобы Ты быстрее ответила на мои просьбы, мне не надо напоминать Тебе о каких-то моих заслугах, ибо у меня нет ничего, кроме недостатков. О Мария, поскольку Ты Дочь Вечного Отца, Матерь Единородного Его Сына и Невеста Святого Духа, подобает, чтобы Ты ревновала о славе Пресвятой Троицы, коей живым образом является всякая человеческая душа - и более того, этот образ омыт Кровью Богочеловека.

Поскольку Ты и Твой Сын Иисус столько сделали для душ, о Мария, неужели Ты теперь покинешь их? Истинно, что эту покинутость люди заслужили, но я прошу Тебя, ради Твоей любви к людям не покидать их. Я прошу Тебя об этом во имя всего святого на небе и на земле. Я прошу Тебя об этом во имя Того, Которого я, хотя и недостойный, принимаю в моем доме каждый день, во имя Того, с Кем я говорю как с моим лучшим Другом, во имя Того, Кому я повелеваю и Он подчиняется, сходя с Неба при звуке моего голоса. Он Тот, Кто сохранил Тебя от первородного греха, Кто стал человеком в Твоем чреве, Кто увенчал Тебя небесной славой и соделал Тебя Посредницей для всех бедных грешников. И Он Тот, Кто, хотя и является Богом, слышит меня и повинуется мне каждый день. Поэтому, о моя Матерь, услышь меня хотя бы в этот раз и дай мне милость, которую я испрашиваю у Тебя. Я верю, что Ты сделаешь это для меня, ибо Ты моя Матерь, мое утешение, мой покой, моя сила, и, после Иисуса, Ты все для меня. Да здравствуют Иисус и Мария! Аминь.

Восклицание: “О Иисус и Мария, любовь, которую я испытываю к Вам, побуждает меня желать смерти, чтобы соединиться с Вами на небесах. Но моя любовь так велика, что побуждает меня просить Вас о долгой жизни, чтобы завоевать души для Царства Небесного. О Любовь, о Любовь, о Любовь!”

Как я упомянул ранее, я составил эти две молитвы, находясь в Риме в новициате. Отец-наставник прочел их и они понравились ему. Пусть все послужит для славы Божией и для спасения душ.

Глава 7

Я ПОКИДАЮ РИМ И ВОЗВРАЩАЮСЬ В ИСПАНИЮ

В то время как я был в новициате в Риме, я воистину был очень счастлив, всегда был занят катехизацией, проповедью и принятием исповедей. Более того, мы имели обыкновение каждую пятницу посещать госпиталь св. Иакова, чтобы принимать исповеди у больных, и каждую субботу мы проповедовали заключенным в тюрьме. Я вступил в новициат 2 ноября 1939 года, в день поминовения всех усопших. 2 февраля 1840 года, в праздник Сретения Господня, т.е. спустя четыре месяца после моего вступления, мы начали духовные упражнения св. Игнатия Лойолы, которые должны были продолжаться месяц. Я начал эти духовные упражнения с искренним воодушевлением и сильным желанием получить от них большую пользу для души.

В этом духе я продолжал реколлекции, будучи счастлив, что получил еще одну возможность для духовного роста, как в один из дней я вдруг ощутил боль в моей правой ноге, настолько сильную, что я даже не мог ходить. Я вынужден был отправиться в изолятор, где я получил лечение, которое существенным образом, но не полностью, ослабило боль. Все боялись, что я на всю жизнь останусь калекой. Отец ректор, который пришел навестить меня, заметил: “То, что случилось с тобой, необычно, учитывая то, каким довольным, счастливым и здоровым ты всегда был, и теперь именно в эти дни такое с тобой происходит. Это заставляет меня думать о том, что Господь имеет другие планы относительно тебя. Теперь, если с тобой все в порядке, давай посоветуемся с отцом-генералом, ибо он хороший священник и человек Божий”. Послушав совета, я приготовился к встрече с отцом-генералом. Отец-генерал выслушал меня очень внимательно, и после того как я до конца описал ему все, что со мной произошло, он сказал, нимало не колеблясь: “Воля Божия в том, чтобы ты поскорее, да-да, поскорее отправился домой в Испанию. Не бойся, но имей мужество и будь спокоен”.

Это решение закончило все дело, так что у меня не было другого выбора, кроме как вернуться в Испанию. Cо временем выяснилось, что отец-генерал был вдохновлен свыше, когда произнес эти слова. В письме, которое он отправил мне позднее, было сказано следующее: “Бог привел тебя в наше Общество не для того, чтобы ты оставался в нем, но для того чтобы ты научился, как завоевывать души для Царства Небесного”. В середине марта я покинул Рим и отправился в Каталонию. Отцы-иезуиты посоветовали мне идти в Манресу, а отец Фамин де Алькарас хотел, чтобы я шел в Бергу, где они проповедовали в миссиях; тем не менее, все они предоставляли мне полную свободу идти туда, куда я хотел. Поэтому я отправился в Олост, а оттуда - в Вик, где тамошний епископ повелел мне не идти ни в одно из мест, указанных отцами-иезуитами, но отбыть в Виладро. Перед тем как отправиться в означенное место, 13 мая я получил официальный чин регента. Следует отметить, что в Виладро я полностью исцелился от болей в ноге.

Приход Вилардо обслуживал старый и немощный священник вместе со своим викарием. Все хозяйственные дела находились в ведении приходского священника, в то время как я, будучи приписан к приходу, получал лишь то, что мне было необходимо для жизни. Это предоставляло мне свободу посвятить себя духовной стороне служения, но даже в этом меня, когда я отсутствовал, мог заменить викарий. Таким образом, все складывалось наилучшим образом для моей миссионерской деятельности, которую я с нетерпением желал поскорее начать.

Как удивительно провидение Божие, которое не допустило, чтобы я отправился в Бергу, где моя жизнь находилась бы в опасности, ибо в то время там были у власти роялисты. Буди благословенно имя Твое, о Боже, ибо Ты все устроил для Твоей славы и спасения душ!

Глава 8

НАЧАЛО РАБОТЫ В МИССИЯХ

После того как я устроился в приходе Виладро в качестве регента, моей первой обязанностью было наилучшим образом позаботиться о духовном состоянии вверенных мне душ. По воскресеньям и праздникам я проповедовал на евангельские сюжеты во время утренней мессы, а во второй половине дня я преподавал катехизис детям и взрослым, а также ежедневно посещал больных. Виладро в то время не был укрепленным городом и поэтому им по очереди владели сторонники разных партий. Поскольку врачи, как правило, являются заметными персонами в каждом городке, то они подвергались притеснением каждой из партий. Им это вскоре надоело и они покинули город, так что в нем не осталось ни одного врача. Что еще мне оставалось делать, кроме как стать врачом, лечащим одновременно и от телесных, и от духовных недугов, ибо я обладал определенным знанием медицины, которое я приобрел благодаря чтению книг по данной теме. Когда я встречался со сложным случаем, я искал помощи в своих книгах, и наш Господь так благословил те лекарства, которые я прописывал, что из всех опекаемых мною больных ни один не умер. Вследствие чего молва обо мне как о целителе стала распространяться в округе и ко мне стали приходить больные из разных отдаленных мест.

15 августа 1840 года я начал миссию в приходе Виладро, в время которой я проповедовал в течение девяти дней в честь Успения Пресвятой Девы Марии. После этого я начал другую миссию в приходе Эспинельвас, в часе пути от Виладро. Затем я перешел в приход Сева, который был более многочисленным. Все жители пришли на миссию, многие обратились и покаялись на исповеди в своих грехах. Именно здесь я сделался более известным людям в качестве миссионера. В ноябре, в церкви Игуальды и св. Коломы де Караль, я проповедовал в течение девяти дней, причем прихожане слушали мои проповеди с глубоким вниманием. Так я оставался в Виладро в течение восьми месяцев, отправляясь на проповедь в окрестные приходы и возвращаясь домой. Но было невозможно продолжать действовать таким образом, ибо, как я уже сказал, пока я оставался в городке Виладро, я каждый день навещал больных, пока они не поправлялись полностью. Из них умирали только те, которые заболевали, пока я проповедовал на миссиях в окрестных приходах, так что по моем возвращении родители и друзья умерших со слезами приходили ко мне и говорили, как некогда Марфа и Мария говорили Иисусу: “Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой”. Но в отличие от Иисуса, я не мог воскрешать умерших.

Меня до глубины души трогали слезы людей и их убедительные просьбы ко мне не покидать приход для проповеди в миссиях. Все это побудило меня испросить позволения у епископа уйти с поста регента, чтобы я мог освободиться от пастырской работы и проповедовать в миссиях там, куда он меня соизволит послать. Таким образом вышло, что я покинул Виладро к глубокой скорби и сожалению народа; причиной же нежелания паствы расставаться со мной были многочисленные исцеления, которые Господь совершил в них через меня, ибо я хорошо сознавал, что эти выздоровления не могли быть объяснены чисто естественными причинами. Да будет известно, что я никогда не исцелял людей за деньги или за какие-нибудь другие подношения, ибо я вообще никогда не брал с людей денег. Я лечил людей по необходимости и из любви.

В летнее время бывало много больных детей, которые выздоравливали после первого же употребления лекарства, которое я им прописывал. Однажды утром я посетил молодого человека 20 лет. Он потерял всякую чувствительность и был на грани смерти, когда я пришел к нему. Я применил простое средство, и в течение двух дней он выздоровел.

В одном из пригородов Виладро жила замужняя женщина, страдавшая от ревматических болей, и страдание ее было так сильно, что все тело ее искривилось, так что она в конце концов как бы сжалась в комок. Несмотря на это жалостное состояние, она зачала и вынашивала ребенка в течение девяти месяцев. Тем временем я проповедовал в приходе Севы, а друзья этой несчастной женщины, зная день моего отъезда на миссию и моего возвращения в Виладро, пришли встретиться со мной. Они передали мне, что эта женщина-инвалид страдает от родовых мук и нет надежды спасти ее жизнь. Приходской священник преподал ей таинства исповеди, последнего причастия и соборования, и теперь оставалось только ждать смерти. В этот скорбный час все друзья больной женщины и даже она сама желали меня видеть.

Услышав это, я отправился к ее дому, чтобы увидеть ее, даже не заходя в приходской домик. Я сразу определил, что она находится в критическом состоянии и понял, какого рода средство может помочь ей, но я сообщил ее мужу, что мы не должны применять это средство немедленно, потому что совершенно необходимо было послать за доктором в город Тарадель. Эти добрые люди немедленно отправились в путь с письмом, которое я дал им и в котором содержалось описание характера болезни, но когда доктор прочел письмо и убедился в безнадежности случая, он извинился и сказал, что не сможет приехать. После того как родственники больной вернулись назад и сообщили об отказе доктора, я принялся за дело самостоятельно, приказав находящимся в доме пойти и собрать определенные травы, вскипятить их в воде и заставить больную глубоко вдыхать в себя пар, идущий от кипящих трав. В результате она благополучно разрешилась от бремени и при этом избавилась от ревматизма. Ее здоровье поправилось настолько, что через несколько дней она сама пришла на мессу.

Молодой человек 17 лет, совершенный инвалид, также исцелился. До этого его ничем не лечили, так как считали это пустой тратой времени. Однажды я проходил по улице, где он жил, увидел его у двери его дома и спросил его мать, как долго ее сын находится в таком состоянии. Она ответила, дав мне все необходимые сведения, после чего я посоветовал ей следовать определенным предписаниям. Спустя несколько дней я увидел молодого человека совершенно исцелившимся и прислуживавшим в церкви во время мессы.

В городе и в его окрестностях много молодых людей в возрасте от 15 до 19 лет страдали от некоей болезни, которой они заболевали из-за того, что носили слишком большие тяжести или оттого, что месили хлеб, таскали воду и дрова или делали какую-нибудь другую работу сверх сил. Боли, причиняемые этой болезнью, были очень острыми. Естественно, что те, кто страдает, пытаются найти исцеление, и когда видят, что врачи не могут им помочь, обращаются к шарлатанам, которые обманывают их, обещая исцеление, но в действительности никакого исцеления не дают. Эти мошенники вымогают у своих клиентов значительные суммы денег и прибегают к явно недостойным методам лечения.

Зная все эти обстоятельства, я препоручил дело Господу Богу, и вскоре мне пришло в голову, как лечить эту болезнь. Метод лечения состоял в использовании пластыря, причем пациенты должны были в течение нескольких дней соблюдать полный покой. С помощью этого средства все без исключения исцелились. Однако я должен был сохранять благоразумие в этом деле, ибо все знали о том, что ранее такие недуги лечили недостойными методами. Чтобы избежать подозрений в том, что я тоже использовал подобные методы, я составил специальный план действий. В этом же городе жила старая добродетельная вдова, коей сотрудничество я испросил в следующих словах: Когда придет какая-нибудь девушка, больная этой болезнью, в сопровождении своей матери, ты должна будешь прилепить пластырь таким-то и таким-то образом и т.п. И таким образом, когда девушки со своими матерями приходили ко мне за лечением, я отсылал их к той старой вдове; она прикладывала пластырь, который всех их исцелял. Таким образом мне удалось избежать всех трудностей и опасностей.

Какое зрелище представлял наш город! Он был истощаем армиями, участвовавшими в гражданской войне; по крайней мере три раза он подвергался полному разграблению; то одна, то другая армия брала его приступом; он был поражаем огнем и смертью; все это сопровождалось ужасами, которые вызывали скорбь и отвращение у многих людей, в особенности женщин, у которых из-за этих многочисленных страданий развивалась истерия. Они приходили ко мне со своими бедами, крестами и болезнями, и я давал им только обычное растительное масло и некоторые другие снадобья, которые я велел им кипятить в масле. Из этого они приготавливали определенную смесь, которая исцеляла всех, кто пользовался ею.

Во время моего пребывания в Виладро все больные города и многие из других мест приходили ко мне со своими телесными недугами и исцелялись. По мере того как слава целителя, которую я приобрел, распространялась повсюду, меня буквально осаждали больные в тех городах, которые я посещал. Эти люди страдали столь различными недугами и число их было столь велико, что, будучи занят проповедью и выслушиванием исповедей, я находил неудобным предписывать физические лекарства. Тогда я говорил им, что препоручу исцеление их от болезней Всемогущему Богу, а тем временем я благословлял их знамением креста, произнося следующие слова: Super aegros manus imponent, et bene habebunt, т.е. “Они наложат руки свои на больных, и те исцелятся”. После этого они говорили, что почувствовали себя здоровыми.

По-моему, они исцелялись от своих болезней благодаря своей вере и упованию. Господь Бог наш вознаграждал их веру душевным и телесным здоровьем, потому что я призывал их с сокрушением исповедовать все свои грехи, что они и делали. Более того, наш Господь делал это не по моим заслугам, ибо у меня их не было, но для того чтобы явить важность проповеди слова Божия, ибо в течение длительного времени они не слышали ничего, кроме богохульств, злобы и ересей. Поэтому наш Господь уловлял их сердца этими телесными исцелениями. И действительно толпились и слушали Слово Божие с большим энтузиазмом и исповедовались за всю свою жизнь либо в том же городе, где я произносил проповедь, либо в других соседних местах, ибо мне невозможно стало выслушивать исповеди всех тех, которые желали принять таинства.

О мой Боже, как Ты благ. Ты используешь болезни человеческого тела, чтобы исцелить болезни души. Ты используешь меня, бедного грешника, для исцеления душевных и телесных недугов. Как очевидны слова пророка: Domini est salus... Да, Господи, Ты Источник всякого здравия и Ты Тот, Кто дает его.

Глава 9

ОДЕРЖИМЫЕ И СИМУЛЯНТЫ

Был еще один род болезней, который гораздо труднее поддавался лечению и отнимал у меня много времени. Речь идет об исцелении одержимых бесами. В одном из городов, где я проповедовал, родители приводили ко мне многих, страдающих от этого вида немощей, и просили меня отчитывать этих больных. Поскольку благодать священства давала мне такую власть, я соглашался и отчитывал. Впрочем, из тысяч больных, которых мне приходилось отчитывать, я едва ли вспомню хоть одного, который был бы наверняка одержим дьяволом, ибо я знал, что их болезненное состояние объяснялось другими причинами, отчасти физическими, отчасти нравственными, о которых здесь неуместно говорить подробнее.

C одной стороны, я видел, что многие из этих людей не были одержимыми, но с другой стороны, поскольку эти случаи заставляли меня терять слишком много драгоценного времени, которое мне было необходимо, чтобы выслушивать исповеди тех, кто обратился в результате проповеди, я заключил, что “более необходимо, чтобы они изгнали дьявола из душ, пребывающих в смертном грехе, чем из тел, если в них и есть дьявол”. Я думал, что эта якобы одержимость людей дьяволом может быть обманом Сатаны, поэтому я решил прекратить отчитывания и принять иной план действий, который заключался в следующем:

Когда кто-либо приходил ко мне и начинал говорить, что он одержим дьяволом, я спрашивал его, действительно ли он хочет исцелиться; если он говорил “да” и если он верил, что он исцелится, исполняя то, что я ему предпишу, я советовал ему три вещи.

Во-первых, они должны применять все средства, которые я предпишу, с терпением и самоотверженностью, не проявляя ни раздражения, ни нетерпения, ибо я замечал, что некоторые впадали в истерику, когда начинали думать о пагубном воздействии бесовской одержимости на их души или о припадках страсти, которые они испытывали, но терпение, напротив, умиротворяло и успокаивало их.

Во-вторых, я приказывал им не пить вина или каких-либо других алкогольных напитков и добавлял при этом, что это правило совершенно необходимо соблюдать для изгнания злого духа. Я рекомендовал эту меру предосторожности, так как хорошо знал, что некоторые из них злоупотребляли алкоголем, а в тех расстройствах здоровья, которые от этого проистекали, обвиняли злого духа.

В-третьих, я заставлял их каждый день читать семь раз “Отче наш” и семь раз “Радуйся, Мария” в воспоминание о семи скорбях Богородицы. Я также советовал им сделать искреннюю исповедь за всю жизнь и с возможно большим рвением и благочестием принять св. Причастие.

После нескольких дней исполнения моих предписаний и советов эти люди приходили благодарить меня, сообщая мне, что они полностью освободились и исцелились от одержимости. Я не хочу сказать, что случаев одержимости вообще не бывает, ибо мне лично приходилось сталкиваться с такими случаями; я говорю лишь, что эти случаи редки.

Во время моих проповедей некоторые люди из числа раскаявшихся в своих грехах говорили мне со всей искренностью, что они не одержимы дьяволом и их физические немощи имеют другую причину, но у них было ложное ощущение одержимости злым духом, которое они искусственно поддерживали в себе, чтобы привлечь внимание и сочувствие других людей, чтобы получить от них помощь, а также по многим другим причинам.

Одна женщина из т.н. “одержимых” рассказала мне, что все, что она делала, она делала в совершенно сознательно и со злобой, но при этом она совершала столь необычайные и редко встречающиеся поступки, что они сами ее удивляли. Несомненно, говорила она, дьявол содействовал ей и помогал ей - но не потому, что злой дух уже обладал ей, но из-за злобы ее сердца, ибо она знала, что то, что она делала, не могло быть объяснено чисто естественными причинами.

Другая женщина, жившая в большом городе, рассказывала мне, что она так сильно внушила самой себе, что она одержима, что ее длительное время отчитывали. Более того, в течение того долгого периода времени, когда она притворялась, что одержима дьяволом, ей удалось обмануть не менее 20 священников, которые почитались самыми учеными, добродетельными и ревностными во всем городе.

Вот некоторые из примеров людей, которые искренне покаялись, которых коснулась божественная благодать и которые исповедовали свои грехи и симулирование одержимости со смирением и простотой. Неудивительно, что все это побудило меня с осторожностью обращаться с такими людьми. Вот почему я в конце концов остановился на методе, который я описал выше.

О мой Боже, как много я должен благодарить Тебя за то, что Ты открыл мне козни Сатаны и людей, притворявшихся одержимыми! Это знание их есть дар из Твоей святой руки. Просвети меня, о Господи, чтобы я никогда не уклонялся в сторону в управлении душами, ибо я хорошо знаю, что всякий, кто нуждается в мудрости, должен только попросить Тебя и Ты дашь ему мудрость в изобилии, даже не напоминая ему о его недостоинстве. Но иногда, из-за нашей гордыни, а иногда из-за нашего небрежения, мы теряем мудрость и затем обнаруживаем, что лишились ее, но даже утратившие ее почитаются мудрыми и великими богословами.

Глава 10

НЕОБХОДИМОСТЬ ПОСЛУШАНИЯ СВЯЩЕННОНАЧАЛИЮ

В середине февраля 1841 года, побыв регентом в Виладро в течение восьми месяцев, совмещая эту обязанность с периодическими выездами на миссию в различные приходы - в соответствии с повелениями моего еископа - я наконец навсегда покинул Виладро, чтобы посвятить себя постоянной проповеднической деятельности в тех церквах, куда епископ пожелает меня направить, не оставаясь постоянно прикрепленным к какой-либо определенной церкви. Моя резиденция находилась в городе Вик, хотя я никогда не оставался там на сколь-нибудь длительное время. Оттуда я отправлялся в города, которые были в моем списке и где я должен был проповедовать.

Очень часто епископы, управлявшие соседними епархиями, просили моего епископа направить меня для проведения миссий в их приходах. Эти просьбы обычно удовлетворялись, и я отправлялся на проповедь, повинуясь приказу моего епископа, ибо я вменил себе в неизменное правило никогда не проповедовать без воли моего епископа. Такому моему решению было две важных причины. Первая состояла в том, что поступая так, я трудился ради спасения душ в миссиях, руководствуясь святым послушанием, т.е. добродетелью, которую Господь немедленно вознаграждает, ибо она Ему очень угодна. Руководствуясь послушанием, я также знал, что исполняю волю Божию и что именно Он меня послал, а не мое своеволие или фантазия. Я видел также, что это призывало Божие благословение на мой труд, о чем я мог судить по плодам своей проповеднической деятельности. Второй причиной было удобство, ибо я мог тогда отвечать на настоятельные просьбы других прелатов простым способом: “Если мой епископ велит мне, я охотно пойду”. Таким образом, меня оставляли в покое, ибо все эти вопросы улаживал мой епископ, и когда люди нуждались во мне, он посылал меня.

Я всегда придерживаля мнения, что миссионер не должен вмешиваться в организацию своих миссий; он лишь должен предложить свои услуги епископу, говоря вместе с пророком Исайей: Ecce ego, mitte me (“Вот я, пошли меня”). Но он не должен сам идти, пока епископ не пошлет его, ибо в тогда он будет послан Самим Богом. Все пророки Ветхого Завета были посылаемы Богом. Сам Иисус Христос был послан Богом, и Иисус Сам посылал Своих апостолов на проповедь.

На примере двух чудесных уловов рыбы, которые были прообразом миссий, показана необходимость миссий, равно как время и место, где они должны быть организованы, с тем чтобы спасать души.

Первый улов рыбы (Лк. 5) показывает, как необходимы миссии, ибо без них ничего не может быть сделано. Евангелист повествует о том, как Иисус сказал Своим апостолам: “Закиньте сети в море”. Симон же, отвечая, сказал Ему: “Учитель, мы трудились всю ночь и ничего не поймали; но по слову Твоему закину сеть”. Сделав это, они поймали такое множество рыбы, что сеть порвалась, и они должны были просить своих товарищей, сидевших в другой лодке, чтобы те пришли и помогли им. Св. Петр дивился улову рыбы, и Иисус сказал ему: “Не бойся, ибо отныне будешь ловить человеков”. Из этих слов Иисуса мы видим, что ловля рыбы представляла собой прообраз миссии, и отсюда становится ясно, как важно, чтобы миссионеры были посланы и важно также время, избранное для проповеди.

Второй чудесный улов рыбы имел место после Воскресения Христа (о нем сообщает евангелист Иоанн в 21 главе своего Евангелия), когда Иисус пришел на то место, где апостолы тщетно пытались ловить рыбу, но ничего не поймали. Апостолы все еще не узнавали Иисуса. Тогда наш Господь спросил их, есть ли у них что-либо поесть, и они ответили: “Мы ничего не поймали, и у нас ничего нет”. Тогда Иисус сказал им: “Забросьте сеть по правую сторону лодки и вы найдете рыбу”. Они послушались Его и не могли даже вытащить сеть из воды из-за множества рыбы. Апостолы посчитали число рыб, и их оказалось 153, все большого размера.

На втором примере мы видим не только то, как необходимо, чтобы миссионеры были посланы, но также и то, когда миссионеры должны проповедовать и в каком месте, а также какую чистоту намерений они должны иметь, чтобы обратить не только 153 великих грешника, но и гораздо больше, ибо происхождение числа 153 покрыто тайной.

Сам Бог дал мне уразуметь с самого начала необходимость быть посланным в то место, которое укажет епископ; и поэтому, хотя жители городов, в которых я проповедовал, были дурные и деморализованные, я всегда получал обильный плод, потому что Сам Бог посылал меня и все располагал и приуготавливал. Пусть миссионеры поймут из этих примеров, что они не должны идти в какой-либо город, каким бы хорошим он ни казался, кроме как по послушанию. Но приняв святое послушание, они должны не сомневаясь идтив любой город, даже пользующийся самой дурной славой. Пусть они не боятся никаких трудностей и преследований. Бог послал их туда по послушанию и Он все устроит.

Глава 11.

МОТИВЫ ДЛЯ ПРОПОВЕДИ СЛОВА БОЖИЯ.

Когда я шел в какой-нибудь город, чтобы проповедовать там, я никогда не преследовал земную цель, но посвящал мои труды вящей славе Божией и спасению душ. Очень часто я почитал необходимым довести до людей эту истину, которая, как я знал, была самым лучшим аргументом, чтобы убедить как добрых, так и злых.

Я говорил им, что человек обычно трудится ради одной из следующих целей:

1) ради денег;

2) ради удовольствия;

3) ради почестей.

Перечислив эти общие интересы людей, я приводил следующий аргумент: нет смысла убеждать вас, братья, в том, что я не проповедую ради какой-либо из этих целей. Я не проповедую ради денег, ибо я не прошу ни от кого ни копейки, равно как и не обладаю на данный момент никаким имуществом. Я не проповедую ради удовольствия, ибо какое удовольствие я могу иметь, когда я трачу свои силы и испытываю усталость с утра до ночи? Если кому-нибудь из вас, желающему попасть на исповедь, приходится ждать своей очереди три или четыре часа, вы почувствуете усталость, но мне приходится сидеть в исповедальне почти все утро, весь день и весь вечер; и вечером, вместо отдыха, я должен снова проповедовать. И это происходит не единожды, но изо дня в день, из недели в неделю, месяцы и годы. Да, братья мои, хорошенько подумайте об этом!

Вы можете сказать, что я наверное тружусь ради почестей. Нет, и не ради почестей тоже. Вы знаете, как проповедник уязвим для многих клевет. Один его хвалит, другой его не понимает, и часто к нему относятся так, как евреи относились к Иисусу, на Которого клеветали те, которые плохо говорили о Нем, о Его словах и делах, пока, наконец, они не схватили Его, подвергли Его бичеванию и убили его наиболее болезненным и позорным образом. Но я говорю вам вместе со святым апостолом Павлом, что я не боюсь ни одной из этих вещей и что я ценю мою душу больше, чем мое тело. Я должен любой ценой завершить свое дело и исполнить служение, которое я получил от Бога Господа нашего, каковое служение есть проповедь Евангелия.

Я снова утверждаю, что я не преследую никакой земной цели, ибо цель, к которой я стремлюсь, более благородная - чтобы Бога знали, любили и служили Ему все люди на свете. О, кто бы не хотел иметь в себе сердца всех людей, чтобы любить Бога всеми этими сердцами? О мой Боже, Твой народ не знает Тебя! О если бы только они узнали Тебя, они полюбили бы Тебя еще сильнее. Если бы они знали Твою мудрость, Твое всемогущество, Твою благость, Твою красоту и все Твои божественные свойства, то весь Твой народ был бы как один серафим сожигаем огнем божественной любви. Итак, вот моя цель - сделать так, чтобы люди узнали Бога, чтобы все любили Его и служили Ему.

Другим моим мотивом является предотвратить, насколько это возможно, те грехи, которые совершаются против Бога. Как ужасно, что Бог, Которого любят серафимы, Которому служат ангелы, Которого боятся силы и Которому поклоняются власти, претерпевает оскорбления от такого низкого земляного червяка, как человек. Дивитесь сему, о небеса! О если бы благородный человек увидел невинную и добродетельную женщину обижаемой и оскорбляемой, он не смог бы сдержать себя, но вступился бы за нее. Что же должен делать я, когда вижу Бога оскорбляемым и преданным поруганию? Если бы вы видели своего отца, избиваемого палками и поражаемым ножевыми ранениями, разве вы не устремились бы на его защиту? Разве это не преступление - видеть, как над вашим отцом так издеваются, и смотреть на это с полным безразличием? Не был бы я величайшим преступником в мире, если бы не попытался остановить преступления, которые люди совершают против Бога, Который есть мой Отец? О мой Отец, я буду защищать Тебя даже ценой моей жизни! Я обниму Тебя и скажу грешникам: “Достаточно вы изранили моего Бога”. “Хватит”, - как сказал св. Августин. Остановитесь, грешники, остановитесь! Не истязайте более моего небесного Отца своими грехами. Вы достаточно уже бичевали Его и нанесли слишком много ран. Если вы не хотите остановиться, бичуйте меня, ибо я воистину заслужил этого. Но не оскорбляйте и не издевайтесь более над Богом, моим Отцом и моей Любовью! О моя Любовь, мой Бог, моя Любовь!

Еще одна мысль побуждала меня к непрестанной проповеди. Это было созерцание множества душ, которые падают в глубины ада, ибо это догмат веры, что те, которые умирают в смертном грехе, получают вечное проклятие. Согласно статистике, ежедневно умирает примерно 80000 человек. Сколько из них умирает в смертном грехе и сколько будет осуждено, ибо, какова была их жизнь, таков будет и их конец. Talis vita, finis ita - Какой была жизнь, такой будет и смерть. Я вижу, как люди живут, как много из них живет по привычке в смертном грехе, так что и дня не проходит, чтобы они не умножили своих беззаконий. Они совершают грех так легко, как выпивают стакан воды, просто ради развлечения или смеха ради. Эти несчастные люди устремляются в ад по собственной воле, слепые, как летучие мыши, согласно со словами пророка Софонии: “Они шли, как слепые, ибо они согрешили против Господа”. Если бы вы видели, что слепому грозит упасть в яму или низвергнуться в пропасть, разве вы не предупредили бы его? Вот и я делаю то же самое, и я обязан это делать, ибо это мой долг. Я обязан предупредить грешников и заставить их увидеть пропасть, с которой люди низвергаются в неугасимый адский огонь, ибо они непременно попадут туда, если не покаются. Горе мне, если я не буду проповедовать и предупреждать их, ибо я сделаюсь ответственным за их осуждение.

Вы можете сказать мне, что грешники будут оскорблять меня, что я должен оставить их в покое и не иметь с ними ничего общего. Но нет, я не могу покинуть их. Они суть мои дорогие братья. Скажите мне, если у вас был бы горячо любимый брат, который был бы болен и бредил, и если бы в своем бреду он оскорблял вас всеми мыслимыми способами, бросили ли бы вы его? Я уверен, что нет. Напротив, вы испытывали бы к нему еще больше сострадания и сделали бы все возможное для его скорейшего выздоровления. Те же самые чувства я испытываю по отношению к грешникам. Эти бедные души пребывают в бреду и поэтому тем более нуждаются в нашей жалости. Я не могу оставить их. Я должен трудиться для того, чтобы спасти их и молиться о них Богу, говоря вместе с нашим Спасителем: “Боже, прости их, ибо они не знают, что делают”.

Когда вы видите преступника, осужденного на каторгу, вы испытываете жалость к нему. Если бы вы могли освободить его, вы приложили бы к этому все усилия. Но, братья мои, когда я вижу кого-либо живущим в смертном грехе, я вижу, как он с каждой минутой приближается к непереносимым мучениям ада. Я знаю, что для того, чтобы освободиться от этого ужасного состояния, он должен обратиться к Богу, испросить прощения за свои грехи и сделать хорошую исповедь. Горе мне, если я не смогу помочь ему!

Вы можете сказать, что грешник не думает об аде, и даже не верит в него. Тем хуже для него. Уж не считаете ли вы, что он не будет осужден, раз он не верит? Определенно нет, ибо неверие есть самый явный признак его окончательного осуждения, согласно сказанному в Евангелии: “Кто не будет веровать, осужден будет”. И Боссюэ говорит, что эта истина не зависит от того, верят в нее или нет. Хотя грешник и не верит в ад, он все-таки пойдет туда, если, к несчастью для себя, умрет в смертном грехе - пусть даже он не верит в ад и не думает о нем.

Со всей честностью я говорю, что когда я вижу ужасное положение бедных грешников, я не могу отдыхать, или пребывать в праздности, или хранить мир, ибо сердце мое побуждает меня гнаться за ними, чтобы добиться их обращения. Чтобы помочь вам немного лучше понять мои чувства, я прибегну к следующему сравнению. Если нежная и любящая мать видела, что ее сын вот-вот упадет с высоко расположенного окна прямо в большой костер, разве она не побежит к нему с криком: “Сын мой, сын мой, берегись! Не упади!” И подбежав к нему, не оттащила ли бы она его прочь от окна? О братья мои, вы должны знать, что благодать сильнее и эффективнее, чем естество. Если мать бежит, кричит и спасает своего сына из огня в силу естественной любви, которую она испытывает к нему, то те же самые чувства пробуждает во мне божественная благодать. Любовь жжет меня, толкает меня, побуждает меня идти или даже бежать от одного города к другому; она побуждает меня кричать во всеуслышание: “Сын мой, несчастный грешник, берегись! Ты попадешь в вечный огонь! Остановись! Не делай ни шагу вперед!”

Как часто я обращался к Богу с той же просьбой, что и св. Екатерина Сиенская: “О мой Боже, дай мне место у врат ада, чтобы я мог остановить тех, кто входит туда, и сказать им: Что вы делаете, о несчастные? Назад, вернитесь назад! Сделайте хорошую исповедь. Спасите свою душу и не возвращайтесь сюда, где вы погибнете навеки”.

Другой мотив, побуждающий меня проповедовать и выслушивать исповеди, это желание видеть моего ближнего счастливым. О, какая радость вернуть здоровье болящему, свободу заключенному, утешить несчастного, дать счастье обездоленному! Но все это и даже гораздо большее совершается, когда мы испрашиваем для нашего ближнего невыразимую человеческим языком славу Царства Небесного. Ведь это значит уберечь его от всякого зла и сделать его счастливым навеки. Мы бедные ограниченные создания, и мы не понимаем это сейчас. Но когда мы достигнем Царства Небесного со всею его славой, тогда люди поймут и оценят все то благо, которое дала им религия, и будут благодарить за то высшее счастье, которое станет их вечным уделом. Тогда они будут петь вечную хвалу милосердию Божию и благословлять тех, кто умилосердствовался над ними в течение их жизни и помог им достичь столь великое благо, которому не будет конца.

Глава 12

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МОТИВЫ ДЛЯ РВЕНИЯ - ПРИМЕР ПРОРОКОВ, ИИСУСА ХРИСТА, АПОСТОЛОВ И ОТЦОВ ЦЕРКВИ, А ТАКЖЕ ДРУГИХ СВЯТЫХ

Не только та любовь к грешникам, которую я всегда имел, побуждала меня трудиться ради их спасения, но также и пример пророков, Господа нашего Иисуса Христа, апостолов и святых, чьи жизнеописания я часто читал. Я делал выписки из тех отрывков, которые более всего впечатляли меня, и которые я считал более полезными и прибыльными, чтобы воспламенять еще более сильно мою ревностность. Я приведу здесь несколько таких примеров.

Пророк Исайя, сын Амосов, происходивший из царского рода Давидова, был пророком и проповедником, коего главной целью было порицать жителей Иерусалима и других иудеев за их неверность Богу и предвозвещать им наказания Божии, которые придут на них от ассирийцев и халдеев. Нечестивый царь Манассия, близкий родственник пророка, предал его смерти, приказав перепилить его пилой.

Иеремия был пророком в течение 45 лет. Его главной целью было призвать свой народ к покаянию, предвозвещая им о наказании, которое Бог нашлет на них. Он был уведен в Египет и в городе Тафнис евреи побили его камнями. Главной чертой жизни этого пророка была чрезвычайно нежная любовь к ближнему, любовь, исполненная сострадания к немощам народа, как духовным, так и телесным. Любовь его к людям не давала ему покоя всю его жизнь. Так посреди ужасов войны и запустения страны, разрушения целого царства, пророк Иеремия проповедовал в Иерусалиме, в то время как на его глазах продолжалось избиение народа. Он трудился, как раб, и отдавал все силы на благо своих сограждан, за что получил прекрасное имя: “Любящий братьев и народ Израиля”.

Пророк Даниил был наделен необычайными дарами, поскольку он был один из великих пророков. Он не только предсказывал будущие события, подобно прочим пророкам, но более того, указал точное время, когда они произойдут. Из зависти враги бросили его в ров со львами, но Бог избавил его.

Пророк Илия, человек горячей и непрестанной молитвы, необычайной ревностности и добродетели, был преследуем до самой смерти. Он не умер, но был восхищен на небо в огненной колеснице.

Иисус сын Сирахов, упоминая о двенадцати малых пророках (они назывались так только по причине краткости написанных ими книг, а отнюдь не по какой-либо иной причине), говорит, что они восставили Иакова и жители были спасены силою их веры.

Но более всего меня подвигало созерцание Иисуса Христа, идущего из города в город, проповедующего повсюду, не только в больших городах, но и в маленьких деревушках, обращаясь даже к одинокой самаритянке, когда Он отдыхал в пути и страдал от жажды. Само время казалось неблагоприятным как для Него, так и для нее. С самого начала я был очарован стилем проповедей Иисуса. Какие сравнения! Какие притчи! Я вскоре решил подражать Ему в смелом использовании сравнений и притч, а также в использовании простом, неэмоционального стиля. Да, но и какие гонения Он претерпел! Он сделался предметом пререканий. Гонению подверглось Его учение, Его дела, даже Он Сам лично, пока Он не умер посреди насилий, мук и оскорблений, претерпев самую позорную и болезненную смерть, какую только можно претерпеть на этой земле.

Другой источник моего рвения заключался в примере апостолов. Св. апостол Петр своею первой проповедью обратил 3000 человек, а второй проповедью - 5000 человек. С каким рвением и жаром он должен был проповедовать! А что говорить о св. Иакове, св. Иоанне и прочих? С каким рвением, с какой заботой они шли из одного места в другое! Как ревностно они проповедовали, не боясь ничего и не обращая внимания на людское мнение, зная, что они должны более повиноваться Богу, нежели человекам. Именно так они ответили книжникам и фарисеям, когда те приказали им более не проповедовать. Хотя фарисеи приказали бить апостолов, это не устрашило их и не вынудило их прекратить проповедовать. Напротив, они посчитали себя счастливыми, что сподобились пострадать за Иисуса Христа.

Ревностность св. апостола Павла была еще одним фактором, пробуждавшим во мне энтузиазм в моей миссионерской работе. Как он спешил из одного места в другое, неся, как драгоценный сосуд, учение Иисуса Христа. Он проповедовал, писал, учил в синагогах, в тюрьмах, во всех местах. Он трудился и истощал себя во всякое время; он претерпевал бичевание, его побивали камнями, он претерпевал всякого рода преследования и всякого рода клевету возводили на него его враги. Но он не боялся. Он даже хвалился этими бедами, пока он не смог сказать, что он не хвалится ничем, кроме креста Христова.

Чтение житий святых отцов и их трудов также вдохновляло меня, и в особенности жития следующих святых:

Cв. Игнатий Богоносец, св. Юстин философ и мученик, св. Ириней Лионский, св. Климент Александрийский, Тертуллиан, Ориген, св. Киприан Карфагенский, св. Евсевий, св. Афанасий Александрийский, св. Иларий, св. Кирилл Иерусалимский, св. Ефрем Сирин, св. Василий Великий, св. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский, св. Амвросий Миланский, св. Епифаний Кипрский, св. Григорий Двоеслов, св. Иероним, св. Павлин Ноланский, св. Августин, св. Кирилл Александрийский, св. Проспер, св. Феодорит Кирский, св. Лев Великий, св. Кесарь, св. Иоанн Златоуст, св. Иоанн Дамаскин, св. Ансельм и св. Бернард Клервоский.

Я часто читал жития тех святых, которые особенно отличались своей ревностностью в спасении душ, и я обнаружил, что это чтение производит душеполезное действие. Мне на ум часто приходили слова св. Августина: ”Не можешь ли ты стать таким, какими были они? Не хочешь ли ты быть похож на них? Не поработаешь ли ты, подобно им, ради спасения душ?”

Святые, жития которых вдохновили меня более, нежели другие, суть следующие: св. Доминик, св. Франциск Ассизский, св. Антоний Падуанский, св. Иоанн Непомуценский, св. Винцент Феррер, св. Бернардин Сиенский, св. Томас Вилланова, св. Игнатий Лойола, св. Филипп Нери, св. Франциск Ксаверий, св. Франциск Борджиа, св. Камилл Лелльский, св. Карл Борромео, св. Франциск Регисский, св. Винсент де Поль и св. Франциск Сальский.

Я размышлял о жизни и трудах этих святых и при этом исполнялся такого горячего рвения, что не мог оставаться в покое. Я должен был спешить от одного места к другому, непрерывно проповедуя. Я не могу передать чувства, которые охватывали меня в то время. Труды не утомляли меня, равно как самая грубая клевета в мой адрес не останавливала меня; равным образом я не боялся даже самых жестоких гонений. Все казалось сладостным для меня, лишь бы я мог приобретать души для Иисуса Христа и для Царства Небесного, избавляя их от вечного осуждения.

Перед тем как завершить эту главу, я хотел бы привести два примера истинного апостольского рвения, которые произвели на меня глубокое впечатление. Один из примеров являет собой досточтимый отец Хосе Диего де Кадис; другой - досточтимый отец Мастер Авила. В житии первого из них мы читаем:

“Слуга Божий, желая приобрести души для Иисуса Христа, посвятил всю свою жизнь совершению своего апостольского служения, никогда не позволяя себе отдыха. Он постоянно предпринимал долгие и утомительные путешествия, всегда ходил пешком, никогда не считал поводом для отказа неудобства, связанные с перемещением из одного места в другое, но претерпевая все это для того, чтобы проповедовать Слово Божие и достичь желаемой пользы для душ. Он носил власяницу, дважды в день бичевал себя и сурово постился. После дневных трудов он проводил ночь в молитве перед Святыми Дарами; это благочестие возбуждало в нем нежную и горячую любовь”.

В жизнеописании отца Мастера Авилы мы читаем следующее: “Его собственность состояла из небольшого осла, который время от времени освобождал отца и его спутников от необходимость тащить узлы и нес их одежду, вещи и коробку с хостиями для совершения месс в кельях отшельников. На него также навьючивали узлы с власяницами, розариями, медальонами и бумажными иконками, а также с проволокой и бусинками для изготовления розариев, ибо отец собственноручно изготовлял их. Отец никогда не носил запасов с едой, ибо он верил в Божественное провидение. Его редко видели вкушающим мясо, ибо его обычной пищей был хлеб и фрукты.

Его проповеди обычно длились два часа, ибо они были столь всеобъемлющими и источники, им использовавшиеся, столь многочисленными, что ему трудно было произнести их за меньшее время. Его проповедь была столь ясной, что все понимали ее и никогда не уставали слушать его. День и ночь его мысли были заняты лишь способствованием большему прославлению Бога, исправлением дурных обычаев и обращением грешников.

В составлении своих проповедей он не перескакивал от одной книги к другой, не использовал много понятий, не цитировал обильно Священное Писание и не вдавался в примеры или показное многословие. Одним единственным доводом, который он приводил, одним единственным благочестивым возгласом он завладевал сердцами слушателей.

В то самое время, когда отец Авила проповедовал в Гранаде, еще один проповедник проповедовал в том же городе. Он считался самым известным проповедником того времени. Когда слышавшие его проповеди выходили из храма, они осеняли себя крестным знамением по причине многих ужасных и в то же время прекрасных и нравоучительных вещей, содержавшихся в проповеди. Но когда они выходили из храма после проповедей отца Авилы, они шли по улице с опущенными головами, в молчании, не говоря друг другу ни слова, но послушные и сокрушенные в силу искренности, добродетели и превосходства проповедника.

Главной целью его проповеди было спасение людей из несчастного состояния греха. Чтобы достичь этого, отец Авила старался показать безобразие греха, негодование Божие при виде греха, ужасное наказание, которое Бог уготовал для нераскаянных грешников и награду, ожидающую тех, кто искренне покаялся в своих грехах. Господь дал такую силу его словам, что досточтимый Луис Гранадский как-то сказал: “Однажды я слышал, как отец Авила произносил проповедь, обличавшую злобу тех, кто не воздерживается от оскорбления Господа Бога нашего своей необузданной чувственностью. Он процитировал следующие слова пророка Иеремии: ‘Дивитесь сему, небеса’, - с таким воодушевлением и священным ужасом, что казалось, что стены храма поколебались”.

О мой Бог и мой Отец, дай, чтобы я знал Тебя и помог другим узнать Тебя, чтобы я любил Тебя и помог другим полюбить Тебя, чтобы я служил Тебе и побудил других служить Тебе, чтобы я восхвалял Тебя и способствовал тому, чтобы все творение восхваляло Тебя. Даруй, о мой Боже, обращение всем грешникам, постоянство в благодати всем праведникам и вечную славу всем. Аминь.

Глава 13

ПРИМЕР НЕКОТОРЫХ СВЯТЫХ ЖЕН

Если пример святых мужей побуждал меня к большей любви и ревностности, как я объяснил в предыдущей главе, то жития некоторых святых жен действовали на меня еще сильнее. О, какое глубокое и неизгладимое впечатление они оставили в моем сердце! Я имел обыкновение говорить самому себе: “Если женщина является такой ревностной и так заботится о спасении душ, как же должен подвизаться ты, будучи священником, хотя и недостойным этого великого достоинства?” Чтение житий святых жен оказывало на меня столь сильное воздействие, что я часто записывал себе на память некоторые их слова и деяния. Кое-что из моих записей я приведу здесь.

Житие св. Екатерины Сиенской:

“Эта святая особым образом почитала и любила тех святых, которые провели свою жизнь трудясь для обращения душ, и поскольку св. Доминик основал свой орден для того, чтобы распространять веру и способствовать спасению душ, она так почитала его, что когда она видела каких-нибудь монахов, принадлежащих к основанному им ордену, она замечала те места, куда ступали их ноги и затем смиренно целовала следы их ног.

Мария Магдалина, пребывая у ног Иисуса Христа, избрала благую часть; но не самую лучшую, говорит св. Августин, ибо лучшая - это избрать обе части, т.е. и деятельную, и созерцательную жизнь, как это сделала св. Екатерина Сиенская.

Она смотрела на всех своих ближних как на омытых Пресвятой Кровью Иисуса Христа, и размышление о тех людях, на коих напрасно были потрачены благодеяния Искупления, побуждало ее плакать с необыкновенной нежностью. Когда она пребывала в состоянии экстаза, она особенно горячо молилась за обращение неверующих сими словами: О предвечный Боже, как Добрый Пастырь, обрати Свои милистивые очи на столь многих погибших овец, которые, хотя и не пребывают в Церкви Твоей, однако все равно Твои, ибо Ты искупил их Своею Кровию!”

Однажды Господь показал ей радости Царства Небесного и сказал ей: “Посмотри на эти многие радости, которых навеки будут лишены те, которые нарушают Мой закон, чтобы получать свои наслаждения. Посмотри на ужасные кары, которыми Моя справедливость исторгает удовлетворение от грешников, не дающих Мне его через покаяние. Приноси возмещение за слепоту тех смертных, которые из-за своей греховной жизни рискуют лишиться такого великого блага, которое включает в себя все другие блага... Мое провидение вложило в твои руки спасение множества душ. Я дам тебе божественное вдохновение и вложу в уста твои учение, которому ни один из твоих противников не сможет противостать.

Служение проповеди Иисус Христос поставил на самое важное место в Своей Церкви. Это меч, которым Он вооружил Своих двенадцать вождей-апостолов. Это священное служение принадлежит епископам, которые, как пастыри, должны наставлять свое стадо и избирать других себе в помощники. Григорий XI повелел ей проповедовать перед ним и всей коллегией кардиналов и другими высокопоставленными сановниками церкви. Она говорила о небесных вещах с таким мастерством, что они слушали ее, неподвижные, как статуи, и всецело увлеченные ее вдохновением. Не единожды, но много раз она проповедовала Его Святейшеству и кардиналам, и они всегда слушали ее с восхищением и духовной пользой, рассматривая ее как нового и сильного апостола в слове и деле. Она также проповедовала и народу, и в то время как ее сердце пламенело святой ревностностью, она как бы сообщала живой огонь своим словам, так что сердца многих грешников умягчались и они изменяли свою жизнь и шли на исповедь к тем многим священникам, которые обычно сопровождали св. Екатерину, причем некоторые из них бывали посланы самим Папой, чтобы давать отпущение тем грехам, которые мог отпускать лишь Святой Престол”.

Житие св. Розы Лиманской:

“Она больше всего сострадала тем, которые пребывали в смертном грехе, потому что она понимала в свете, данном ей Богом, как ужасно и достойно жалости их состояние. День и ночь она проливала слезы, оплакивая их несчастье, испрашивая у Бога обращение для всех грешников, даже говоря, что она сама будет терпеть за них все муки ада - даже будучи сама невиновна - лишь бы никто не был осужден навеки. Поэтому она горячо желала, чтобы Евангелие было проповедано неверным, а покаяние - грешникам. Ее духовник решился предложить себя в качестве миссионера, но колебался, боясь опасностей, сопряженных с миссионерской работой. Спросив совета у святой Розы, он услышал от нее такие слова: “Иди, отец, и не бойся. Оставь все ради обращения неверных и знай, что самое величайшее служение, которое человек может предложить Богу, это обращение душ, ибо это дело воистину апостольское. Может ли быть большее счастье, чем крестить, пусть даже маленького индейского ребенка, который войдет в рай вратами крещения?”

Она умоляла всех братьев-доминиканцев посвятить себя этому апостольскому служению, убеждая их, что служение проповедника не менее важно для их призвания, чем занятия богословием, ибо каждый из них именно для проповеди был рукоположен. Она также имела обыкновение говорить, что если бы ей было дозволено, она шла бы из одной страны в другую и проповедовала веру, пока все неверные не обратились бы; она шла бы по улицам с распятием в руке и веригами на теле, крича все время, чтобы пробудить совесть грешников и подвигнуть их к покаянию.

Она решила усыновить сироту и воспитать из него священника, чтобы он мог идти на проповедь и обращать неверных. Она решила сделать это для того, чтобы у Христа был проповедник, ибо она сама не могла проповедовать. Как она была разочарована в тех проповедниках, которые в своих проповедях не искали пользы для душ грешников. Был некий брат в монастыре Розария, который проповедовал в Лиме с большим успехом. Его стиль был несколько цветист, что вынудило святую Розу сказать ему со всей скромностью, но решительно: “Отец, Бог избрал Вас Своим проповедником, чтобы Вы обращали души к Нему. Не тратьте без пользы Ваш талант на словесные украшения, ибо это бесплодно. Если Вы ловец человеков, забрасывайте сеть таким образом, чтобы люди попадали в нее, а не для того, чтобы заслужить рукоплескания мира, ибо рукоплескания сии суть порыв ветра и порождают тщеславие. Помните также о том, что Бог потребует у Вас отчета в столь высоком служении”. Хотя ей (св. Розе) не разрешали проповедовать, она постоянно предпринимала попытки говорить со многими о любви к добродетели и ненависти к пороку с тем небесным красноречием, которое Бог даровал ей”.

Жизнь св. Терезы Авильской, описанная ею самой.

“Я пожелала уладить дела таким образом, чтобы другие могли найти время для молитвы; поскольку я видела, что они научились молиться, я порекомендовала им начать медитации, из которых они извлекали много пользы, и я давала им книги, чтобы помочь им.

Кто может смотреть на Господа нашего, покрытого ранами и согбенного от преследований, и не желать принять, возлюбить и возжелать подобные же преследования и раны? Кто может видеть хотя бы часть той славы, которую Он даст тем, кто служит Ему, не исповедуя, что все, что он может сделать, и все, что он может выстрадать, это ничто, поскольку мы надеемся получить столь великую награду? Кто может взирать на мучения погибших, не признавая, что страдания этой жизни - это радости и восторги в сравнении с мучениями ада, и не признавая, скольким он обязан нашему Господу за то, что Он спасал его столь часто от этого места скорби?

Какова будет дополнительная слава и радость блаженных, когда они увидят, что, хотя и пришли поздно, они со своей стороны сделали все, что возможно, для Бога и не удержали при себе ничего из того, что они могли дать Ему, и которые пожертвовали всем, чем могли, в соответствии со своими силами и в меру данной им благодати. Как богаты будут те, которые отдали все свое богатство ради Христа! Какую честь получит тот, кто ради Христа не искал себе никакой чести, но скорее находил удовольствие в самоуничижении! Как мудр будет тот, кто радовался, когда люди почитали его сумасшедшим - ведь также они поступали и с воплощенной Мудростью! И из-за наших грехов как мало сейчас таких людей! Теперь не осталось уже тех, которых люди считали безумными, видя их совершающими героические поступки, подобающие тем, кто истинно любит Христа.

О мир, мир! Как ты преуспеваешь в мнении людей, из-за того, что мало таких, которые знают тебя! Но неужели мы думаем, что Богу более угодно, когда люди почитают нас мудрыми и рассудительными? Мы думаем, что наставительный пример могут дать только те, которые выглядят важно и ведут себя с достоинством. И это мы относим даже к монаху, клирику и монахине: если они носят старые и заплатанные одеяния, мы почитаем это новшеством и соблазном для слабых, даже если те, которые носят такую одежду, выглядят сосредоточенными и погружены в молитву. В таком уж состоянии находится наш мир, что совершенство и ревностность святых давно позабыты, По моему мнению, от этого происходит больше зла, чем от любого соблазна, который мог бы возникнуть, когда монахи явили бы своими действиями то, о чем они свидетельствуют на словах, а именно, презрение к миру. Из таких “соблазнов” наш Господь извлекает добрые плоды. Если какие-то люди и соблазняются, то другие исполняются сокрушения; впрочем, как бы то ни было, мы должны иметь перед собой некое подобие того, что перенесли наш Господь и Его апостолы, ибо сейчас это более необходимо, чем когда-либо раньше.

Когда я молилась однажды, я обнаружила, что, сама не зная как, я видимым образом погрузилась в ад. Я поняла, что это была воля нашего Господа, чтобы я увидела место, которое было мне приготовлено и которое я заслужила за мои грехи. Это видение длилось лишь одно мгновение, но мне кажется невозможным, чтобы я когда-либо забыла его, даже если мне суждено прожить много лет.

Вход в ад показался мне длинным узким проходом, подобным печи, очень низким, темным и тесным. Земля казалась мне пропитанной водой, настоящей грязью, невероятно гнилой, испускающей ужасный запах и покрытой отвратительными насекомыми. В конце была дыра в стене, напоминавшая чулан, и в этой дыре я была заперта. И все это казалось приятным в сравнении с тем, что я чувствовала. Я говорю без всякого преувеличения.

Что же касается тех чувств, которые я испытала там, я не знаю, с чего начать, чтобы правильно описать их; выразить их словами совершенно невозможно. Я ощущала огонь в своей душе, такой, что я все еще неспособна описать его. Мои телесные страдания были невыносимы. Я претерпевала сильные страдания в этой жизни и даже, по словам врачей, самые сильные из тех, что человек может перенести, такие как судорожное сжатие мускулов, когда я была парализована, не говоря уже о других болезнях - да, даже о тех, о которых я говорила, причиненных мне Сатаной; и все же это было ничто в сравнении с тем, что я ощутила тогда, особенно, когда я поняла, что в этих страданиях не будет ни перерыва, ни конца.

Но и эти страдания были ничто в сравнении с муками моей души, чувством подавленности, удушья и столь острой боли, сопровождающейся столь безнадежным и жестоким страданием, что я не знаю, как передать его. Если я скажу, что душа постоянно отрываема бывает от тела, то это было бы ничто - ибо это предполагает разрушение жизни руками другого - но здесь сама душа разрывается на части. Я не могу описать этот внутренний огонь или это отчаяние, превосходящее всякие мучения и всякую боль. Я не знаю, кто мучал меня, но я чувствовала себя в огне и разрываемой на части, как мне казалось; и я повторяю, что этот внутренний огонь и это отчаяние были величайшими из мучений.

Оставленная в этом вредоносном месте и полностью лишенная надежды и утешения, я не могла ни сидеть, ни лежать, ибо там не было места. Я была помещена как бы в дыру в стене, и эти стены, на которые было страшно смотреть, сжимали меня со всех сторон. Я не могла дышать. Там не было света, но все было погружено в густую тьму. Я не могла понять, как это так получалось, что хотя там не было света, все же то, что могло причинить боль своим видом, было видимо.

В тот момент наш Господь не позволил мне более подробно увидеть ад. Впоследствии я имела еще одно страшное видение, в котором мне были показаны наказания за определенные грехи. На эти наказания было страшно смотреть, но поскольку я не чувствовала боли, мой страх не был столь большим. В предыдущем видении наш Господь дал мне реально ощутить те муки и то томление духа, как если бы я телесно страдала здесь на земле. Я не знаю как, но я ясно понимала, что это великая милость нашего Господа, что Он дал мне увидеть то место, из которого Он по Своему милосердию избавил меня. Я слушала людей, говоривших об этих вещах, и я иногда и ранее размышляла о различных мучениях ада, хотя не часто, потому что моя душа не получала пользы, идя путем страха; и я также читала о различных мучениях и о том, как демоны терзают плоть раскаленными щипцами. Но все это ничто в сравнении с тем, что я испытала: мой опыт - это совершенно другое. Короче, мой опыт - это реальность, а другое - это лишь описание; и всякое горение в этой жизни ничто в сравнении с огнем ада.

Я была так напугана этим видением - и этот ужас я испытываю и сейчас, когда пишу эти строки - что, хотя оно имело место почти шесть лет назад, несмотря на естественное тепло моего тела я дрожу от страха даже теперь, когда думаю об этом видении. И так, посреди всей боли и страдания, которые мне предстояло перенести, я не могу вспомнить случая, когда бы мне не приходила мысль о том, что все, что нам предстоит претерпеть в этом мире - это ничто. Мне кажется, что мы жалуемся без причины. Я повторяю, это видение было одной из величайших милостей Божиих. Оно сослужило мне великую службу, потому что оно уничтожило мой страх перед бедами и неприятностями, встречающимися в этом мире, и сделало меня достаточно сильной, чтобы терпеть их и благодарить нашего Господа, Который был моим избавителем, как я теперь вижу, от таких страшных и вечных мук.

Как я уже сказала, с тех пор все кажется сносным в сравнении с одним мгновением страданий, подобных тем, что мне тогда пришлось претерпеть в аду. Я преисполняюсь страха, когда я вижу, что после чтения многих книг, в которых содержалось описание адских мук, я не боялась их и не придавала им значение. Где я была? Как могла я находить какое-то удовольствие в тех вещах, которые вели меня прямиком в такое страшное место? Буди благословен вовеки, о мой Боже! И как мне теперь ясно, что Ты любил меня гораздо больше, чем я любила Тебя! Как часто, о Госпподи, Ты спасал меня из этой страшной тюрьмы! И как часто я снова возвращалась к ее порогу вопреки Твоей воле.

Именно это видение исполняло мою душу великой печалью, которую я испытывала при виде стольких погибших душ, в особенности лютеран, ибо они когда-то были членами Церкви в силу крещения, и одновременно это видение вызывало во мне сильнейшее желание спасать души; ибо я твердо верю, что даже ради того, чтобы спасти хоть одного человека от этих ужасных мучений, я готова была бы пожертвовать своей жизнью множество раз. Если здесь на земле мы видим того, кого мы особенно сильно любим, пребывающим в великой беде и скорби, само наше естество побуждает нас сострадать ему; и если чужая боль велика, мы сами испытываем скорбь. Что же тогда значит видеть душу, которой грозит боль, самая сильная из всех болей, и притом навеки? Это мысль, которую ни одно сердце не может вынести без глубокой скорби. Здесь на земле мы знаем, что боль в конце концов прекращается вместе с жизнью, и что у боли есть предел, и все же вид боли сильнейшим образом побуждает нас к состраданию; та же другая боль не имеет конца, и я не понимаю, как мы можем быть спокойны, когда видим, как Сатана ежедневно уносит так много душ.

Это также побуждает меня желать, чтобы в деле, которое нас так непосредственно касается, мы не довольствовались тем, что делаем меньше, чем мы можем, и чтобы мы не оставили что-нибудь несделанным. Да соблаговолит наш Господь дать нам для этого Свою благодать”.

Однажды Господь показал ей счастье и славу Неба и сказал ей: “Смотри, дочь моя, что теряют те, которые идут против Меня; не забывай говорить им об этом!”

[Продолжаем цитировать слова св. Терезы]: “Однажды во время молитвы, сладость которой была столь велика, что, зная, как недостойна я была столь великой благодати, я начала думать, насколько справедливо я заслуживала находиться в том месте, которое было приготовлено для меня в аду - ибо, как я говорила ранее, я никогда не забывала, как видела себя находящейся там; и размышляя об этом, моя душа все более и более разгоралась и я была вознесена духом так высоко, что не могу это описать. Мне казалось, что я была охвачена и наполнена величием Бога, которое я ощутила однажды до этого. В присутствии этого величия Бога мне было дано понять одну истину, но я не могу объяснить как, ибо я ничего не видела. Мне было сказано (я не видела кем, но я хорошо знаю, что это была Сама Истина): ‘То, что я делаю для тебя, это не что-то маловажное; это одна из тех вещей, за которые ты должна быть мне очень благодарна; ибо все зло мира проистекает из неведения истин Св. Писания в их ясной простоте, из коих ни одна йота не прейдет’. Я подумала, что я всегда в это верила и что все верующие также знают об этом. Тогда Он сказал: ‘О дочь моя, мало есть людей, которые истинно любят Меня; ибо если бы люди любили Меня, я бы не скрывал от них Мои тайны. Знаешь ли ты, что значит истинно любить Меня? Это значит признавать ложью все то, что неугодно Мне. Теперь ты не понимаешь этого, но позже ты ясно это поймешь по той пользе, которую это понимание принесет твоей душе’.

Как раз в это время я услышала о страданиях, которые претерпевала Франция, о погромах, творимых там лютеранами, и о росте этой злостной секты. Это очень опечалило меня, и как если бы я могла что-то сделать или иметь какой-то вес, я возопила к Богу и умоляла Его уничтожить это ужасное зло. Я почувствовала, что готова была тысячу раз пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти хотя бы одну из многих погибающих там душ. И все же, поскольку я всего лишь женщина, слабая и заблуждающаяся, для меня невозможно было служить Богу таким способом, каким я желала - в действительности, все, о чем я тогда заботилась и о чем забочусь сейчас, это то, что, поскольку враги Божии так многочисленны, а друзей Бога так мало, пусть последние, по крайней мере, будут хорошими. Поэтому я решила делать то малое, что было в моих силах, а именно следовать евангельским советам так совершенно, как я могла, и требовать того же от немногих сестер, находящихся у меня в послушании. Уповая на великую милость Божию, которая никогда не оставляет тех, которые решаются оставить все ради Него, я надеялась на то, что, поскольку все мои сестры здесь таковы, какими бы я хотела их видеть, их добродетели будут достаточно сильны, чтобы компенсировать влияние моих недостатков, и что я таким образом смогу как-нибудь утешить нашего Господа. Таким образом, поскольку мы все были заняты тем, что молились за покровителей Церкви, а также проповедников и богословов, которые защищают ее учение, мы могли бы, в меру всех наших сил, помочь Господу, на Которого нападают с такой жестокостью те, коим Он расточал столько благодеяний, так что казалось, что они снова пригвоздят Его ко кресту, не давая Ему место, где бы Он мог приклонить голову.

О мой Искупитель, как болит мое сердце при мысли об этом. До какого состояния дошли христиане? Неужели те, кто более всего Тебе обязан, должны относиться к Тебе хуже всего - те души, которым Ты явил величайшую благость, кого ты сделал Своими друзьями, среди которых Ты пребываешь, которым Ты даешь Себя в Своих таинствах? Разве недостаточно для них Твоих мучений от рук иудеев? Воистину, о Господи, мы ничего не приобретаем, удаляясь от мира, ибо если миряне являют Тебе такую неверность, на что мы можем рассчитывать? Разве мы заслуживаем от них лучшего отношения? Разве мы сделали для них больше, чем сделал Ты, чтобы они стали нашими друзьями? На что мы надеемся - мы, которые по милости Божией спаслись из этого зачумленного места? Ибо эти люди уже суть слуги дьявола. Они заслужили жестокое бичевание от врага рода человеческого и справедливо приобрели себе вечный огонь за те наслаждения, которые он им дал. Такова должна быть их судьба, хотя мое сердце разрывается при виде столь многих погибающих душ. О если бы зло не было столь велико, о если бы я не видела с каждым днем все больше погибших душ!

О мои сестры во Христе, помогите мне молиться об этом нашему Господу. Вот почему мы живем здесь вместе, вот почему Господь привел вас сюда; вот каков должен быть ваш труд, предмет ваших вожделений; об этом должны умолять ваши слезы и молитвы, а не о земных вещах”.

Из жития св. Марии Магдалины из Пацци:

“Трудно было бы найти апостольского мужа, имевшего бы большее рвение ко спасению душ, чем эта святая. Она принимала живое и нежное участие в благополучии душ. Ее мнением было, что наш Господь вообще не любим, если его не любит весь мир. Когда она слышала об успехах, которые сопутствовали в то время вере на американском континенте, она обыкновенно говорила, что если бы она могла, не подвергая опасности свое призвание, идти по всему миру, чтобы спасать души, она бы позавидовала маленьким птичкам, которым крылья позволяют облететь всю землю. “О, кто бы разрешил мне, - говорила она, - отправиться в Америку и наставить детей-индейцев в нашей святой вере, так чтобы только один Иисус владел их душами, чтобы и они могли обладать Иисусом!” Затем, имея в виду всех неверующих в целом, она говорила: “Если бы я могла, я собрала бы все души неверующих, чтобы присоединить их к телу нашей Святой Церкви, которая избавила бы их от неверия и возродила их для новой жизни, сделав их своими снами, прижала бы их к своему любящему сердцу и вскормила бы их млеком таинств. О как нежно она бы ласкала их и питала у своей груди! О если бы я могла сделать так, чтобы это осуществилось, с каким бы удовольствием я это сделала!”

Видя опустошение и гибель, причиняемые душам распространением зловредных ересей, она восклицала: “О, наши души должны уподобиться горлицам, скорбя и оплакивая слепоту еретиков”. Мысль же о том, что вера католиков сделалась теплохладной, побуждала ее восклицать: “Излей в изобилии, о Слово Отчее, благодать живой и горячей веры в сердца Твоих детей. Зажги и раздуй, О Господи, огонь их веры в печи Твоего Сердца, Которое есть Сама Беcконечная Любовь, так чтобы их вера могла соответствовать их делам, а дела - вере!” В другой раз, молясь об обращении грешников, она обращалась к нашему Господу словами. исполненными огня, прося Его внимать не ей, но мольбам Его Божественной Крови.

Она желала распространить эту горячую ревность ко спасению душ среди других, и поэтому она имела обыкновение говорить множество раз монахиням, находящимся у нее в послушании, что они должны постоянно просить у Бога души. “Пусть они просят столько душ, сколько ступенек в лестнице, ведущей в монастырь, сколько слов мы произносим во время чтения вечерни”, - таковы были слова, с которыми она постоянно обращалась к своим сестрам-монахиням. Ее труды соответствовали горячности ее чувств, и она делала все, что позволяло ей ее монашеское призвание. Доказательство может быть почерпнуто из того факта, что автор ее жития посвятил 14 глав доказательствам и примерам ее ревности ко спасению душ. В этих главах описывались ее самобичевания, посты, бдения, продолжительные молитвы, увещевания, обличения - причем абсолютно ничто не было упущено. Она в течение месяцев практиковала самое суровое покаяние ради обращения какого-либо грешника, коего судьба была вверена ее молитвам”.

Мы знаем, что много душ было спасено молитвами св. Терезы Иисуса и св. Марии Магдалины из Пацци, а также, что души продолжают быть спасаемы молитвами добрых и ревностных монахинь. Поэтому я всегда был готов преподавать духовные упражнения монахиням, но не выслушивал их исповеди, так как это отняло бы у меня слишком много времени. Я преподаю монахиням духовные упражнения, чтобы они препоручали меня Богу и могли молиться за меня. Иногда я говорил им, что они должны уподобляться Моисею, стоявшему на горе, в то время как я должен уподобиться Иисусу Навину на поле брани. Они должны, подобно Моисею, молиться, а я должен сражаться мечом слова Божия. Но Иисус Навин одержал победу благодаря молитвам Моисея. Чтобы вдохновить их, я говорил им, что мы позднее поделим между собой наши заслуги.

Глава 14

СПОСОБЫ, КОТОРЫЕ Я ИСПОЛЬЗОВАЛ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ПЛОДОТВОРНЫМ МОЕ СЛУЖЕНИЕ - ПЕРВОЕ СРЕДСТВО: МОЛИТВА

Будучи побуждаем столь многими поразительными примерами трудиться ради вящей славы Божией и для спасения душ, о чем я рассказал выше, я расскажу теперь о средствах, которые я использовал для этой цели, которые наш Господь соблаговолил мне указать как наиболее подходящие и эффективные.

Первое средство, к которому я прибегал всегда, и прибегаю и по сей день, это молитва. Это самое важное средство, которое, с моей точки зрения, всегда должно быть использовано для исходатайствования обращения грешникам, постоянства праведникам, облегчения страданий душам в чистилище. Поэтому во время медитаций, мессы, молитв и других благочестивых практик я всегда просил об вышеуказанных трех вещах у Бога и Пресвятой Девы Марии.

Я не только молился сам, но также просил других молиться, особенно монахинь, сестер милосердия, терциариев и других людей, исполненных добродетели и ревностности. С моими намерениями я просил их присутствовать на Святой Мессе и принять Святое Причастие; во время Мессы и после Причастия я просил их мысленно приносить Всесвятого Сына Божия Предвечному Отцу, и чтобы они во Имя Его и через Его заслуги просили об этих трех милостях, а именно, об обращении грешников, о постоянстве праведников и об облегчении страданий душ в чистилище. Я также просил их молиться перед Святыми Дарами и совершать молитву Крестного пути.

Я также призывал их препоручать себя часто Пресвятой Деве, молиться Ей и испрашивать у Нее различные милости, усвоить благочестивую практику чтения Розария, к чему я призывал в каждой проповеди. Моей целью было также наставлять людей относительно того, как читать Розарий. Я обычно читал Розарий вместе с собравшимися перед проповедью, как для того, чтобы научить их молиться, так и для того, чтобы мы могли получить вышеупомянутые три милости нашими совместными молитвами. Подобным же образом я учил их почитанию страданий Марии, стараясь побудить их к ежедневному размышлению над одной из семи Ее скорбей, чтобы в течении недели они размышляли над всеми Ее скорбями.

Моим обычаем было молиться и побуждать других молиться святым, чтобы они ходатайствовали за нас перед Иисусом и Марией и испрашивали для нас вышеперечисленные милости. Я обращался с молитвой в особенности к тем святым, которые в течение своей земной жизни являли наибольшую ревностность к прославлению Бога и к спасению душ.

Я никогда не забывал призывать св. архангела Михаила и святых ангелов-хранителей, в особенности, моего собственного ангела-хранителя, а также ангела-хранителя страны, области, города, в котором я проповедовал, а также ангелов-хранителей отдельных лиц. Я испытал на себе в видимой форме защиту святых ангелов-хранителей. Возможно, здесь будет уместнее всего привести краткие устные молитвы, которые я читаю каждый день и рекомендую читать другим. Те, которые последовали моему совету, говорили мне, что эти молитвы действительно эффективны.

Кто как Бог?

Кто подобен Иисусу Христу?

Кто подобен Непорочной Марии, Пресвятой Деве и Матери Божией?

Кто подобен ангелам небесным?

Кто подобен святым во славе?

Кто подобен праведникам на земле?

Слава Иисусу Христу! Слава Пресвятой Деве Марии!

Слава святым заповедям Божиим!

Слава святым евангельским советам!

Слава святым таинствам Церкви!

Слава святому жертвоприношению мессы!

Слава пресвятому таинству алтаря!

Слава святому Розарию!

Слава Божией благодати!

Слава христианским добродетелям!

Слава делам милосердия!

Долой пороки, вину и грех!

Вот молитва, которую я читал в начале каждой миссии:

“О Дева и Матерь Божия, Матерь и Защитница бедных грешников! Ты хорошо знаешь, что я Твой сын и служитель, выкованный Тобою в горниле Твоего милосердия и Твоей любви. Я подобен стреле в Твоей сильной руке. О моя Матерь, направь меня всею силой Твоей руки против нечестивого, жестокого и богохульствующего Ахава, обрученного с подлой Иезавелью; то есть, о Матерь моя, направь меня против Сатаны, князя мира сего, заключившего союз с плотью.

Пусть победа будет за Тобой, о Матерь! Ты победишь, ибо Ты имеешь власть побеждать все ереси, заблуждения и пороки. И я, уповая на Твою могущественную защиту, вступлю в битву не только против плоти и крови, но и против мироправителей тьмы, вооружившись, по слову Апостола, щитом святого Розария и обоюдоострым мечом слова Божия.

Ты Царица ангелов. Итак, повели им, о Мария, предстательствовать за меня и скажи им, что победа и триумф послужат к вящей славе Божией и ко спасению душ.

Посрами, о Госпожа, Твоим смирением гордыню Люцифера и его последователей, которые дерзают увлечь души, искупленные Кровью Иисуса, Сына Твоего девственного чрева”.

После этой молитвы я произношу следующее заклинание:

“О Сатана и все твои последователи, я, служитель Иисуса Христа и Его Пресвятой Матери, хотя и недостойный, повелеваю тебе уйти отсюда и направиться в место твое. Я повелеваю тебе это во имя Отца, Который сотворил нас, во имя Сына, Который искупил нас от твоей тиранической власти, и во имя Святого Духа, Который утешил и освятил нас. Аминь.

Я также повелеваю тебе это во имя Марии, Пресвятой Девы и Матери Живого Бога, которая сокрушила твою главу ногою своею.

Уйди, о Сатана, уйди, гордец и завистник, да никогда впредь не будешь ты препятствовать обращению и спасению душ”.

Глава 15

ВТОРОЕ СРЕДСТВО: КАТЕХИЗАЦИЯ ДЕТЕЙ

Я всегда помнил об изречении, которое гласит: Сделай твою работу молитвой к Богу. Поэтому я всегда трудился с величайшим старанием и заботой, как если бы все зависело от моего прилежания, одновременно во всем уповая на Бога. Ибо все вещи зависят от Него, в особенности обращение грешников, которое есть дело благодати и один из величайших даров Божиих.

Поэтому одно из дел, которому я придавал наибольшее значение, было наставление детей в христианском учении, ибо я всегда любил такой род педагогической деятельности. Я считаю эту работу делом первостепенной важности. Об этом можно заключить из того, что катехезис - это основа религиозного и нравственного воспитания. Более того, поскольку дети заучивают его с легкостью, на них более всего воздействует содержание катехезиса, они оберегаются от заблуждения, порока и невежества, а также легче возрастают в добродетели, ибо они более склонны к обучению и более податливы, нежели взрослые. В работе с детьми требуется лишь насаждать, в то время как в работе со взрослыми требуется не только насаждать, но и выкорчевывать. Другое преимущество работы с детьми состоит в том, что дети могут обратить взрослых к Богу. Отцы приводятся к Богу своими сыновьями, потому что сыновья являются как бы частью сердца своих отцов. Я знаю по опыту, что когда детям даются маленькие призы, такие как освященные картинки с текстами благочестивого содержания, за регулярное посещение занятий и прилежание, они относят эти картинки домой, где надписи на картинках с любопытством читают их родители и друзья, возможно, из любопытства, но это благое любопытство, ибо оно приводит к их обращению.

Одна из причин, укреплявшая меня в моем желании учить и наставлять маленьких детей - это пример Иисуса Христа и святых. Иисус Христос говорит: “Пусть маленькие дети приходят ко Мне, и не запрещайте им, ибо таковых есть Царство Небесное” (Мк. 10,14). Ясно, что ребенок, сохранивший невинность благодаря хорошему воспитанию, является более драгоценным сокровищем в глазах Бога, чем все царства земные.

Апостолы, наставленные в учении своим Божественным Учителем Иисусом Христом, катехизировали как детей, так и взрослых, ибо их проповеди являлись провозглашением истин веры.

Большое число святых были катехизаторами, такие как св. Дионисий; св. Климент Александрийский, высокообразованный человек и учитель Оригена; сам Ориген; св. Иоанн Златоуст; св. Августин; св. Григорий Нисский; св. Иероним, который, хотя к его советам прибегали ближние и дальние во всем мире, находил время преподавать катехезис детям, посвятив этому смиренному труду остаток своих дней. Это было тем служением, которое он с такой пользой совершал в Церкви. “Пошли ко мне твоих детей, - обращается он к вдове, - я буду заниматься только с ними. И хотя из-за этого я буду иметь меньше славы в глазах людей, я буду более славен в глазах Бога”. Св. Григорий Двоеслов превзошел в этом отношение своим рвением даже св. Иеронима; и Рим, столица мира и центр религии, с удивлением взирал на великого Папу, уже надломленного болезнью, посвящающим все свое свободное время занятиям с молодыми людьми. Дав взрослым твердую пищу учения, он не возгнушался давать словесное молоко детям.

Знаменитый канцлер Парижа, Жан Герсон, постоянно занимался катехизацией детей. Некоторые современники критиковали его за это, но он отвечал им, что нет более важной работы, чем та, что защищает и отдаляет юные души от адского дракона и поливает молодые, нежные растеньица в саду Церкви.

Достопочтенный отец Авила, апостол Андалузии, также был ревностным наставником детей. Он требовал, чтобы его последователи занимались этой работой как своим отличительным делом, а также вверял и рекомендовал таковое воспитание детей школьным учителям, убеждая их в том, что если завоевать детские души для добра, то обратится и будет восстановлена вся страна, ибо сегодняшние дети - это завтрашние взрослые, которые будут править страной. Хорошее образование, в рамках которого уделяется внимание и преподаванию христианского вероучения, является источником и корнем всякого блага и процветания страны, в то время как плохое воспитание подрастающего поколения отравляет общество и в результате вместо добра получается зло.

Cвященник Диего де Гусман, сын Конде де Байлен, был учеником достопочтенного Авилы. Всю свою 83-летнюю жизнь он посвятил преподаванию христианского учения. Он пересек Испанию и Италию, будучи побуждаем своим рвением, и его работа по катехизации приносила плоды и имела успех, хотя за это он расплачивался ценой страданий и бесчисленных бедствий. После того, как он посвятил большую часть жизни этим апостольским путешествиям, он основал в Севилье конгрегацию, призванную продолжать дело ее основателя, т.е. преподавать катехезис детям.

Это не единственные из тех, кто трудился на обширной и плодотворной ниве катехизации. Были и другие, такие как св. Игнатий Лойола, св. Франциск Ксаверий, св. Франциск Борджиа, Лайнес и Салмерон, посланные на Тридентский собор и ревностно трудившиеся, по повелению св. Игнатия, на ниве преподавания катехезиса детям. К ним можно также добавить св. Иосифа из Калазанктия и достопочтенного Чезаре из Буса, который основал конгрегагию христианских братьев; затем отца Игнатия Мартинеса, воистину апостольского проповедника, которого называли “глашатаем Евангелия”. Последний обратил 40 000 еретиков во Франции и подвизался с таким рвением в преподавании катехезиса, что, когда он умер, Бог пожелал, чтобы душа его была взята на небо в сопровождении легиона ангелов и детей. На вопрос пророка Исайи: “Где учитель младенцев?” - мы можем, не погрешая против истины, ответить: “Вот он”.

Побуждаемый этими и другими примерами, я испытал непобедимое стремление катехизировать детей и на деле этим занимался, как будучи семинаристом, так и будучи священником, миссионером и даже позднее, будучи уже архиепископом.

Моя любовь к детям и мое желание видеть их хорошо наставленными в своей религии побудили меня написать четыре катехезиса: один для детей до семи лет, другой - для сельских детей, третий - несколько большего объема и четвертый, снабженный иллюстрациями и пояснениями.

Глава 16

ТРЕТЬЕ СРЕДСТВО: КАТЕХИЗАЦИЯ ВЗРОСЛЫХ

Катехизация взрослых - это еще одно средство, которое, согласно моему опыту, производит обильные плоды, ибо она исцеляет то всеобщее невежество, которое более широко распространено, чем это можно себе представить, даже среди тех людей, которые часто слушают проповеди, ибо проповедники, как правило, заранее предполагают, что их слушатели наставлены в основах веры. Вот почему знание катехезиса столь редкое явление среди взрослых католиков. Более того, с помощью катехизации мирянам объясняются их обязанности и то, как их исполнять.

Каждый день во время миссии, кроме первого дня (который посвящен особому предмету) я рассказываю о христианском учении в начале проповеди перед молитвой Ave Maria. Я должен был делать это сам, так как у меня не было помощника, который бы сопровождал меня в моих миссиях. Это введение длилось 20 минут и касалось заповедей Божиих, которые я излагал кратко или подробно, в зависимости от продолжительности миссии или церковных служб. Я всегда носил с собой “Введение в толкование заповедей”, равно как и брошюры, посвященные каждой из заповедей в отдельности, с аналогиями и примерами. Содержание этих брошюр я использовал в большей или меньшей степени в зависимости от числа дней, в течение которых я должен был проповедовать в городе, а также в зависимости от преобладавших в данной местности обычаев, пороков, требующих искоренения, или добродетелей, которые следовало насадить или взрастить, в соответствии с тем, что мне рассказывали люди или что я знал сам. В мою задачу входило приспособиться к существующим обстоятельствам и искать подобающие средства.

Хотя я знал о преобладающих пороках любого города или села, я не упоминал о них с самого начала и в первой же проповеди. Совсем напротив: я выжидал до тех пор, пока мне не удавалось понять предрасположенности и характер паствы, после чего, хотя я и указывал на их пороки и несовершенства, они не только не обижались, но усердно каялись.

Я заметил, что сначала многие люди приходили на мои проповеди, будучи привлечены новизной предприятия или по причине любопытства, возбужденного желанием видеть и слышать, что происходит. Если бы эти люди услышали, как милые их сердцу пороки порицаются в сильных выражениях начиная с первой же проповеди, это было бы так же смертоносно для них, как если бы я задел их за живое, или же было бы подобно горькой пилюле, которую больной не может проглотить. В результате они будут раздражены до такой степени, что больше никогда не придут, но будут злословить миссии, миссионеров и тех, кто слушает их проповеди.

Поэтому я придерживаюсь мнения, что в такие тяжелые времена, как наше, миссионер должен вести себя так, как тот, кто варит устриц. Сначала он кладет их в кастрюлю с холодной водой, так чтобы прохлада воды побудила устриц вылезть из своих раковин. Затем, по мере того как вода постепенно нагревается и, наконец, доводится до кипения, устрицы гибнут и свариваются. Но если неблагоразумный человек бросает устриц в кастрюлю с кипящей водой, они так глубоко уходят в свои раковины, что становится невозможно извлечь их оттуда.

Таков был мой метод общения с грешниками, погрязшими во всевозможных пороках, заблуждениях, богохульствах и неблагочестии. В течение первых дней миссии я рисовал добродетель и истину самыми радужными и привлекательными красками, не говоря ни слова против пороков и тех, кто подвержен им. В результате, легкомысленные и грешные люди видели, что к ним относятся со снисхождением и добротой, и это побуждало их посетить миссию еще один раз или даже чаще. Тогда я начинал говорить с ними более откровенно, и они принимали это нормально. Наконец, они обращались и шли на исповедь. Я обнаружил, что многие приходили на миссию только из любопытства, другие - движимые злобой, чтобы, по возможности, придраться к моим словам, но в конце и те и другие искренне каялись и шли к священнику на исповедь.

В моих речах и проповедях я должен был проявлять предельную осторожность, потому что в тот самый год, когда я начал проводить миссии, началась гражданская война между роялистами и сторонниками конституции. Требовалось большое благоразумие, чтобы не произнести ни одного слова, связанного с политикой, которое могло бы быть истолковано в пользу или против какой-либо из враждующих сторон; поэтому можно легко представить себе, что я должен был быть воплощенной осторожностью, когда мне приходилось проповедовать в городах, где имелись сторонники и той и другой враждующей стороны. Причины очевидны, ибо, как я уже сказал, некоторые люди приходили на миссии с тем, чтобы поймать меня на каких-то высказываниях, направленных против них, точно так же, как враги нашего Спасителя в течение Его земной жизни старались уличить Его в слове. Благодарение Богу, что в этом отношении они ни в чем не могли упрекнуть меня.

В течение этого тяжелого времени я не только должен был проявлять всяческую осторожность, но дела приняли такой оборот, что само слово “миссия” не могло более употребляться, и соответствующая религиозная деятельность должна была называться новенной за души в чистилище, или новенной в честь Богородицы Пресвятого Розария, или новенной в честь Пресвятого Таинства, или новенной в честь какого-нибудь святого и т.п., чтобы не тревожить сторонников конституции, которым принадлежала вся власть в тех городах и селах, где я проповедовал. Если города были густонаселенные и девяти денй оказывалось недостаточно, я продолжал свою деятельность еще на столько дней, сколько было нужно.

В первый день необходимо было говорить о главной цели миссии. Во второй день я обычно начинал разбирать какую-нибудь часть христианского учения и продолжал делать это на протяжении оставшихся дней. На третий день я кратко резюмировал то, что проповедовал в предыдущий день, говоря, например: “Вчера я объяснял вам такое-то и такое-то положение...” Таким образом я делал обзор главных моментов моих предшествовавших проповедей. Три причины побуждали меня делать это. Во-первых, когда люди слышат еще раз одну и ту же вещь, хотя бы и повторенную кратко, они более живо воспринимают ее истинность, ибо, как говорит св. Альфонсо Лигуори, у простых людей головы тверды, как дерево, и чтобы заставить их что-нибудь запомнить и хорошо усвоить, следует вбивать это им в головы посредством повторения. Во-вторых, если кто-то не слышал проповедь в тот день из-за каких-то обязанностей, от которых нельзя было освободиться, у них имелся шанс услышать главные моменты пропущенной ими проповеди. Кроме того, если кто-то не понял предыдущей проповеди, в его уме все смогло бы правильно уложиться благодаря повторному прослушиванию правильно изложенного материала. Часто случается, что многие не понимают сказанное в проповеди правильно, а когда возвращаются домой и пытаются разобраться самостоятельно, дело становится еще хуже. Но когда речь идет об учении Церкви, важно, чтобы все четко усвоили его объяснение. Третья причина повторения материала заключается в том, что это резюме служит вступлением к следующей проповеди, что, с одной стороны, полезно слушателю, а с другой - упрощает задачу проповедника в том, что ему не надо искать адекватной и общей идеи, служившей бы в качестве вступления.

Глава 17

ЧЕТВЕРТОЕ СРЕДСТВО: ПРОПОВЕДИ

Доктринальные предметы должны использоваться, чтобы наставлять народ, а проповеди, чтобы побуждать его к действию. Выбор проповедей будет зависеть в большой мере от типа аудитории. Есть некоторые проповеди, которые св. Альфонсо Лигуори называет необходимыми, как например, те, которые посвящены Страшному суду, раю, чистилищу и аду, прочие же - зависят от выбора самого проповедника.

Моим обычаем было упорядочивать темы моих проповедей следующим образом:

Первую проповедь я посвящал святым душам в чистилище или Пресвятой Деве Марии, в зависимости от характера миссии.

Вторая проповедь посвящалась важности спасения.

Третья - о серьезности смертного греха.

Четвертая - о необходимости исповеди и тому, как сделать общую исповедь.

Пятая - о смерти.

Шестая - о Суде.

Седьмая - об аде.

Восьмая - о вечности.

Девятая - о рае.

Десятая - о постоянстве.

Если выходило так, что миссия длилась дольше, я добавлял другие проповеди, на такие темы, как: о блудном сыне, о божественном милосердии, об окончательной нераскаянности, о всеобщем Страшном суде, о праведной кончине, об обращении св. Августина, о соблазнах, об обращении св. Марии Магдалины, о вреде, который грех причиняет грешнику, о простительных грехах, о ближайших поводах ко греху, о молитве Богородице по четкам (Розарии), об умной молитве, о скорбях Девы Марии и т.п.

Стиль проповеди, которому я подражал с самого начала как своему идеалу, был стиль святого Евангелия, который характеризуется простотой и ясностью; и чтобы подражать ему, я использовал сравнения, притчи, исторические и житейские примеры, большую часть которых я заимствовал из Священного Писания. Я также отмечал, что вещь, привлекающая внимание всех, как образованных, так и неграмотных, как верующих, так и неверующих, это использование сравнений с предметами и ситуациями повседневной жизни.

Я вспоминаю, что в 1861 году я в течение семи дней проповедовал в городе, известном своим равнодушием к религии, о семи скорбях Пресвятой Богородицы. В середине одной из моих проповедей я говорил об очень важной истине, которую я доказывал ссылками на авторитет Св. Писания. В течение всей проповеди аудитория хранила полное молчание, пока вдруг какой-то неблагочестивый человек не нарушил тишину своим криком: “Нет, нет, это неправда!” Я продолжал как ни в чем не бывало, и даже повторил вышеупомянутую истину. Затем я сказал: “Чтобы сделать эту важную истину более очевидной для вас, позвольте мне воспользоваться сравнением”. После того как я проиллюстрировал сравнением истину, взятую мною из Св. Писания, тот же самый человек сказал громким голосом: “Да, Вы правы, это истинно так”. На следующий день он подошел ко мне и сделал добрую исповедь.

Этот пример, к которому я могу добавить многие другие, утвердил меня в убеждении о полезности сравнений, взятых из жизни природы. Наш Господь Бог так обильно просветил меня в этом отношении, что не было темы, где бы мне ни приходило на ум какое-нибудь сравнение с природными явлениями. Я их использовал даже спонтанно, и, к счастью, они всегда оказывались весьма уместными, и у аудитории возникало ощущение, что я заранее долго обдумывал способ, как оптимально выразить свою мысль. Будь благословен, о мой Боже, за то, что Ты обогатил меня этим даром, который является Твоим, а не моим, ибо я знаю, что сам по себе я неспособен не только сказать доброе слово, но даже породить хорошую мысль. Пусть все это будет ко славе Твоей. Аминь.

Мне всегда доставляло большое удовольствие читать сочинения и проповеди выдающихся церковных авторов, особенно тех, которые писали проповеди для миссий: св. Иоанна Златоуста, св. Альфонсо Лигуори, Синискальгуи, Барциа и достопочтенного Хуана Авильского. Характерной чертой последнего было то, что он проповедовал с такой ясностью и простотой, что все понимали его и никогда не уставали слушать его, хотя его проповеди иногда длились около двух часов. Примеры и сравнения, которые приходили ему в голову, были настолько многочисленны, что ему было трудно уложиться в более короткое время.

День и ночь Хуан Авильский размышлял лишь о том, как ему способствовать увеличению славы Божией путем исправления дурных привычек и обращения грешников. Целью всех его проповедей было избавить души, пребывавшие в несчастном и жалком состоянии греха, показывая им, как отвратителен грех, как сильно грешник гневит Бога и какие страшные наказания уготовал Бог тем, кто умирает без покаяния. Он говорил также в своих проповедях о награде, ожидающей тех, кто искренне каются и сожалеют о своих грехах. Бог же удивительным образом благословлял его проповеди.

Я посвятил больше внимания проповедям и личному примеру достопочтенного отца Авилы, потому что его стиль я более нежели какой-то другой я принял как образец для подражания. Опыт научил меня, что простой и исполненный силы стиль проповеди приносит наилучшие результаты. Слава Богу за то, что Он дал мне познать заслуги и превосходство сочинений и подвигов этого знаменитого наставника проповедников и отца добрых и ревностных священников.

Когда я проповедовал в миссиях в городах, вдобавок к обычным проповедям во время богослужений, я также произносил другие проповеди специально для священников, даже если они не участвовали в реколлекциях. Если же они совершали духовные упражнения, то я проповедовал им каждый день утром и вечером. Я также проповедовал во всех женских монастырях, сестрам милосердия, членам общества св. Викентия де Поля, группам женщин, заключенным, детям и больным. Одним словом, не было никакого института благочестия или милосердия, который я бы не посетил и которому бы не послужил проповедью слова Божия. Время, остававшееся после проповедей, я посвящал выслушиванию общих исповедей, утром и вечером.

Будь благословен, о мой Боже, за то, что Ты дал мне здоровье и силы и другие телесные и душевные дары, которые позволили мне вынести и продолжать великое и возвышенное дело апостолата! Я хорошо знал, что без особой помощи Неба я не смог бы выдерживать такие длительные и изнурительные труды, которые продолжались с 1840 до 1847 года, когда я отправился на Канарские о-ва с его высокопреосвященством епископом Бонавентурой Кодина, человеком, исполненным добродетели и ревностности.

Кроме миссий, я также проводил духовные упражнения для клира, монахинь, семинаристов, мирян, а также для детей, приступающих к первому причастию.

Глава 18

ПЯТОЕ СРЕДСТВО: РЕКОЛЛЕКЦИИ

Я уже упомянул в другом месте, что с самого начала моей жизни в семинарии я ежегодно совершал духовные упражнения. Первый раз я совершил их в Риме, вскоре после моего прибытия в Вечный Город. Тогда их проводили там отцы-иезуиты; и я должен сказать, что те духовные упражнения подействовали на меня сильнее всего.

Когда я вынужден был покинуть Общество Иисуса из-за таинственной боли в ноге, отцы подарили мне книгу “Духовные упражнения” св. Игнатия, перед тем как я отправился обратно в Испанию. Именно эту книгу я всегда использовал впоследствии при проведении реколлекций. Когда я был в Вике, духовенство этого города попросила дать им на время эту книгу, чтобы заказать новый тираж у печатника по имени Труллас.

Духовные упражнения св. Игнатия - это сильное средство, которое я использовал и нашел особенно эффективным для обращения грешников, что воистину представляет собой наиболее трудную задачу. Однако я все время видел самые благоприятные результаты при использовании духовных упражнений священниками, ибо многие из них искренне обратились и сделались ревностными проповедниками. Я проводил эти упражнения среди клира Вика, Барселоны, Таррагоны, Героны, Солсоны и Канарских о-вов, Матаро, Манрезы, Побла-Баги, Риполла, Кампдеванола, Сен Лоран дел Питеуса и в других местах.

По разным поводам я проводил также реколлекции для мирян, отдельно для мужчин и женщин, и я убедился, что они дают более прочные и долговременные результаты, нежели миссии. Я написал книгу под названием Объяснение духовных упражнений св. Игнатия, которую оценил и полюбил народ. Она происводила и продолжает производить удивительные результаты, так что, если грешники подобающим образом совершают духовные упражнения, они обращаются, а праведники укрепляются и возрастают в благодати. Пусть все это будет к вящей славе Божией. Я могу походя упомянуть, что Ее Величество королева использует эту книгу для ежегодных реколлекций и советует своим фрейлинам поступать аналогичным образом.

Глава 19

ШЕСТОЕ СРЕДСТВО: КНИГИ И ПАМФЛЕТЫ

Одно из наиболее мощных средств для добра - это печать, равно как она же становится главным орудием зла, когда ей злоупотребляют. Посредством печати выходит в свет много хороших книг и брошюр, и таким образом люди лучше узнают и больше восхваляют Бога. Не все желают, или не все могут услышать проповедь слова Божия, и именно в этих случаях помогает книга, ибо она может попасть в любой дом.

Проповедник не может постоянно проповедовать, но книга всегда может сообщать все то же послание, ибо она никогда не устает. Она всегда готова снова и снова повторять то, что она говорила с самого начала. Она никогда не обижается, независимо от того, много или мало прочтут из нее люди. Она та же самая сегодня, завтра и всегда, и она приспосабливается к желаниям и настрою читателя.

Чтение хороших книг всегда считалось важным и полезным делом, и особенно в наши дни оно должно рассматриваться как насущная необходимость. Я повторяю - сегодня это необходимость, ибо все помешаны на чтении, и если у людей не окажется хороших книг, они будут читать плохие. Книги есть пища души. Хорошая и полноценная пища, которая дается голодному телу, напитает его, но пища отравленная повредит ему. То же справедливо и в отношении чтения. Если люди будут читать хорошие и поучительные книги регулярно и в подобающее время, то это духовно напитает и укрепит их в чрезвычайной степени. Но если они будут читать плохие книги, непристойные газеты и журналы, еретические брошюры и другую душевредную литературу, то это погубит их веру и растлит их нравы. Плохие книги сначала помрачают разум, затем растлевают сердце, а из растленного сердца, как говорит наш Господь Иисус Христос, исходит всяческое зло. Это продолжается до тех пор, пока поверхностный и беспечный читатель не дойдет до отрицания самой фундаментальной истины, а именно, что Бог существует. Dixit insipiens in corde suo: non est Deus - Сказал безумец в сердце своем: нет Бога.

Поэтому в наши дни есть двойная необходимость в распространении хороших книг. Но такие книги должны быть небольшими, ибо наше время требует быстроты, и люди, которые несутся туда-сюда в тысячах различных направлений, просто не найдут времени для чтения объемистых книг. Похоть очей и ушей достигла такой степени, что люди желают видеть и слышать все. Они также желают путешествовать и много передвигаются, а потому не будут брать с собой толстые книги, но предоставят высокоученым трудам пылиться в какой-нибудь заброшенной библиотеке. Будучи убежден в этой очень важной истине и вспомоществляем Божией благодатью, я сочинил большое число памфлетов и брошюр.

Первая книжица, которую я опубликовал, касалась Духовных советов; ее я написал для монахинь Вика, после того как провел для них реколлекции. Я намеревался оставить им некоторые моей рукой написанные советы, с тем чтобы они легче запомнили содержание проповедей, которые я им прочел. Перед тем как передать эту рукопись монахиням, чтобы они все могли сделать копии для себя, я показал ее моему близкому другу - доктору Хосе Пассареллу, канонику Викского собора. Он посоветовал мне опубликовать ее, с тем чтобы монахини не утруждали себя переписыванием ее от руки. Этот совет, исходивший от человека, которого я уважал, побудил меня согласиться на опубликование рукописи. Такова история первой напечатанной мною книги.

Удоблетворительные результаты опубликования первой моей книги вдохновили меня на написание второй, которую я озаглавил: Советы молодым женщинам. После этого моя книга Советы отцам семейства и Советы детям и т.д.

В то время как я давал миссии, я узнал нужды людей и проблемы тех местностей, которые я посещал, поэтому я посвящал брошюры или памфлеты специально этим нуждам или проблемам. Если я замечал, что в каком-то городе преобладал обычай петь неприличные песни, я старался противодействовать этому злу сочинением духовных песен или гимнов. Вот почему мои первые памфлеты почти целиком представляли собой сборники гимнов или религиозных песен.

В самом начале моих литературных трудов я опубликовал памфлет, в котором привел краткую молитву возмещения за грехи богохульства, которые я бичевал в моих проповедях. Множество и тяжесть этих богохульств вызывали ужас у все добрых людей. Казалось, что все демоны ада рассеялись по всей земле, уча и побуждая людей к произнесению богохульств и проклятий.

В той же пропорции ширился и грех блуда, который сотрясал сами основы общества. Это обстоятельство побудило меня напечатать две брошюры, призывающих к усиленному почитанию Матери Божией, ибо это почитание есть самое лучшее целительное средство от всех зол. Я озаглавил одну из брошюр словами молитвы: ”О Дева и Матерь Божия” и т.д., каковую молитву можно найти во всех этих брошюрах. Эти два слова - “Дева” и “Мать” - я сознательно соединил вместе, ибо я помнил, что когда я был еще семинаристом и однажды летом читал житие св. Филиппа Нери, написанное о. Консиенция, я отметил тот факт, что святой Филипп всегда любил соединять эти два слова, Дева и Матерь Божия, веруя, что это очень угодно и радостно Пресвятой Богородице. Остальная часть молитвы - это акт посвящения себя Марии:

“О Дева и Матерь Божия, я предаю себя Тебе как Твой маленький сын, и ради чести и славы Твоего девства я вверяю Тебе мою душу и тело, мой разум и чувства, и я испрашиваю у Тебя благодати, чтобы она хранила меня от греха. Аминь”.

Увидев плодотворные результаты, произведенные этой брошюрой, я решил писать другие, по мере того как я усматривал потребность в них в определенное время и в определенных местах. Когда это было необходимо, я писал в большом количестве брошюры не только для взрослых, но и для мальчиков и девочек, которые подходили ко мне за благословением и просили у меня бумажные иконки. Мои карманы были всегда полны для подобных случаев. В качестве одного из примеров блага, которое происходило от обычая дарить листовки религиозного содержания и бумажные иконки молодым людям, приходившим, чтобы приветствовать меня, позвольте мне привести случай, который, как мне кажется, способствовал большей славе Господа Бога нашего.

Однажды после обеда, когда я проходил по улице одного из самых больших городов Испании, ко мне подбежал мальчик, поцеловал мне руку и попросил бумажную иконку. Я достал из кармана одну из имевшихся при мне иконок и дал ему. На следующий день рано утром я отправился служить мессу в храм, в котором я обычно молился и совершал Святое Жертвоприношение, всякий раз когда останавливался в этом городе. Зайдя в храм, я тотчас же отправился принимать исповеди, так как там всегда было много людей, ожидавших священника. После мессы я встал на колени в притворе храма, чтобы воздать благодарение, но не прошло и минуты, как высокий полный человек подошел ко мне. У него были длинные колючие усы, густая борода, и в руках он держал пальто таким образом, что виден был только верхняя половина его лица. Глаза его были закрыты, и остальная часть его лица тонула в бакенбардах, усах и бороде. Дрожащим от напряжения голосом он попросил меня выслушать его исповедь. Я сказал ему, что обязательно сделаю это, если он подождет меня в ризнице, пока я прочту благодарственные молитвы.

Хотя в храме находились и другие люди, ожидавшие исповеди, я посчитал наилучшим принять исповедь у этого мужчины непосредственно в ризнице, ибо сам его внешний вид указывал на то, что это решение самое благоразумное. И в действительности мое предположение полностью подтвердилось. Я вошел в ризницу, где вышеупомянутый мужчина в одиночестве дожидался меня, и провел его в дальний угол комнаты. Затем, когда я сел, чтобы выслушать исповедь, мужчина стал на колени и начал так безутешно плакать, что я не знал, как успокоить его. Чтобы выяснить причину его печали, я задал ему несколько вопросов. Он ответил на них сквозь слезы, вздохи и всхлипывания:

“Отец, вчера пополудни вы проходили по нашей улице и когда вы шли мимо дома, в котором я живу, мальчик выбежал поцеловать вашу руку и попросить у вас бумажную иконку, которую вы ему тотчас же дали. Мальчик вернулся домой счастливым и довольным своим подарком, и, полюбовавшись им немного, оставил его на столе и пошел на улицу, чтобы поиграть с другими мальчиками. Будучи один в доме, отчасти из любопытства, отчасти же, чтобы провести время, я взял бумажную иконку и прилагавшуюся к ней листовку и стал читать. Отец, я не могу передать свои чувства в тот момент. Каждое слово, подобно стреле, пронзало мое сердце. Я решил пойти к вам на исповедь. Я провел всю ночь, оплакивая свои грехи и испытывая свою совесть, и теперь я готов примириться с Богом. Отец, я великий грешник. Я последний раз был на исповеди еще в детстве, а теперь мне 50 лет, и я являлся главарем банды преступников. Отец, будет ли даже мне прощение?

Убедив его, что для него есть прощение, я посоветовал ему уповать на благость и милосердие Божие. Благой Бог, сказал я ему, призвал его к покаянию, чтобы спасти его, и правильно поступает тот, кто не ожесточает своего сердца и решается сразу сделать хорошую исповедь.

Этот человек исповедал свои грехи, получил отпущение и затем сделался столь радостным и счастливым, что я не нахожу слов, чтобы описать его состояние в тот момент.

Если бы брошюры и бумажные иконки не привели ни к одному обращению, кроме вышепомянутого, я все равно считал бы все время, все труды и все деньги, затраченные на печатание их, использованными на доброе дело и был бы с лихвой удовлетворен результатом. Но это не единственный случай, когда люди раскаивались в своих грехах благодаря чтению благочестивых брошюр.

В Виллафранка де Панадес четыре преступника, отклонявших все попытки понудить их к исповеди, обратились за три дня до объявления им смертного приговора благодаря чтению брошюры, которую я дал каждому из них. Это дало им пищу для размышления в течение напряженных часов ожидания смерти, и вскоре они пришли на исповедь, получили последнее причастие и достойно приняли смерть. Как много бедных грешников обратилось благодаря чтению благочестивых листков и святым изображениям! О мой Бог, как Ты благ! Ты извлекаешь благо из всех вещей, чтобы благословить души бедных грешников Твоими милостями! Да будет имя Твое благословенно во веки веков. Аминь.

Цель, которую я ставил для себя во всех этих трудах, была вящая слава Божия, обращение грешников и спасение душ. Для этой цели я написал книгу в форме “Советов” для всех классов общества, но главным образом для двух классов людей, коих бедственное состояние побуждало меня помочь им. Один класс представляли собой молодые люди и девушки, которые суть надежда Церкви. Я написал для них четыре катехезиса, о чем я уже упомянул выше, а также множество брошюр и памфлетов.

Другой класс людей, привлекавших к себе в большой степени мое внимание, составляло духовенство. О, если бы все те, которые посвящают себя служению Церкви, были бы людьми с истинным призванием, твердой добродетели и отличались бы постоянным усердием в учебе, то каких хороших священников мы бы имели, а в итоге сколько душ обратилось бы к Богу! Эта мысль побудила меня написать небольшой труд в двух частях, озаглавленный: Руководство для семинаристов, который понравился всем, кто его прочел. Пусть он послужит к вящей славе Божией. Поскольку мы созданы для того, чтобы познавать, любить, служить и хвалить Бога, я решил, что клирику, желающему соответствовать налагаемым на него обязанностям, необходимо знать церковное пение, и чтобы помочь ему в этом, я написал и опубликовал соответствующее пособие. Его целью является научить священников и семинаристов наиболее быстрым и простым способом, как петь во славу Божию.

Все эти книги не были написаны мною для собственной выгоды, но для вящей славы Божией и для блага душ. Я не получил ни одного пенни дохода от напечатания этих книг. Напротив, я раздавал людям тысячи экземпляров моих книг бесплатно, и это продолжается и по сей день. С помощью Божией я желаю продолжать распространять книги до самой моей смерти, ибо считаю, что это один из лучших видов милостыни, которую можно раздавать сегодня.

Чтобы предложить свои книги публике по минимально возможной цене, я решил основать издательство религиозной литературы под покровительством Монтсерратской Богоматери, которая является заступницей Каталонии, а также под покровительством св. архангела Михаила. Я обсуждал этот проект с досточтимыми отцами Каиксалом и Пало, тогдашними канониками Таррагоны, а ныне епископами - один - Сео де Ургеля, другой - Барселоны. Даже по сей день эти два епископа покровительствуют основанному мною издательству, которое непосредственно управляется администратором.

Если кто-либо захочет узнать, что уже сделало и что продолжает делать “Религиозная пресса”, стоит лишь посетить само издательство или типографию и ознакомиться с каталогом уже опубликованных книг. Но даже и это не даст полной картины того, что осуществлено издательством, ибо некоторые книги, указанные в каталоге, выдержали несколько изданий. Одна из них издавалась уже 38 раз, и каждое издание выходило многотысячным тиражом.

“Религиозная пресса” обеспечивала и продолжает обеспечивать духовенство и мирян лучшими книгами на религиозные темы и притом по самым низким ценам. Никакое другое книгоиздательство в Испании не продает книги по таким низким ценам, равно как и не может сравниться с нашим издательством по качеству корректуры или по качеству печати и бумаги.

Теперь, когда я говорю о книгах, я могу отметить, что наша “Религиозная библиотека” получала прочную поддержку от Академии св. Михаила, устав которой был одобрен папой Пием IX и правительством его величества короля специальным декретом, изданным их величествами королем и королевой. У этой Академии имеется попечительский совет, который собирается в Мадриде каждое воскресенье, чтобы исполнять все, что предписано уставом. В Мадриде имеется много отделений Академии св. Михаила, и во всех главных городах Испании есть члены этой Академии. Добрые плоды деятельности ее членов неисчислимы.

Хорошие книги и брошюры всегда идут во благо, но особенно велик бывает результат, когда они раздаются во время миссии, ибо именно в это время они помогают и подкрепляют проповедь слова Божия, делая таким образом плоды миссии более долговечными. Вот почему я всегда в изобилии раздаю книги, всякий раз когда меня зовут преподавать миссии и произносить проповеди в каком-либо приходе.

Другое апостольское начинание, которое приносит обильные плоды, это практика дружеских бесед. О как удивительно успешными бывают они и как много производят добра! Среди первых отцов Общества Иисуса был брат-мирянин, который имел обыкновение каждый день ходить за едой, и он достиг таких успехов в искусстве беседы с людьми, с которыми он имел деловые контакты, что он обратил больше душ, чем любой из миссионеров. Я прочел об этом еще когда я был семинаристом, и рассказ этот произвел на меня такое впечатление, что я решил руководствоваться этим примером на деле, всякий раз когда обстоятельства этому способствовали. Если разговор касался смерти или если раздавался похоронный звон, я имел возможность поговорить о бренности и непостоянстве нашего бытия, о неизбежности смерти и об ответе, который мы должны будем дать Богу. Раскаты грома и вспышки молнии побуждали меня думать и говорить о Страшном суде. Когда я находился возле огня, я говорил о вечном пламени ада. Однажды, когда я беседовал с приходским священником у кухонного очага, беседа, которую мы завели, повлияла на него так сильно, что на следующий день он пришел ко мне, чтобы исповедоваться в тех грехах из своей прошлой жизни, о которых он ранее боялся упомянуть на исповеди. Его сердце было воистину задето, и он покаялся только лишь благодаря простому разговору, который мы с ним вели.

Всякий раз когда я путешествовал, я говорил, в зависимости от обстоятельств, с людьми, с которыми я оказывался рядом. Если я видел цветы, то замечал, что подобно тому, как растения производят такие красивые и благоухающие цветы, так и мы должны производить цветы добродетелей, например, розы целомудрия, фиалки смирения и т.д. Мы должны быть, по словам Апостола, благоуханием Христа повсюду. При виде плодовых деревьев я говорил о добрых делах, которые мы должны совершать, ибо если мы не будем творить добрые дела, мы будем подобны неплодной смоковнице, о которой упомянуто в Евангелии. Проходя вдоль берега реки, я говорил со своими спутниками о том, что течение реки должно напоминать нам о том, что мы постоянно движемся в направлении к вечности. Песни птиц и звуки музыки должны напоминать нам о вечной и всегда новой музыке, звучащей на небесах. Об этих и других предметах я всегда говорил, когда имелся для этого подходящий повод. Я наблюдал, что дружеские беседы приносят много добра, потому что они идут во благо участвующим в них, как и святая беседа Иисуса с учениками Его, шедшими в Эммаус. Более того, заводя разговор на благочестивую тему, мы тем самым избегаем празднословия, а, быть может, также ропота и критики.

Другое могущественное средство, которым я пользовался, чтобы делать добро, это дарить розарии людям и учить их, как читать эту прекрасную молитву к Матери Божией. Я также дарил им медальоны и советовал им носить их и целовать их днем и ночью. Я также давал желающим скапуляры, объясняя им, что они означают и как их носить.

Равно эффективный способ возбуждать и увеличивать благочестие людей - это освящать иконы, медальоны, розарии, скапуляры и т.п. После того как люди покупали эти благочестивые предметы, я советовал им принести их в церковь в какой-то из определенных дней, чтобы я мог освятить их с амвона. Эта моя инициатива была встречена с энтузиазмом, ибо она усиливала благочестие людей и одновременно оставляло им благочестивое воспоминание о миссии и о том, что было сказано и сделано во время миссии.

Я также написал книгу, повествующую о происхождении скапуляра Непорочного Зачатия и о благодати и отпустах, которые можно приобрести ношением его. В результате многие люди носят скапуляр, в том числе и придворные здесь, в Мадриде, а также их величества король и королева, принц, две принцессы и все фрейлины.

Глава 20

СЕДЬМОЕ СРЕДСТВО: ДРУЖЕСКИЕ БЕСЕДЫ, МЕДАЛИ, ОБРАЗКИ, РОЗАРИИ И СКАПУЛЯРЫ.

Да будет благословен Бог за то, что Он дал обильные плоды и благословение всем книгам, которые я написал. Две книги, которые способствовали обращению множества душ, были: Правильный путь [Camino Recto] и Толкование на катезезис. Я установил, что эти две книги были причиной большинства обращений, имевших место как результат всех моих трудов. Даже сейчас не проходит дня при дворе, чтобы я не встречал души, решившиеся изменить свою жизнь после прочтения этих книг. Все ищут эти книги и не успокаиваются, пока не приобретают себе экземпляр. Люди всех слоев общества желают иметь эти книги и это общее требование понудило меня выпустить высококачественное издание, предназначенное специально для людей высшего общества, таких как ее величество королева, его величество король, принцесса, придворные дамы, дворяне и прочие знатные люди. Можно сказать, что нет такой семьи, принадлежащей к высшему обществу, которая не имела бы красиво изданного экземпляра Правильного пути, в то время как менее обеспеченные люди в нашей стране тоже имеют у себя дома экземпляры этой книги, только в более дешевом издании.

Я написал так много книг на столь разные темы, что не знаю их точного числа. Ты знаешь, о мой Боже. Впрочем, не я писал их, но Ты, да - Ты, мой Бог. Ты лишь использовал сей ничтожный инструмент, чтобы распространять Твое слово, потому что сам по себе я не имею ни разума, ни таланта, ни времени, чтобы осуществить это. Ты неведомо для меня наделил меня всем необходимым; и за это да будет вовеки благословенно имя Твое!

Глава 21

            ДОБРОДЕТЕЛИ, НЕОБХОДИМЫЕ

ДЛЯ ПЛОДОТВОРНОГО СЛУЖЕНИЯ - ПЕРВАЯ ДОБРО-

ДЕТЕЛЬ: СМИРЕНИЕ

    Доселе я говорил о способах, которые я использовал для того, чтобы получить плоды. Теперь я буду говорить о добродетелях, которыми должен обладать миссионер, чтобы его миссия была успешной.

    Цицерон, когда говорил о воспитании оратора, указывал, что истинный оратор должен быть обучен всякого рода наукам и искусствам: In omnibus artibus et disciplinis instructus debet esse orator. Со своей стороны я утверждаю, что миссионер должен являть собой образец всех добродетелей. Подобно своему учителю Иисусу Христу, он должен начать с примера добродетели, прежде чем он начнет учить других: Coepit facere et docere. В своих трудах он должен быть в состоянии сказать вместе с апостолом Павлом: Imitatores mei estote, sicut et ego Christi - Подражайте мне, как я Христу.

    Я рассудил, что для того чтобы приобрести добродетели, необходимые истинному миссионеру-апостолу, я должен начать с добродетели смирения, которую я считал основой всех прочих добродетелей.

    С тех пор как я учился в семинарии в Вике, т.е. с самых первых курсов, когда я изучал философию, я начал практически экзаменовать себя по поводу добродетели смирения, в которой я так отчаянно нуждался, так как мне вскружили голову тщеславные мысли, связанные с моими рисунками, моделями, машинами и другими подобными занятиями. В те дни в Барселоне мое сердце чрезвычайно радовалось лести и похвалам, которые мне расточали на каждом шагу. О мой Боже, я испрашиваю у Тебя прощения, ибо я от всей души сожалею о прошедшем! Воспоминания о моем былом тщеславии вызывают у меня слезы горечи, но Ты, мой Боже, смирил меня, и я благодарю Тебя за это, восклицая вместе с пророком: Bonum mihi quia humiliasti me - Благо мне, что Ты смирил меня. Да, о мой Господь, Ты смирил меня и я также и сам смирился с помощью Твоей благодати.

    С самого начала моей учебы в семинарии в Вике я претерпел ту же обработку, что претерпевает изделие в мастерской кузнеца. Кузнец кладет металлическую заготовку в горн, а когда она достаточно раскалится, вынимает ее, кладет ее на наковальню и начинает бить по ней молотом. Помощник кузнеца делает то же самое и оба они поочередно осыпают железную заготовку градом ударов, пока она не приобретет форму, которая задумана кузнецом. О мой Господь и мой Владыка, Ты поместил мое сердце в печь духовных упражнений и частого причащения Св. Тайн, и таким образом оно стало согреваться огнем Твоей любви. Затем Ты, о Господь, и Твоя Пресвятая Матерь Мария начали осыпать мое сердце ударами уничижений, притом что я добавлял свою долю с помощью личного испытания смирения, которое было так необходимо для меня. Как часто на устах моих было восклицание св. Августина: Noverim Te, noverim me - Я хочу познать Тебя и я хочу познать себя; а также восклицание св. Франциска Ассизского: Кто Ты и кто я? И я мог представить себе, как Бог говорит: Я есмь Сущий, а ты есть тот, кто не существует; ты ничто и меньше, чем ничто, ибо несуществующее не грешит, а ты грешил.

    Я видел очень ясно, что сам по себе я не что иное, как грех. Если я и представляю собой что-то, если я и имею что-то, все это я получил от Бога. Мое естество не от меня, но оно есть творение Божие. Он создал меня, Он сохраняет меня, Он поддерживает мое естество в постоянном движении. Как мельница, как бы хорошо она ни была установлена, не может работать, если на нее не подавать воду, так и я не могу продолжать жить этой естественной и физической жизнью без помощи Божией.

    То же самое я говорю и гораздо большее о моей всецелой зависимости от Бога в плане моей духовной и сверхъестественной жизни. Я признаю, что не могу призвать Святое Имя Иисуса или даже иметь одно-единственное доброе помышление без помощи Божией и что я абсолютно ничего не могу сделать без Него. И все же, сознавая все это, как много испытываю я невольных отвлекающих мыслей!

    В порядке благодати я подобен человеку, которого можно бросить в глубокий колодец, но который не в состоянии выбраться из него без посторонней помощи. Это как раз мой случай. Я могу грешить, но не могу покаяться в грехах без помощи Божией и без заслуг Иисуса Христа. Я могу стать причиной моего осуждения, но я не могу спастись, иначе как по благости и милосердию Божиему.

    Я постепенно понял, что добродетель смирения состоит в знании определенных истин. Эти истины суть: я - ничто, я не могу сам по себе делать ничего, кроме греха, я во всем зависим от Бога - в бытии, сохранении, движении и благодати. Более того, я счастлив зависеть от Бога и я предпочитаю целиком зависеть от Бога, нежели зависеть от самого себя. Да не случится со мной то, что произошло с Люцифером. Он был убежден, что целиком зависит от Бога в своей естественной и сверхъестественной жизни; но он был горд, и его знание о своей полной зависимости от Бога было чисто умозрительным, его воля была неудовлетворена, ибо он хотел быть подобен Богу не с помощью благодати, но своими силами и по причине своих добродетелей.

    С самого начала я знал, что мое знание будет практическим, если я почувствую, что мне нечем гордиться в смысле своей собственной персоны, нечем тщеславиться, ибо сам по себе я ничто, ничего не имею, ничего не стою и ни на что не способен. Я подобен смычку в руке скрипача.

    Я чувствовал, что я даже не должен презирать себя, ибо будучи ничем, я ничего и не заслуживаю. Я решил применить этот принцип на практике, и теперь ни уважение, ни почести не делают меня тщеславным, ни презрение и бесчестие - печальным.

    По-моему, истинно смиренный человек должен быть подобен камню, который, даже будучи помещен на самую вершину здания, всегда притягивается к земле. Я читал труды многих специалистов по аскетике, которые анализируют добродетель смирения, чтобы точно уяснить, в чем она состоит и какими средствами можно стяжать ее. Жития святых были моим постоянным чтением, особенно жития тех святых, которые отличались большим смирением. Я с жадностью читал их жизнеописания, чтобы узнать, как они практиковали добродетель смирения, ибо я также желал приобрести ее. С этой целью я сделал смирение предметом моего каждодневного испытания совести и отмечал в записной книжке, сколько раз за день я практиковал или нарушал эту добродетель. Я делал это день за днем, в полдень и поздно вечером, и я поступал так на протяжении 15 лет, и все же я до сих пор не приобрел смирения. В самых неожиданных случаях я обнаруживаю у себя признаки тщеславия, которые я стараюсь немедленно подавить. Иногда я чувствовал некое легкое удовлетворение и самодовольство, когда дела шли успешно; в другой раз я позволял себе произнести праздное слово, о котором позже горько сожалел, каялся и исповедовался в этом непостоянстве и творил емитимью.

    Самым ясным образом я видел, что наш Господь Бог желал, чтобы я был смиренным и Он много помогал мне, чтобы я стал таковым, все время подавая мне мотивы для смирения. В течение первых лет служения в миссиях я сделался объектом ожесточенного преследования во всех частях страны, и это испытание было воистину чрезвычайно смиряющим. В мой адрес раздавались самые отвратительные клеветы, вплоть до обвинения в том, что я украл осла и прочих нелепостей в этом роде.

    Вплоть до середины каждой миссии или богослужения, которые я совершал в разных городах, на меня со всех сторон обрушивались потоки презрения, лжи и клеветы, так что в результате я должен был много страдать ради имени Божиего, одновременно находясь в ситуации, где я должен был практиковать смирение, терпение, кротость, любовь и другие добродетели. Это продолжалось до середины миссии; и следует отметить, что это случалось в каждом городке. Затем, начиная от середины миссии и до ее конца, все происходило наоборот. Дьявол прибегал к противоположным средствам. Все начинали говорить, что я святой, чтобы возбудить во мне гордость и тщеславие. Но наш Господь Бог заботился обо мне и в то время, когда толпы людей приходили на мои проповеди, шли к исповеди, причастию и на другие богослужения. Когда всюду становились явными плоды для душ и когда со всех уст, как от добрых людей, так и от злых, звучала похвала в мой адрес, наш Господь попускал мне испытывать столь глубокую печаль, что я не могу охарактеризовать ее иначе, как проявление особого провидения Божия, Который попустил этой печали висеть на мне подобно некоему бремени, чтобы ветер тщеславия не увлек меня.

    Буди благословен, о мой Бог, за Твою великую заботу обо мне. О, как часто я терял бы плоды своих трудов, если бы Ты не защищал меня! Да, Господи, я поступал бы, как курица, которая кудахчет, снеся яйцо, из-за чего люди приходят и забирают у нее яйцо, оставляя ее одинокой и без яйца, и хотя она может снести много яиц в течение года, она не сохраняет для себя ни одного, потому что по гордости своей кудахчет и лишается своих яиц.

    О мой Господь, если бы Ты не вдохновил меня хранить молчание, когда у меня было желание говорить о моих проповедях, я бы кудахтал, как бессмысленная курица, терял бы все приобретенные мною плоды и, более того, заслужил бы наказание, ибо Ты сказал, о Господь: Gloriam meam alteri non dabo - Cлаву Мою не отдам другому. Я, о Господь, своей болтовней отдал бы плоды дьяволу тщеславия, и Ты справедливо наказал бы меня за то, что я не отдал их Тебе, но дьяволу, Твоему главному врагу. И все же, о дорогой Господь, если Тебе известно, что в каких-то случаях дьявол достиг своей цели несмотря на мощную поддержку, которую Ты мне оказывал, я прошу Твоего прощения и прибегаю к Твоему милосердию, о мой благой Господь.

    Чтобы не быть унесенным тщеславием, я решил всегда хранить в памяти 12 степеней смирения, о которых говорит св. Бенедикт и которые обосновывает св. Фома Аквинский (2.2, q. 161, а. 1):

    Первая - это являть смирение внешне и внутренне, т.е. в сердце и в теле, направляя взоры к земле. Вот почему эта добродетель называется по-латыни humi-litas (humus - земля).

    Вторая степень смирения - это говорить мало и тихим голосом. Слова же должны быть разумными.

    Третья степень смирения - это не быть расположенным к смехотворству.

    Четвертая степень смирения - это молчать, пока тебя не спросят.

    Пятая степень смирения - это не делать свою каждодневную работу иначе или отдельно от других.

    Шестая степень смирения - это почитать себя самым ничтожным и искренне признавать это на словах.

    Седьмая степень смирения - это считать себя недостойным и ни к чему не пригодным.

    Восьмая степень смирения - это видеть свои недостатки и искренне сознаваться в них.

    Девятая степень смирения - это практиковать скорое послушание в трудных вещах и терпение в вещах, неприятных нашему естеству.

    Десятая степень смирения - это повиноваться старшим.

    Одиннадцатая степень смирения - это не делать что-либо по собственной воле.

    Двенадцатая степень смирения - это бояться Бога и всегда помнить о Его святых заповедях.

    Кроме учения, содержащегося в этих двенадцати степенях смирения, я старался подражать Иисусу, Который говорит мне и всем: ”Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим”.

    Я постоянно возносился мыслями к Иисусу, лежащему в яслях, трудящемуся в мастерской, умирающему на Голгофе. Я размышлял о Его словах, Его проповедях, Его делах, о том, как Он ел, одевался, путешествовал из города в город. Пример Иисуса всегда вдохновлял меня и побуждал меня подражать Ему. Я часто спрашивал сам себя: “Как поступил бы Иисус в этих обстоятельствах?” Таким образом я, как мог, старался подражать Его примеру, и мои постоянные старания приносили мне великую радость и наслаждение, ибо я знал, что подражаю моему Отцу, Учителю и Господу. Именно это и было для меня источником радости. О мой Бог, как Ты благ! Ты Сам вдохновил меня на то, чтобы подражать Тебе и быть смиренным. Буди благословен, о мой Боже! О, если бы Ты дал кому-нибудь другому ту благодать и помощь, которую Ты дал мне, он был бы, конечно же, другим и более праведным, чем я сейчас!

                Глава 22

    ВТОРАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ: БЕДНОСТЬ

    Зная, что Бог наш Господь - без какой-либо заслуги с моей стороны, но только лишь по Своему благоволению - призвал меня остановить поток растления и избрал меня исцелять болезни общественного организма, который был наполовину мертв и воистину растлен, я заключил, что это было моим долгом заняться изучением и познанием немощей этого общественного организма. Я решил заняться этим и в результате обнаружил, что все, что есть в этом мире - это любовь к богатству, жажда почестей и стремление к чувственным наслаждениям. Род человеческий всегда был подвержен этой троякой похоти, но отличительной особенностью нашего времени является жажда материальных благ, сожигающая сердце и душу современного общества. В наш век мы не только обнаруживаем, что золотому тельцу поклоняются современные люди так же, как древние иудеи, но мы видим, что грязным деньгам и золоту поклоняются до такой степени, что опрокинутыми со своего священного пьедестала и попранными оказываются даже самые возвышенные добродетели. Я отметил, что наша эпоха - это эпоха, в которую эгоизм заставил человека забыть даже о своих самых священных обязанностях, которые он имеет по отношению к своему ближнему и своим братьям и которые связаны с тем, что все люди созданы по образу Божию и суть сыны Божии, искупленные драгоценной кровью Иисуса Христа и предназначенные для вечной славы на небесах.

    Я считал, что лучший способ сопротивления с моей стороны этому мощному гиганту современной жадности, которую обмирщенные люди почитают всемогущей, это практика святой добродетели бедности. Однажды убедившись в этом, я приступил к действию. Я ничем не обладал, ничего не желал и от всего отказывался. Я довольствовался одеждой, которую я носил, и пищей, которую мне предлагали. Все мои личные вещи я мог завернуть в небольшой платок. С собой я брал полный бревиарий, книгу собственных проповедей, пару носков, рубашку на смену - и это было все. Денег я не имел и не желал иметь. Один раз со мной случилось нечто, что меня взволновало. Я сунул руку в карман, и мне показалось, что я нащупал монету. Я не на шутку расстроился, и вытащив ее из кармана, решил внимательно рассмотреть ее. Какое облегчение для меня было увидеть, что это была не монета, но медальон, который мне подарили давным-давно. Я все равно как воспрял от смерти, настолько велик был мой ужас перед деньгами.

    У меня никогда не было денег и я никогда не нуждался в них ни для путешествия на лошади, ни для найма экипажа, ни для покупки железнодорожных билетов, ибо я всегда ходил пешком, даже если мои путешествия были очень долгими, о чем я расскажу позднее. Также мне не нужно было денег, чтобы покупать пищу, ибо я всегда просил накормить меня, куда бы я ни шел; мне также не нужно было покупать одежду, ибо Господь Бог наш сохранял мою одежду и обувь, как для евреев в пустыне. Я ясно осознал, что воля Божия состояла в том, чтобы я не имел денег, равно как в том, чтобы я не принимал от людей ничего, кроме еды на данный момент, не запасаясь пищей впрок.

    Я знаю, что это мое бескорыстие производило сильное впечатление, и практикование строгой бедности укрепляло меня в продолжении этой линии поведения. Учение Иисуса Христа, о котором я постоянно размышлял, вдохновляло и поощряло меня. Особенного значения были дя меня исполнены следующие Его слова: “Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное... Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай бедным и приходи, следуй за Мной... Если человек не откажется от всего, чем он обладает, он не может быть Моим учеником”.

    Во всякое время я помнил, что Иисус сделался бедным, что Он желал родиться бедным, жить бедно и умереть в крайней нищете. Я также помнил о нашей Пресвятой Матери Марии, которая всегда желала и избирала бедность, а также об апостолах, которые оставили все, чтобы последовать за Иисусом. Наш Господь иногда позволял мне ощущать последствия бедности, но это длилось лишь непродолжительное время. В этих испытаниях я утешался тем, что я имел, и радость, которую я испытывал в моей нужде, была столь велика, что ни один богач так не восторгался своим богатством, как я наслаждался моей горячо любимой бедностью.

    Есть одна вещь, которую я соблюдал и которую я не могу не упомянуть в этой связи, а именно, что когда кто-либо беден, желает быть бедным и практикует бедность добровольно, а не через силу, тогда человек может ощутить сладость добродетели бедности. Более того, Бог заботится о бедных одним из двух способов - либо Он касается сердец тех, которые живут в изобилии, чтобы они охотно давали другим, или делая так, что человек получает способность обходиться без еды. Я прошел обе эти стадии, и приведу некоторые примеры из того, что приключилось со мной в этом отношении.

    Однажды я держал путь из Вика в Кампеванол, чтобы провести реколлекции для некоторых священников, которые вместе с каноником Солером собрались в приходской церкви. Подходили к концу последние дни июля и стояла сильная жара. Испытывая одновременно голод и жажду, я проходил мимо гостиницы св. Квирико Бесорского, и хозяйка гостиницы пригласил меня, предлагая мне еду и питье. Я ответил ей, что у меня нет денег, чтобы заплатить за это, но она сказала мне, чтобы я ел и пил столько, сколько пожелаю, и она готова пожертвовать всем необходимым. Я принял ее любезное приглашение и сел есть.

    В другой раз я шел из Игуалады в Барселону и около полудня проходил мимо гостиницы, и в это время какой-то бедный человек сжалился надо мной, пригласил меня в свой дом и приготовил мне тарелку бобов, которые я сьел с огромным аппетитом, прежде чем продолжить свой путь в Барселону, куда я прибыл без происшествий к вечеру того же дня.

    В другой раз я только закончил миссию в городе Бага и проходил мимо Баделлы, горы св. Марии, Эспинальбета в направлении св. Лаврентия Питеусского. Я ничего не ел в течение целого дня и шел все время по немощеным дорогам, пересекая реки и ручьи, которые были очень быстрыми. Действительно, переход вброд через эти реки был для меня испытанием, причинявшим мне наибольшие неудобства и я чувствовал их более, нежели обычно, ибо я ничего не ел. Однако и в этих трудностях Господь соизволил помочь мне.

    Однажды я должен был пересечь реку Бесос, которая в то время была полноводной, и в то время как я собирался снять башмаки, мальчик, которого я до этого не видел, подошел ко мне и сказал: “Не снимай ботинки, я перенесу тебя через реку”.

    “Ты перенесешь меня? Но ведь ты так мал, что даже не сможешь удержать меня на своих плечах, а уж тем более перенести меня через реку”.

    “Ты увидишь, - ответил он, - как я это сделаю”.

    И действительно, перейдя от слов к делу, он с легкостью перенес меня, так что ни одна капля воды не упала на меня.

    На другой стороне Манрезы я обнаружил, что мне предстоит переправиться еще через одну речку, настолько полноводную, что выступающие со дна камни были полностью покрыты водой. Чтобы избежать необходимости разуться, я решил перепрыгивать с камня на камень, отталкиваясь от каждого камня ногами. Когда я начал приводить свой замысел в исполнение, вода всякий раз обнажала камень, на который ступала моя нога, так что я пересек ручей, не промокнув.

    Я заметил, что святая добродетель бедности не только наставляет других, не только служит для того, чтобы низвергнуть золотого тельца с пьедестала, но также в удивительной мере помогает возрастать в смирении и совершенстве. Более того, опыт подтверждает эту точку зрения, что можно хорошо происслюстрировать с помощью сравнения. Добродетели подобны струнам арфы или другого струнного инструмента. Бедность - это самая короткая и нежная струна. Чем короче струна, тем более высокий звук она издает. Точно также, чем меньше житейских удобств, тем большая достигается степень духовного совершенства. Мы видим это на примере Иисуса Христа, который постился 40 дней и 40 ночей, и на примере Его апостолов, которые ели хлеб, сделанный из ячменя, и даже такого хлеба им подчас недоставало. Апостолы пребывали иногда в такой нужде, что они срывали колосья пшеницы и перетирали их в ладонях, чтобы утолить свой голод добытыми зернами. Фарисеи порицали их за это, потому что они делали это в праздник.

    Вдобавок ко всему этому недостаток средств  уменьшает гордость и оставляет открытым путь к святой добродетели смирения. Бедность располагает сердце к получению новой благодати и побуждает его идти по пути к совершенству с необыкновенной легкостью. Те жидкости, которые являются более легкими, поднимаются вверх, в то время как плотные, тяжелые жидкости оседают на дно.

    О мой Спаситель, сделай так, чтобы Твои служители знали цену добродетели бедности. Пусть они любят и практикуют ее, как Ты Сам учил нас словом и примером. О как совершенны были бы мы, если бы мы и все остальные следовали добродетели бедности как можно строже. Какие обильные плоды мы смогли бы пожать! Какое большое число душ было бы спасено! И напротив, если люди не будут практиковать бедность, они не спасутся, и те, которые не соблюдают ее, будут осуждены вместе с Иудой за свою алчность.

Глава 23

ТРЕТЬЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ: КРОТОСТЬ

Добродетель, наиболее необходимая для миссионера после смирения и бедности, это, по моему мнению, кротость. Именно поэтому Иисус Христос сказал Своим возлюбленным ученикам: “Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим”. Смирение - это как бы корень дерева, а кротость - его плод. Смирением, говорит св. Бернард, мы угождаем Богу, а кротостью мы угождаем нашим братьям. В Нагорной проповеди Иисус Христос говорит: “Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю”, и они не только будут обладать обетованной землей живых, которая есть Царство Небесное, но также сердцами людей здесь на земле. Никакая добродетель так не привлекает людей, как кротость. Они реагируют на нее, как рыбы в пруду; если кто-либо бросит рыбам хлеб, они без страха поднимаются вверх, но если вместо хлеба им бросают камень, они все уплывают прочь и прячутся. То же самое происходит и с людьми. Если с ними обращаться кротко, они устремляются на проповедь и идут к исповеди. Но если с ними поступать сурово, они сердятся и остаются дома, ропща на служителя Божия.

Кротость - это признак призвания к служению миссионерского апостолата. Когда Бог послал Моисея, чтобы тот служил Ему, Он наделил сего пророка добродетелью кротости. Иисус Христос был сама кротость, и по причине этой добродетели был именован “Агнцем”. Пророки предсказывали о Нем, что Он будет так кроток, что не переломит надломленной трости и не угасит курящегося льна; Он будет преследуем, и оклеветан, и сделается предметом укоризн, и, как бы немой, Он не скажет ничего в ответ. Какой красноречивый пример божественного терпения и кротости! Да, Своими трудами, Своими страданиями, Своим молчанием и Своею смертью на кресте Он искупил нас и показал нам, что и как мы должны делать и претерпеть за спасение тех душ, которые Он Сам вверил нам.

Апостолы, будучи научены своим Божественным Учителем, обладали, практиковали и учили других - особенно священников - практиковать эту добродетель кротости. Св. апостол Иаков пишет: “Кто из вас обладает мудростью и знаниями? Пусть он покажет своим благонравным поведением свой труд в кротости мудрости. Но если у вас горькая ревность и в сердце вашем дух состязания, то не хвалитесь и не лгите на истину. Ибо это не мудрость, сходящая свыше, но земная, чувственная, бесовская” (Иак. 3, 13-15).

Первый раз, когда я прочел эти слова Апостола, я признаюсь, был потрясен. Подумать только, что Апостол называет знание без кротости бесовским. Боже мой! Бесовским! Да, оно действительно бесовское, ибо опыт научил меня, что ревностность, характеризующаяся резкостью, это оружие, которым пользуется дьявол, и священник, подвизающийся без кротости, служит дьяволу, а не Иисусу Христу. Если такой священник проповедует, он отталкивает людей; если он принимает исповеди, он приводит в ужас кающихся, и если они исповедуются ему, то без должной расположенности, ибо они напуганы и от стыда скрывают свои грехи. Я выслушивал очень много исповедей за всю жизнь от кающихся, которые раньше скрывали свои грехи, ибо исповедники чересчур сурово их порицали.

Как-то, когда я проводил майские богослужения, в храме собрались толпы людей, чтобы послушать проповедь и исповедоваться. В том же храме, в котором я принимал исповеди, постоянно служил хорошо образованный, ревностный священник, обладавший миссионерским опытом. Однако его возраст и постоянные недомогания сделали его таким раздражительным и нетерпеливым, что он постоянно ругался и ворчал. В результате бедные прихожане были так запуганы и испытывали такое отвращение к этому священнику, что не могли исповедовать ему свои грехи и поэтому исповедовались плохо. Они были столь безутешны, что для успокоения своей совести пришли ко мне, чтобы повторно сделать исповедь.

Поскольку дурной характер, гневливость или отсутствие мягкости часто маскируются, наряжаясь в плащ ревностности, я очень внимательно изучил добродетели ревностности и кротости, чтобы не совершить ошибки в столь важном вопросе. Я обнаружил, что для добродетели ревностности характерно ужасаться, избегать, отвергать, отвращаться, бороться и по возможности преодолевать все то, что противоречит воле Божией, Его любви и славе или же прославлению Его святого Имени, как говорил пророк Давид: Iniquitatem odio habui et abominatus sum; legem autem tuam dilexi - Я возненавидел неправедных и возлюбил Твой закон (Пс. 118,113).

Я заметил, что истинное рвение побуждает нас ревновать о чистоте душ, которые суть невесты Христовы, как говорит апостол Павел, обращаясь к коринфянам: Я ревную вас ревностию Божией. Ибо я сочетал вас одному мужу, и да представлю я вас как непорочную деву Христу”. Елеазар, разумеется, возревновал бы, если бы увидел целомудренную и красивую Ревекку, которую он вел в качестве невесты к своему господину, в опасности быть лишенной своей девственности, и он несомненно смог бы сказать этой святой деве: “Я ревную о тебе ревностью моего господина, ибо я обручил тебя мужу и должен представить тебя непорочной девственницей сыну господина моего Авраама”. Ревность апостола Павла и других апостольских мужей может быть видна из их манеры речи и из вышеприведенных сравнений.

В другом месте св. ап. Павел восклицает: “Я ежедневно умираю ради Твоей славы... Кто тот слабый, с кем бы и я не ослабевал? Кто соблазнялся, с кем бы и я не воспламенялся?”

Святые отцы использовали сравнение с курицей, чтобы показать, какой великой должна быть наша ревность о душах. Посмотрите, говорят они, с какой любовью, заботой и рвением относится курица к своим маленьким цыплятам. Когда курица не высиживает или не воспитывает цыплят, она обычно робкая, боязливая и легковерная, но когда она становится матерью, она получает сердце льва. Тогда она поднимает голову в бесстрашной гордости, в то время как ее наблюдательные глаза кидают предупредительные взоры во все стороны, замечая даже малейшее приближение опасности, которая могла бы угрожать выхаживаемым ею цыплятам. Не успеет враг появиться возле нее, как она рвется в бой, чтобы защитить свою семью. Она живет в такой постоянной заботе о своих малышах, что она всегда готова кудахтать предупреждения ради их блага и безопасности. Так горяча и страстна ее любовь к цыплятам, что она постоянно испытывает недомогание и выглядит выцветшей.

О какой в высшей степени интересный урок даешь Ты мне, Господи, приводя в пример простую курицу!

Я понял, что ревностность - это горение или неистовство любви, которое необходимо мудро регулировать, т.к. в противном случае она превзойдет пределы скромности и благоразумия - не то, чтобы божественная любовь, какой сильной бы она ни была, может быть чрезмерной либо сама по себе, либо в движениях и импульсах, которые она дает душам; но опасность лежит в разуме, который не избирает средства, более всего подходящие для осуществления внушаемых решений, или не регулирует их подобающим образом. В результате наш разум ведет нас к использованию грубых и сопряженных с насилием путей и средств, которые могут спровоцировать гнев, а затем, не будучи способно ввести разум в должные границы, сердце уклоняется в ту или иную неупорядоченность. Наша ревностность становится тогда неблагоразумной и беспорядочной - это достойная сожаления ситуация, которая влечет за собой бесчисленное и достойное порицания зло.

Когда Давид послал Иоава с войском, чтобы сражаться с непокорным и восставшим против него сыном Авессаломом, он повелел Иоаву не причинять вреда и даже не прикасаться к своему сыну. Но что случилось? Иоав, в разгар битвы, сражаясь, как лев, из-за желания одержать победу, убил бедного Авессалома. Бог посылает миссионеров, чтобы они вели войну с пороками и грехами, но Он повелевает Своим священникам прощать грешников, чтобы они обратились, жили в благодати Божией и унаследовали вечную славу.

О мой Боже, даруй мне, прошу Тебя, ревностность благоразумную и мудрую, так чтобы я мог всегда действовать fortiter et suaviter - т.е. мужественно и одновременно ласково, кротко и методично. Я прошу о святом благоразумии во всех моих начинаниях, и я воистину должен помнить, что благоразумие - это добродетель, присущая естественному человеческому разуму, но культивируемая обучением, укрепляемая с годами, оттачиваемая беседами и советами с мудрыми людьми, приводимая к совершенству опытом.

Глава 24

ЧЕТВЕРТАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ: СКРОМНОСТЬ

Миссионер - это зрелище для Бога, ангелов и людей. По этой причине он должен быть очень оглядчив и благоразумен во всех своих словах, делах и планах. Для этого я решил, что мое поведение, как в доме, так и в путешествиях, должно включать в себя сдержанность в словах и взвешивание каждого слова, потому что люди нередко воспринимают слова не в том смысле, который вкладывает в них говорящий.

Говоря с другими, я решил никогда не жестикулировать, ибо в некоторых местах это высмеивается и раздражает людей. Моим постоянным намерением было говорить мало и только по необходимости. Я решил говорить кратко, тихо и в сдержанной манере, не прикасаясь руками к своему лицу, подбородку, голове и тем более к носу. Я также решил никогда не делать гримасы ртом и не изрекать смешных или глупых заявлений, а также никогда никого не высмеивать, потому что я видел, что, поступая так, миссионер в большой мере теряет авторитет, уважение и почтение, которые ему подобают. Все вышеперечисленные недостатки есть результат непостоянства, недостаточной умерщвленности и отсутствия скромности. Они и подобные им грубые манеры указывают на быстро увядающую добродетель и являют в обладателях таковых манер недостаток или отсутствие воспитания.

Миссионер также должен пребывать в мире со всеми, как говорит апостол Павел. Имея это в виду, я никогда никого не бранил, но старался быть добрым ко всем. Я решился также никогда ни над кем не подшучивать, равно как я не любил буффонады или шуток за чужой счет. Смех был не в моем вкусе, хотя я всегда старался быть радостным, деликатным и добрым: я помнил, что Иисуса никогда не видели смеющимся, но несколько раз видели Его плачущим. Следующие слова также помогли мне определить линию поведения: ”Stultus in risu exaltat vocem suam; vir autem sapiens vix tacite ridebit” [Глупый человек громко смеется; но мудрый редко смеется даже про себя].

Cкромность, как мы все знаем, это та добродетель, которая учит нас, как поступать подобающим образом. Она полагает перед нашим взором пример Иисуса и повелевает нам делать то же самое. Поэтому перед каждым действием, которое я собирался совершать, я всегда спрашивал себя (и продолжаю по сей день), как Иисус Христос поступил бы на моем месте. Какую заботу, чистоту и праведность намерения должен я иметь, чтобы поступать, как мой Божественный Образец! Как Он проповедовал; как Он беседовал с людьми; как Он ел и отдыхал; как Он обращался с разными типами людей; как Он молился; короче, вся Его жизнь составляла итог и содержание моих постоянных размышлений и усилий, ибо с помощью благодати Божией я решился подражать нашему Господу во всем, чтобы быть в состоянии сказать вместе с Апостолом - если не устами, то делами моими: Подражайте мне, как я Христу”.

Я понял, о мой Боже, что если миссионеру суждено пожать плоды своего служения, для него существенно необходимо не только иметь безукоризненную репутацию, но также быть повсюду человеком добродетельным. Люди гораздо больше доверяют тому, что они видят в миссионере, чем тому, что они слышат о нем. Это доказывается словами, сказанными о нашем Господе, Образце для миссионеров: “Coepit facere et docere”. Сначала Он делал, а потом учил.

Ты знаешь, о мой Боже, сколько раз, несмотря на всю мою решимость, я согрешал против святой скромности. Тебе, конечно, известно, сколь многие соблазнились недостаточным соблюдением мною этой добродетели. О мой Господь, если это так, я прошу у Тебя прощения и милосердия. Я даю Тебе слово, что, претворяя в дело слова Апостола, я сделаю все, что в моих силах, чтобы моя скромность стала известна всем людям. Я обещаю, что моя скромность будет подобна скромности Иисуса Христа, к чему так сурово призывает нас св. ап. Павел, и что я буду подражать смиренному святому Франциску Ассизскому, который проповедовал своей скромностью и обратил множество людей своим добрым примером. О мой Господь Иисус, Любовь моего сердца, я люблю Тебя и желаю привлечь всех людей к Твоей пресвятой любви!

Глава 25

ПЯТАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ: УМЕРЩВЛЕННОСТЬ

Я знал, что без умерщвления скромность стяжать невозможно. Поэтому я решился приобрести эту добродетель самоотречения, чего бы мне это ни стоило, полагаясь всегда при этом на помощь благодати Божией.

Во-первых, я решил лишить себя всякой тяги к предпочтению и все предоставить Богу. Не зная как, я почел себя обязанным исполнить то, что всего лишь относилось к заповеди. Мой разум был поставлен перед неизбежной альтернативой: я должен был следовать или своему собственному вкусу, или воле Божией. Но когда мой разум видел это колоссальное неравенство, даже в столь незначительных вещах, я чувствовал себя обязанным следовать воле Божией. Поэтому я добровольно отказывал себе в невинных и законных радостях, чтобы все мои вкусы и удовольствия сфокусировались в Боге. Я и по сей день следую этому правилу в том, что касается еды, питья, сна, разговоров, взглядов, слушания, путешествий и т.п.

Благодать Божия весьма помогла мне в практике умерщвления, ибо я знаю, что этот навык самоотречения совершенно необходим для того, чтобы сделать душепастырскую работу плодотворной, равно как и молитву угодной Господу Богу нашему.

Совершенно особым образом примеры Иисуса, Марии и святых вдохновляли меня в этой практике умерщвления. Я внимательно читал жития святых, чтобы увидеть, как они стремились к самоотверженности, и я сделал особые пометки касательно регулирования моего собственного поведения. Особо следует отметить св. Бернарда, св. Петра из Алькантары и св. Филиппа Нери - о котором я читал, что будучи в течение 30 лет духовником знатной римлянки, славившейся своей редкой красотой, он так и не знал ее в лицо.

Я могу сказать с уверенностью, что я узнаю многих женщин, приходящих ко мне на исповедь, более по их голосу, нежели по их внешности, ибо я никогда не смотрю женщинам в лицо. В их присутствии я смущаюсь и краснею. Не то чтобы, оттого что я смотрю на них, у меня возникают искушения, ибо, благодарение Богу, я не испытываю подобных искушений, но факт остается фактом, что при виде их я всегда краснею, хотя и не могу объяснить, почему. Я могу упомянуть в этой связи, что я естественным образом и совершенно безотчетно держу в памяти и исполняю часто повторяемое увещевание святых Отцов, которое звучит следующим образом: Sermo rigidus et brevis cum muliere est habendus et oculos humi dejectos habe - Беседа с женщинами должна быть серьезной и краткой, глаза же во время беседы должны быть опущены долу. Я не знаю, как поддерживать разговор с женщиной, какой бы доброй она ни была. В нескольких и притом серьезных словах я говорю ей о том, что она должна знать, а затем я немедленно отпускаю ее, не пытаясь рассмотреть, богатая она, или бедная, красивая или безобразная.

Когда я проводил миссии в Каталонии, я останавливался в помещениях при церквах тех приходов, в которых я совершал миссии. В течение всего этого времени я не помню, чтобы я рассматривал лицо какой-либо женщины, будь то экономка, служанка или родственница приходского священника. Однажды случилось так, что спустя какое-то время я вернулся в Вик или какой-то другой город, где какая-то женщина, встретив меня, спросила: “Антоний Кларет, разве ты меня не узнаешь? Я экономка такого-то и такого-то священника, в приходе которого Вы давали миссию в течение многих дней”. Но я не узнал ее, да и в тот раз я не глядел на нее. Потупив глаза, я спросил ее: “Как поживает его преподобие отец настоятель?”

Более того, я приведу другой пример, который не мог бы иметь место, если бы я не получил от Бога особой благодати. В то время, когда я был на острове Куба, а я пробыл там, чтобы быть точным, шесть лет и два месяца, я миропомазал более 300 000 человек, большинство из которых составляли женщины, и притом молодые. Если кто-либо спросил бы меня, каковы характерные черты кубинских женщин, я затруднился бы ответить, несмотря на то, что я миропомазал многих из них. Чтобы преподать таинство миропомазания, я должен был определить, где находились их лбы, и я делал это быстрым взглядом, после чего закрывал глаза и держал их закрытыми в течение всего преподания таинства.

Кроме того, что румянец естественным образом возникал у меня в присутствии женщин и препятствовал мне смотреть на них, была и другая причина, побуждавшая меня придерживаться этой линии поведения. Это было желание принести пользу душам. Я помню, что несколько лет назад я читал о знаменитом проповеднике, который отправился проповедовать в неких город. Его проповедь оказалась очень плодотворной, и все жители города не скупились на похвалы в его адрес. “О, какой святой муж!” - говорили они. И все же был один голос, противоречивший этим похвалам, и он принадлежал злому мужчине, который сказал: “Может быть, он и святой, но я могу сказать вам одно: Он очень любит женщин, потому что все время пялился на них”. Эти слова оказали достаточны, чтобы умалить уважение, которое стяжал добрый проповедник в том городе, и более того, они свели на нет все добрые плоды его проповеди.

Кстати, я тоже заметил, что люди обычно бывают плохого мнения о священнике, который не умерщвляет свое зрение. Об Иисусе Христе я читал, что Он был всегда умерщвлен и скромен в том, что касалось Его взоров, ибо евангелисты каждый раз повествуют как о необыкновенном событии о том, что Он поднимал Свои глаза.

Слух был другой способностью, которую я старался постоянно умерщвлять, особенно сторонясь лишних разговоров и праздных слов. Я никогда не мог терпеть тех разговоров, которые вредили любви. Если мне приходилось присутствовать на каком-нибудь из таких разговоров, я либо уходил, либо отказывался принимать в нем участие, либо показывал свое неодобрение печальным выражением лица. Я также испытывал отвращение к разговорам о еде, питье, деньгах, или о прочих мирских делах, включая политические новости. Равным образом, я пренебрегал чтением газет, ибо я предпочитал прочесть главу из Св. Писания, ибо в таком случае знал наверняка, что то, что я прочту, будет правдой. В газетах, как правило, можно найти много лжи и бесполезного чтения.

Моей постоянной целью было ограничить себя в речи. Равно как я не любил слышать о бесполезных вещах, также я терпеть не мог говорить о пустяках. Я решил также ничего не говорить о моих проповедях, после того как я их произносил. Поскольку на меня самого производило неприятное впечатление, когда другие рассказывали о своих проповедях, я решил, что и им будет неприятно, если бы я стал говорить о своих. Таким образом, моим твердым решением было никогда не упоминать о моих проповедях, после того как я произнес их, т.е. делать все возможное на каферде, а остальное препоручать Богу. Если кто-нибудь давал мне совет, имеющий отношение к моим проповедям, я принимал его с искренней благодарностью, не пытаясь оправдать себя или объяснить свои взгляды на этот вопрос. Я старался усовершенствоваться и исправляться, насколько это было возможно.

Я уже давно заметил, что некоторые люди ведут себя подобно курам, которые кудахтают, снеся свое яйца, и из-за этого лишаются их. То же самое происходит с неблагоразумными священниками, которые, сделав хорошее дело, например, выслушав исповедь, произнеся проповедь или прочитав лекцию, ищут удовлетворения своему тщеславию, с упоением рассказывая, что они сделали и как они говорили. Поскольку слушать их для меня отвратительно, я сделал вывод, что сам буду вызывать отвращение у других, если буду говорить о тех же вещах применительно к себе. Поэтому я положил непременным правилом никогда не говорить о своих достижениях.

Предметом, который был для меня наиболее отталкивающим, были разговоры о вещах, услышанных на исповеди, не только из-за опасности нарушить тайну исповеди, но также из-за неблагоприятного эффекта, который эти разговоры могут произвести на людей, которые услышат о чем-нибудь подобном. Ввиду этих фактов, я принял решение никогда не говорить о людях и их делах в связи с исповедью, т.е. как давно они были или не были на исповеди, делали ли они общую исповедь или нет, короче, не говорить ни слова о всех этих вещах. Я не любил слышать о священниках, которые говорили или о тех, кто ходил к ним на исповедь, или о грехах, в которых им исповедовались, или о том, как долго люди не прибегали к этому таинству примирения. Если какой-нибудь священник приходил ко мне, чтобы посоветоваться со мной относительно определенных проблем в связи с услышанным на исповеди, я не мог выносить, когда он говорил: “Я оказался в такой-то ситуации в связи с таким-то случаем; что мне делать?” Я рекомендовал ему рассказать об этих трудностях в третьем лице, например: “Предположим, что духовник столкнулся с таким-то и таким-то случаем. Какие шаги он должен предпринять?”

Наш Господь дал мне понять, что одна из вещей, которая была бы чрезвычайно полезна миссионеру, это добродетель самоограничения в еде и питье. У итальянцев есть поговорка: “Мало доверяют тем святым, которые много едят”. Народ верит, что миссионеры более похожи на небесных, чем на земных существ, и уж по крайней мере они подобны святым Божиим, которые не нуждаются в еде и питье. Господь Бог наш дал мне особую благодать в этом отношении, так что я мог обходиться совсем без еды или есть очень мало. В моем случае было три причины для ограничения себя в еде. Во-первых, я не мог много есть, ибо у меня не было аппетита, особенно когда я должен был часто проповедовать или выслушивать множество исповедей. Иногда я, впрочем, испытывал голод, но и тогда я ограничивал себя в еде, особенно во время путешествий, чтобы иметь возможность быстрее идти. Наконец, я воздерживался от еды для наставления, ибо я видел, что все смотрели на меня. Из этого можно понять, что я ел очень мало, хотя временами бывал очень голоден.

Всякий раз, когда я садился за стол, я ел то, что мне давали, однако всегда в небольших количествах и самого низкого качества. Если мне доводилось стучаться в дом приходского священника в неурочный час, я просил повара приготовить только немного супа и вареное яйцо - не более того. Я никогда не ел мяса; да и теперь не ем, не потому, что оно мне не нравится, ибо это не так, но потому что воздержание от мяса будет для других хорошим примером. Равным образом, я не употребляю вина; хотя я и люблю его, но вот уже много лет, как я не пробовал его, за исключением, разумеется, мессы. То же самое я могу сказать о ликерах и других алкогольных напитках; я никогда не употребляю их, хотя они мне до сих пор нравятся, ибо много лет назад я немного баловался ими. Воздержание от еды и питья - это хороший пример для других, и он необходим именно сегодня, чтобы противостать позорным излишествам, столь распространенным в наши дни.

Когда я был в Сеговии (это было 4 сентября 1859 года в 4 часа 25 минут утра), и пребывал в молитвенном размышлении, Иисус Христос сказал мне: “Антоний, ты должен научить своих миссионеров умерщвлению в еде и питье”. Спустя несколько минут, Пресвятая Дева сказала мне: “Антоний, поступая так, ты обратишь множество душ”.

В те дни я проводил миссию в кафедральном соборе Сеговии для духовенства, монахинь и мирян города. Как-то раз, когда все собрались за столом, было упомянуто, что прежний епископ, человек выдающегося рвения, призывал некоторых священников идти на проповедь и проводить миссии - призыв, на который они откликнулись буквально. Пройдя достаточно большое расстояние, священники эти стали испытывать такой голод и жажду, что они решили остановиться и позавтракать, ибо они взяли с собой еду и питье. Тем временем, некоторые люди из того города, в который они держали путь, вышли им навстречу, но увидев священников за трапезой, люди потеряли к ним всякое уважение, так что в том городе миссия не принесла никаких плодов. По крайней мере, я слышал такую историю, хотя и не знаю, откуда она взялась. Знаю лишь, что она была подтверждением того, что сказали мне Иисус и Мария.

Мой опыт научил меня, что умерщвление очень полезно для миссионера. Даже теперь оно мне пригодилось. Здесь в Мадриде, во дворце, часто устраиваются банкеты, а раньше они устраивались еще чаще. Меня всегда на них приглашают, но если есть хоть малейшая возможность отказаться, я отказываюсь. Если же я не могу отказаться, я иду на банкеты, но всегда ем там меньше, чем обычно. Обычно на этих банкетах я съедаю лишь небольшую тарелку супа и немного фруктов; больше ничего - никакого вина, пью только воду. Конечно, все смотрят на меня и наставляются. Перед тем как я прибыл в Мадрид, как я понимал, везде наличествовал беспорядок. В действительности, об этом было легко догадаться. Столько дорогой и вместительной посуды, утонченно вкусная пища, столы уставлены многочисленными бутылками вин разных сортов, так что поводов к излишествам было более чем достаточно. Но с того времени как я был обязан принимать участие в банкетах, я не замечал ни малейшего признака излишеств; напротив, мне казалось, что гости ограничивают себя в еде, потому что видят, что я почти ничего не ем. Часто за столом те гости, которые сидят справа и слева от меня, говорят со мной о духовных предметах, а иногда даже спрашивают меня, в какой церкви я принимаю исповеди, с тем чтобы придти исповедоваться.

Чтобы еще больше наставлять своих ближних, я никогда не курил и не нюхал табак. Я также никогда не говорил и даже не намекал, что одна вещь нравится мне больше другой. Сколько я могу себя помнить, я всегда так поступал. Наш Господь так щедро одарил меня этим небесным благословением равнодушия, что моя дорогая мать (Requiescat in pace) умерла, так и не узнав, какие вещи я любил больше. Поскольку она меня очень любила, она старалась угодить мне и спрашивала, какие из вещей мне больше нравятся. Я всегда отвечал, что мне нравится все то, что она выбирает и дарит мне. Но этот ответ ее не устраивал, и она добавляла: “Я знаю, что ты любишь то, что я даю тебе, но мы всегда одни вещи предпочитаем другим”. На это я отвечал, что что бы она ни дала мне, то и будет той вещью, которую я люблю больше всего. У меня, естественно, как и у всех нас, были склонности к тому, что я любил более всего; но духовное удовлетворение, которое я получал от следования чужой воле, было столь велико, что оно превосходило естественное удовлетворение, проистекающее от следования моей собственной воле. Так что я говорил правду, когда убеждал мою мать, что исполнение ее воли было для меня величайшим наслаждением.

Кроме того, что я умерщвлял зрение, слух, речь, ощущения вкуса и осязания, я также совершал и другие акты умерщвления, подвергая себя бичеванию по понедельникам, средам и пятницам и нося власяницу по вторникам, четвергам и субботам. Если, однако, я находил, что обстоятельства времени и места не благоприятствовали этим видам покаяния, то я практиковал другие формы умерщвления, например, молился, вытянув руки в стороны в виде креста или положив пальцы под колени. Я хорошо знаю, что мирские люди и те, которые не имеют духа Иисуса Христа презирают и даже почитают вредными эти умерщвления. Но со своей стороны, я всегда держу в памяти учение св. Иоанна Креста, который пишет: “Если кто-то утверждает, что можно достичь совершенства без практики внешнего умерщвления, не верьте ему; и даже если он подтвердит свое утверждение чудесами, знайте, что эти чудеса не более чем иллюзии”.

Что касается меня, то я стараюсь брать пример с апостола Павла, ибо он предавался самоограничению и заявлял открыто: “Castigo corpus meum et in servitutem redigo, ne forte cum aliis praedicaverim ipse reprobus efficiar - Я умерщвляю мое тело и смиряю его, дабы, проповедуя другим, самому не оказаться осужденным”. Все святые вплоть до наших дней поступали подобным образом. Достопочтенный Родригес говорит, что Пресвятая Дева сказала св. Елизавете Венгерской, что никакая духовная благодать не снисходит в душу, кроме как через молитву и телесные умерщвления. Есть старое изречение, которое гласит: “Da mihi sanguinem et dabo tibi spiritum” - [“Дай мне кровь и Я дам тебе дух”]. Горе тем, которые являются врагами умерщвления и креста Христова!

Глава 26

ДОБРОДЕТЕЛЬ САМОУМЕРЩВЛЕНИЯ (Продолжение)

В одном акте умерщвления можно практиковать много добродетелей, согласно разным целям, которые может преследовать одно и то же действие, например:

1) Тот, кто умерщвляет свое тело с целью обуздания похоти, совершает акт добродетели умеренности.

2) Если он делает это, ставя себе целью должным образом направить свою жизнь, это будет актом добродетели благоразумия.

3) Если он совершает умерщвление с целью искупить грехи своей прошлой жизни, это будет актом справедливости.

4) Если он делает это с намерением преодолеть трудности своей духовной жизни, то это будет актом мужества.

5) Если он практикует эту добродетель умерщвления с целью принесения жертвы Богу, лишая себя чего-то приятного и делая то, что неприятно и отвратительно естеству, то это будет актом добродетели благочестия.

6) Если он намерен посредством умерщвления получить больше света для познания божественных атрибутов, это будет актом веры.

7) Если он делает это с целью обеспечить более прочно свое спасение, это будет актом надежды.

8) Если он проявляет самоотверженность, чтобы помочь обращению грешников и облегчению участи душ в чистилище, это будет актом любви к ближнему.

9) Если он делает это, чтобы помочь бедным, это будет актом милосердия.

10) Если он совершает акт умерщвления, чтобы больше и больше угождать Богу, то это будет акт любви к Богу.

Другими словами, я могу практиковать все эти добродетели в одном акте умерщвления, в соответствии с целью, которую я преследую при совершении указанного акта.

Добродетель имеет гораздо больше заслуги, является более сияющей, притягательной и красивой, когда она сопровождается большей жертвой.

Человек пошлый, слабый, подлый, трусливый никогда не идет на жертвы и не способен на них, ибо он никогда не сопротивляется хотя бы одному из своих влечений и желаний. Он соглашается на все, чего требует его похоть или страсть, если согласиться и ответгнуть - в его власти; ибо он низок и труслив и позволяет себе быть завоеванным и полностью побежденным, подобно тому как более храбрый из двух бойцов побеждает более трусливого. Так же обстоит дело с пороками и с порочными людьми - последние бывают побеждены и становятся рабами своих пороков. Воздержание и целомудрие являются поэтому достойными величайшей похвалы, ибо человек, практикующий чистоту, воздерживается от удовольствий, которые проистекают от естества или страсти. Поэтому, чем больше то удовольствие, которого человек лишает себя, тем большей будет его заслуга. Его заслуга будет возрастать пропорционально тому отвращению, которое ему придется преодолевать в борьбе с самим собой, пропорционально интенсивности и длительности страданий, которые он должен будет претерпеть, человеческому уважению, которым он должен будет пожертвовать, жертвам, которые он должен будет принести. Пусть он сделает все это и претерпит все это из любви к добродетели и ради вящей славы Божией.

Что касается моего внешнего поведения, то я поставил себе целью скромность и собранность, в то время как для внутренней жизни моей души целью было постоянное и горячее размышление о Боге. В моей работе я стремился к терпению, молчанию и страданию, точному исполнению законов Божиих и церковных, а также обязанностей, диктуемых моим жизненным положением как предписанных Богом. Я старался делать добро другим, избегать греха, ошибок и несовершенств, практиковать добродетели.

Все неприятности, все, что причиняло мне боль и смиряло меня, я воспринимал как исходящее от Бога и приключившееся по Его воле ради моего блага. Даже сейчас, когда я думаю об этом, я направляю свой ум к Богу, когда со мной случаются такие вещи, склоняюсь в молчании и предаю себя Его пресвятой воле; ибо я помню, что наш Господь сказал, что даже волос с нашей головы не упадет без воли нашего небесного Отца, Который так сильно нас любит.

Я знаю, что один час страдания засчитывается с лихвой за 300 лет верного служения Богу, так велика ценность страдания. О мой Иисус и мой Учитель, Твои слуги - это те, которые претерпевают скорби, гонения, оставленность друзьями, которые распинаемы внешними трудами и внутренними крестами, которые лишены всякого духовного утешения и все же страдают в молчании и пребывают постоянны в любви к Тебе, о мой Господь - вот Твои возлюбленные, те, которые более всего угодны Тебе и которых Ты более всего уважаешь.

Поэтому я решился никогда не оправдывать и не защищать себя, когда другие наказывают меня, клевещут на меня или преследуют меня, потому что в противном случае я проиграл бы перед Богом и перед людьми. Я хорошо понимаю это, потому что мои клеветники и преследователи использовали бы против меня те истины и доводы, которые я стал бы приводить им.

Я верю, что все мои испытания посылаются мне от Бога. Более того, воля Божия относительно меня заключается в том, чтобы я терпел со смирением и из любви к Нему все страдания душевные и телесные, равно как и все покушения на мою честь. Я твердо верую, что таким образом я буду делать то, что послужит к большей славе Божией, ибо тогда я буду страдать в молчании, подобно Иисусу, Который умер на кресте, оставленный всеми.

Трудиться и страдать ради того, кого мы любим, это величайшее доказательство нашей любви.

Бог стал человеком ради нас. Но каким человеком? Как Он родился? Как Он жил? И какую смерть Он претерпел! Ego sum vermis et non homo, et abjectio plebis - Я червь, а не человек, поношение в народе. Иисус - это Бог и Человек, но Его божество не помогло Его человечеству в Его испытаниях и страданиях, равно как души праведников на небесах не помогают их телам, пребывающим во гробах.

Совершенно особым образом Бог помогал мученикам в их страданиях, но тот же самый Бог оставил Иисуса в Его испытаниях и мучениях, так что Он воистину был Муж скорбей. Тело нашего Господа было очень тонко организовано, а потому более чувствительно к боли и страданию. Поэтому кто может представить себе, как велики были страдания Иисуса? В течение всей Его жизни Его сопровождали страдания. Сколько Он должен был страдать из любви к нам! Какие муки Он претерпел, столь длительные и интенсивные!

О Иисус, любовь моей жизни, я понимаю и осознаю, что боль, печаль и труды являются уделом апостола, но с помощью Твоей благодати я принимаю их. Я уже сделался причастен им, и теперь я могу сказать, что с Твоей помощью, о мой Господь и мой Отец, я готов испить до конца эту чашу внутренних испытаний и решился принять это крещение внешних страданий. О мой Боже, да не буду я хвалиться чем-нибудь, кроме креста, к которому Ты некогда был пригвожден ради меня. И я, о благой Господь, желаю быть пригвожденным ко кресту ради Тебя. Да будет так. Аминь.

Глава 27

ДОБРОДЕТЕЛИ ИИСУСА, КОТОРЫЕ Я РЕШИЛСЯ ПРАКТИКОВАТЬ

Смирение, послушание, кротость и любовь - вот добродетели, которые сияют от креста и от пресвятого таинства алтаря. О мой Иисус, помоги мне подражать Тебе!

Одежда - жесткая туника, сшитая Его матерью, - вот все, что имел Иисус в течение всей своей жизни; вдобавок еще плащ, который был сорван с Его Пресвятого Тела, так что Он умер обнаженным, без одежды, обуви и т.п.

Пища - Иисус питался хлебом и водой в течение всех 30 лет Своей сокрытой жизни. Когда Он удалился в пустыню, в конце сурового поста, длившегося 40 дней и 40 ночей, ангелы принесли Ему хлеб и воду, как некогда они сделали это для пророка Илии. В оставшиеся годы Своей общественной жизни Он ел то, чем Его угощали, и довольствовался этим. Пища, которую Он вкушал с учениками, - это был хлеб, сделанный из ячменя, и жареная рыба. Но даже этой пищи они иногда бывали лишены, ибо им приходилось срывать пшеничные колосья, чтобы утолить свой голод, и фарисеи критиковали их за это.

На кресте наш Господь сказал, что Он жаждет, но распинавшие Его не дали Ему ни пищи, ни питья, но лишь желчь, смешанную с уксусом, чтобы усугубить Его мучения.

Жилище - Иисус не имел его. Птицы небесные имеют гнезда, лисицы имеют норы, но у Иисуса не было даже камня, на котором Он мог приклонить Свою голову. Местом Его рождения было стойло для скота, местом Его смерти - крест. В течении Своей жизни Он был некоторое время изгнанником в Египте. Он проживал в Назарете и в некоторых других местах страны.

Он всегда ходил пешком. Единственным исключением был тот короткий момент, когда Он въехал на осле в Иерусалим, чтобы исполнить пророчества.

У нашего Господа не было денег. Чтобы заплатить пошлину, Он сотворил чудо, взяв необходимые деньги изо рта рыбы. Если какие-нибудь благочестивые люди подавали Ему милостыню, Иисус не хранил денег у Себя, но поручал это Иуде, единственному злодею из всего собрания апостолов.

В течение дня Он проповедовал и исцелял больных, а ночью Он молился. Et erat pernoctans in oratione Dei - И всю ночь Он проводил в молитве к Богу.

Иисус был другом детей, бедных, больных и грешников.

Он искал не Своей славы, но славы Своего Небесного Отца. Сын Человеческий все делал с намерением исполнить волю Своего Отца, ради спасения душ, которые суть Его горячо любимые овцы, и ради которых, как Добрый Пастырь, Он отдал Свою жизнь.

О мой Иисус, дай мне Твою святую благодать, чтобы я мг верно подражать Тебе в практике всех добродетелей. Ты хорошо знаешь, что с Тобою я могу делать все, но без Тебя не могу ничего.

Глава 28

ДОБРОДЕТЕЛЬ ЛЮБВИ К БОГУ И БЛИЖНЕМУ

Самая необходимая добродетель - это любовь. Да, я говорил уже об этом однажды и буду говорить об этом еще тысячу раз. Добродетель, в которой более всего нуждается миссионер-апостол - это любовь. Он должен любить Бога, он должен любить своего ближнего. Если он не имеет этой любви, все его природные способности окажутся бесполезными. Но если в дополнение к своим природным качествам он имеет великую любовь, то он обладает всем. Именно любовь, которая горит в нем, заставляет его проповедовать Бога, и проповедь его подобна ружейному огню. Если человек бросает пулю своей рукой, он наверняка не причинит большого вреда, но пуля разгоняется пороховым зарядом, она убивает. То же самое происходит и с проповедью слова Божия. Если человек делает это, руководствуясь естественными мотивами, то его проповедь даст лишь убогие плоды. Но если слово Божие проповедуется священником, в котором горит огонь любви, любви к Богу и ближнему, он сможет искоренять пороки, изгонять грех, обращать грешников и творить чудеса. Мы можем убедиться в этом на примере св. ап. Петра, который вышел из горницы воспламененный любовью, которую он получил от Святого Духа. В результате, после двух проповедей он обратил 8000 человек - 3000 во время первой проповеди и 5000 во время второй.

Тот же самый Святой Дух, почивший в виде огненных языков на апостолах в день Пятидесятницы, дает нам понять эту истину достаточно ясно: а именно, что миссионер-апостол должен иметь в сердце и в устах любовь. Некий молодой священник однажды спросит отца Мастера Авилу, что он должен сделать, чтобы стать хорошим проповедником, на что отец Авила ответил: “Возлюби много”. Опыт и история Церкви показывают, что лучшие и величайшие проповедники неизменно были первыми в любви к Богу и своим ближним.

В действительности огонь любви действует таким же образом в служителе Господа, каким действует материальный огонь в локомотиве или топке парохода. Какая польза была бы от всех этих машин, если бы в них не было огня или пара? Воистину локомотивы и пароходы без огня и пара ни на что не были бы годны. А какая польза священнику завершить свою церковную карьеру и получить степень доктора богословия или канонического права, если у него нет огня любви? Все это будет для него бесполезно. Таковой будет не нужен другим, потому что он будет подобен двигателю без огня, и может случиться так, что вместо того, чтобы быть в помощь другим, как это и должно было быть, он станет препятствием. Равно и его личные качества не принесут ему никакой выгоды, ибо, как пишет св. ап. Павел: “Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий”.

Будучи всецело убежден в пользе и необходимости любви для того, чтобы быть хорошим миссионером, я решился отправиться на поиски этого сокровища, пусть даже я должен был все продать, чтобы обрести ее. Я размышлял о средствах, необходимых для стяжания ее, и я обнаружил, что она может быть приобретена:

1) Соблюдением с точностью заповедей и законов Божиих.

2) Практикованием евангельских советов.

3) Верным следованием божественным вдохновениям.

4) Тщательным проведением ежедневных медитаций.

5) Постоянными и непрестанными просьбами и стремлением к любви, продолжая просить и не уставая простить, даже если она замедляет прийти. Необходимо молиться об этом Иисусу и Марии, и особенно просить об этом Отца нашего Небесного, через заслуги Иисуса и Его Пресвятой Матери, и быть всецело уверенным, что наш Небесный Отец пошлет Святого Духа с этой любовью тому, кто молится таким образом.

6) Шестой способ - это алкать и жаждать этой любви, подобно тому как тот, кто действительно и истинно испытывает телесный голод и жажду, постоянно думает о том, как ему удовлетворить этот голод, и для этого обращается с просьбой к любому, кто в состоянии помочь ему. Именно таким образом я намерен искать любовь с горячим желанием и воздыханиями. Именно для этого я прихожу к нашему Господу и обращаюсь к Нему от всего сердца: “О дорогой Господь! Ты моя любовь, моя слава, моя надежда и мое прибежище, Ты моя жизнь и окончательная цель! О моя любовь, мое счастье, мой хранитель, моя радость, я люблю Тебя! О мой наставник, мой учитель, мой Отец и моя любовь”.

О Господь, я не ищу и не желаю знать ничего, кроме Твоей пресвятой воли, чтобы творить ее и исполнять ее, мой Господи, со всем возможным совершенством. Я не люблю никого, кроме Тебя, о мой Боже, и все другие вещи люблю только ради Тебя и в Тебе, ибо Ты более чем достаточен для меня. Ты мой Отец, мой Брат, моя Невеста и все для меня. Я люблю Тебя, мой Отец, моя сила, мое прибежище и утешение. Помоги мне любить Тебя так, как Ты любишь меня и как Ты желаешь, чтобы я любил Тебя. О мой Отец, я хорошо знаю, что я не люблю Тебя так, как должно, но я знаю, что придет день, когда я буду любить Тебя так сильно, как я желал бы, потому что Ты дашь мне эту любовь ради Иисуса и Марии. О мой Иисус, я прошу о том, что, я знаю, Ты воистину желаешь дать мне. Да, мой Иисус, я прошу любви, любви и еще больше любви, великого пламени того огня, который Ты пришел низвести на землю. Воспламени меня этим божественным и священным огнем, о Господи, и пусть он поглотит меня и преобразит меня в соответствии с Твоей волей, о мой Небесный Отец.

О моя Матерь Мария, Матерь божественной любви, я не могу попросить у тебя что-нибудь, что более угодно тебе или то, что тебе легче всего дать, чем дар божественной любви. Тогда исходатайствуй этот дар для меня, о моя Матерь, ибо я алчу и жажду любви. Помоги мне и наполни меня пылающей любовью. О сердце Марии, печь и инструмент любви, воспламени меня любовью к Богу и моему ближнему!

О мой ближний, я люблю тебя и лелею тебя по тысяче причин. Я люблю тебя, потому что Бог желает и даже повелевает мне любить тебя. Я люблю тебя, потому что Сам Бог тебя любит и потому что ты был сотворен Богом по Его образу и подобию и ради небесной славы. Я люблю тебя, потому что ты искуплен Кровью Иисуса Христа и ради тех великих страданий, которые Иисус претерпел ради тебя. Чтобы доказать тебе мою любовь, я тоже буду терпеть все кресты и труды вплоть до смерти ради тебя, если это необходимо. Я люблю тебя, потому что тебя любит Мария, Пресвятая Матерь Божия, которая есть также и моя дорогая Матерь. Я люблю тебя, потому что тебя любят ангелы и святые на небесах. Я люблю тебя, и по причине этой любви я освобожу тебя от грехов и от мучений ада. Я наставлю тебя и укажу тебе на то зло, которое тебе необходимо избегать, на те добродетели, которые тебе необходимо практиковать, и я буду сопровождать тебя на путях добрых дел, которые ведут на небо.

В этот момент я как будто слышу голос, говорящий: “Человеку нужен кто-то, кто поможет ему понять смысл своего существования, кто-то, кто наставит его в знании им своих обязанностей, кто поведет его по пути добродетели, обновит его сердце, восстановит его в достоинстве и, в определенном смысле, в его правах. Все это делается через устное или письменное слово”. Сказанное или записанное слово всегда было и будет царицей мира.

Cлово Божие вызвало все, что мы имеем, из небытия, и слова Иисуса Христа обновили лице земли. Иисус однажды сказал Своим апостолам: “Euntes in mundum universum, praedicate evangelium omni creaturae - Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всякому творению”. И св. ап. Павел сказал своему ученику Тимофею: “Praedica verbum - Проповедуй слово”. Единственная причина, по которой общество погибает, это потому, что оно отказалось слышать слово Церкви, которое есть слово жизни, слово Божие. Все планы спасения будут бесплодны, если великое слово Католической Церкви не будет восстановлено во всей полноте.

Право проповедовать и наставлять народ, которое Церковь получила от Самого Бога в лице апостолов, теперь узурпировано толпой лепечущих газетчиков и невежественных болтунов. Служение слова Божия, которое есть самое возвышенное и важное из всех - потому что им была покорена земля - превратилось из служения спасения в отвратительное служение погибели. Как никто и ничто не могло воспрепятствовать триумфу слова Божия во времена апостолов, так никто и ничто не сможет подавить разрушительное действие ложной проповеди и ложных учений, кроме как противопоставлением им проповеди священников и распространением в изобилии хороших книг.

О мой Боже, я даю Тебе слово, что буду трудиться, проповедовать, писать и распространять в изобилии хорошие книги и брошюры, чтобы уничтожить зло добром.

Глава 29

ПРОПОВЕДЬ И ПРЕСЛЕДОВАНИЯ

Доселе я говорил о средствах, которые я считал необходимыми для меня, и о добродетелях, которые я должен был иметь, чтобы сделать мое служение плодотворным в тех городах, куда меня посылали мои епископы. Я никогда не желал отправиться в проповедь в какой-то специальный район, и отправлялся на проповедь лишь по святому послушанию. Теперь настало время упомянуть некоторые из городов, в которых я проповедовал, и рассказать о том, что со мною в них просходило. С начала 1840 года, когда я вернулся из Рима, и до 1848 года, когда я отправился в Мадрид, чтобы сопровождать его преосвященство епископа Кодину на Канарские о-ва, я проповедовал в следующих городах: Виладро, Лева, Эспинельвас, Артес, Игуалада, Санта Колома де Кверальт, Олот, Олост, Барселона, Сант-Андреу, Вилланова, Манреза, Саллент, Вик, Солсона, Таррагона и во многих других.

В мой обычай не входило идти из одного города в другой, расположенный неподалеку, но я отправлялся в отдаленный город, жители которого просили моего епископа отправить меня к ним. Другая причина этому заключалась в том, что в те смутные времена, когда служители церкви и все честные люди преследовались, требовали постоянной бдительности и осторожности.

В каждом городе, в котором я проповедовал, меня преследовали и злословили дурные граждане, пока не проходила половина миссии. С середины до конца эти люди меняли тактику. Все начинали хвалить меня, и это вызывало направленные против меня преследования правительства и властей. То, что я шел из одного города в другой, далеко от него отдаленный, помогало мне избегать этих правительственных преследований. Когда, например, против меня применялись меры в одной из провинций Каталонии, я уже закончил миссию и отправился в другую провинцию; когда меня начинали преследовать там, я переходил в другую.

Целью этих правительственных преследований было схватить меня; но этого так и не случилось. Генерал Манцано лично сказал мне позднее, когда мы оба были на Кубе ( я в качестве архиепископа, а он в качестве генерал-губернатора города Сантьяго), что он получил приказ о моем аресте - не потому, что правительство знало о чем-либо, что свидетельствовало против меня, ибо чиновники знали, что я никогда не вмешиваюсь в политику, но потому, что они боялись толп людей, которые стекались со всех сторон, чтобы послушать мою проповедь. Более того, зная о моем высоком престиже, они опасались, что по первому же кличу весь народ восстанет против них. Вот почему они искали меня, хотя им никогда не удавалось найти меня, отчасти из-за моей привычки быстро передвигаться из одного места в другое, отчасти же потому, что Господь Бог наш не позволял им арестовать меня, и это, без сомнения, было главной причиной. Бог желал, чтобы Его божественное слово было проповедуемо людям, в то время как дьявол трудился не покладая рук, чтобы развратить людей танцами, театрами, военными учениями, дурными книгами, газетами и журналами и т.п.

По воскресеньям и праздникам в очень многих городах людей заставляли принимать участие в военных учениях. Мужчины обычно имели огнестрельное оружие и должны были упражняться, чтобы правильно его использовать. Из-за этого они не могли посещать мессы и другие богослужения, вопреки тому как они привыкли делать это в прошлом. Добро преследовалось и уничтожалось, в то время как всякие виды зла поощрялись, вплоть до того, что повсюду не видно было ничего, кроме соблазнов и преступлений, и не слышно было ничего, кроме богохульств и лжеучений. Казалось, что все обитатели ада выпущены на волю.

В течение семи лет я совершал миссии в разных городах, один и путешествуя пешком. У меня была карта Каталонии, наклеенная на холст, которую я всегда носил с собой. Я использовал ее для того, чтобы измерять расстояния и отмечать места, в которых я останавливался для еды и отдыха. По утрам я шел в течение пяти часов и столько же после обеда, иногда под дождем, а бывало и в снгопад. Летом мне приходилось идти под палящим солнцем. Это причиняло мне большие страдания, потому что я всегда путешествовал в сутане, а через плечо у меня висел плащ. Зимой и летом я носил те же самые ботинки и шерстяные носки. Часто мои ступни бывали до такой степени покрыты волдырями, что я становился совершенно хромым.

Метели также предоставляли мне хорошую возможность практиковать терпение, ибо снежные заносы покрывали всю местность и сметали все следы дорог. Я обычно шел через эти заносы, пока не проваливался в какую-нибудь глубокую дыру, заполненную снегом. Поскольку я всегда путешествовал пешком, я обычно присоединялся к погонщикам мулов и другим простым людям, чтобы иметь возможность говорить с ними о Боге и наставлять их в благочестии. Мы таким образом проводили время с большой пользой и удовольствием, а разговор о святых предметах утешал и подкреплял всех нас.

Однажды я шел из Банолы в Фигьеру, чтобы проводить миссию. Мне случилось пересекать реку, на середине которой был большой камень. Одно бревно шло от берега до камня, а другое - от камня до противоположного берега. Я переходил реку вместе с другими людьми, и когда я дошел до камня, расположенного на середине реки, сильный порыв ветра снес бревно, находящееся передо мною вместе с человеком, который шел по нему на другой берег. Человек и бревно упали в воду, но я оставался на середине реки, стоя на вершине большого камня и опираясь на палку, сопротивляясь таким образом сильному ветру, пока незнакомый мне прохожий не перешел реку вброд и не перенес меня на своих плечах на другой берег. Я продолжал свой путь, но ветер был столь силен, что часто вынуждал меня сойти с дороги. Те, которые когда-либо путешествовали в Анпурдане, знают, какие сильные ветры там дуют, ибо те же ветры даже изменили местоположение песчаных гор в Пегу.

Я должен был страдать не только от жары и холода, снега и грязи, дождя и ветра, но мне приходилось также претерпевать нападения от самих демонов, которые не желали оставить меня в покое. Однажды они сбросили большой камень на дорогу, по которой я шел. Затем, в воскресный день, когда я находился в переполненной народом церкви в городе Серрале, Сатана сделал так, что огромный камень из главного свода храма упал вниз. Однако ни один человек не пострадал, хотя камень упал прямо в середину толпы. Это событие было для всех источником удивления.

Иногда, когда я проповедовал людям, как раз в тот момент, когда у всех возникало чувство сокрушения в грехах, Сатана приходил в виде испуганного человека, который громко кричал, что в городе начался пожар. Но я видел его обман. С кафедры я обращался к народу, встревоженному известием: “Успокойтесь, никакого пожара нет. Это уловка дьявола. Но чтобы вы убедились в этом, пусть один из вас пойдет и посмотрит, есть ли пожар, и если будет пожар, то мы все отправимся в город. Но я снова повторяю вам, что никакого пожара нет, ибо это хитрость злого духа, который желает, чтобы вы не получили духовной пользы от миссии”. В действительности, все так и было, как я говорил. Даже когда я проповедовал в деревнях, дьявол угрожал нам надвигающимся ураганом. Во мне самом он вызывал ужасные болезни, но как только я распознавал, что это его работа, я немедленно исцелялся, не прибегая к лекарствам.

Если эти преследования ада, направленные против меня, были велики, то еще большей была защита, посылаемая мне свыше. Я ощущал видимую защиту Пресвятой Девы Марии, а также ангелов и святых. Пресвятая Матерь и ее ангелы вели меня по неизвестным мне дорогам, избавляли меня от убийц и грабителей, доставляли меня к месту назначения в безопасности и без несчастных случаев. Множество раз за границей распространялись слухи, что меня убили, и благочестивые люди уже молились об упокоении моей души. Пусть Бог вознаградит их за это.

В то время, когда все это происходило, я испытал много счастливых дней, а также много горьких дней, заставлявших меня тяготиться самой жизнью. Тогда я мог думать и говорить только о Небе, и это утешало и вдохновляло меня весьма сильно. Я не отказывался и не отвергал страдание и крест; скорее наоборот, я любил их, потому что желал умереть за нашего Господа Иисуса Христа. Я никогда не устремлялся опрометчиво навстречу опасности; но мне нравилось, когда мои наставники отправляли меня в опасные места, где я мог иметь счастье умереть за Христа. В провинции Таррагона большинство людей меня искренне любило. Однако всегда имелись немногие, единственным желанием которых было видеть меня трупом.

Архиепископ знал, как обстояли дела. Однажды, когда мы говорили о грозивших мне опасностях, я сказал ему: “Ваше преподобие, эти опасности не устрашают и не сдерживают меня. Пошлите меня в любую часть Вашей епархии, и я пойду туда с величайшей охотой. Даже если бы я знал, что два отряда головорезов с обнаженными кинжалами поджидают меня на дороге, я все равно отправился бы в путь. Mihi mori lucrum - Для меня смерть приобретение. Умереть, будучи убитым ненавистниками Иисуса Христа, будет моим приобретением. Моим самым горячим желанием всегда было умереть в больнице для бедных или мучеником на эшафоте, будучи убитым врагами за самую святую религию, которую мы исповедуем сами и которой учим других. Я желал бы запечатлеть своей кровью те добродетели и истины, которым я учил и которые проповедовал”.

Глава 30

ПРОПОВЕДИ И ИХ ИСТОЛКОВАНИЕ

Во всех городах, которые я упоминал в предыдущей главе, и в других, о которых я не упоминал, я проповедовал во время различных богослужений, которые шли под разными названиями. Хотя имя “миссии” не давалось этим службам - поскольку обстоятельства не допускали такой свободы - все же целью этих религиозных функций было совершение миссий для народа. Чтобы иметь возможность делать это, мы должны были называть их великопостными богослужениями, месяцем почитания Марии, богослужениями в честь св. Розария, новенами, святыми часами, седмицами и т.д. Хотя служба шла, к примеру, под именем “новены”, она, если это считалась нужным, продлевалась на столько дней, сколько было необходимо.

Эти богослужения совершались каждый год или раз в несколько лет в вышеупомянутых городах и люди всегда посещали их с большой пользой для души. Повсеместно наблюдались многочисленные обращения, некоторые из них были великие и выдающиеся. В начале все приходили послушать меня, одни целиком из благих побуждений, другие из любопытства, а прочие - с дурным намерением уловить меня в слове. Во время первых богослужений я никогда не обличал пороки или заблуждения города, но вместо этого говорил о Пресвятой Богородице, о любви Божией и т.д. Когда злонамеренные и порочные люди видели, что я не обличал их и все мои проповеди были посвящены любви и милосердию, они начинали приходить снова и снова. Затем, когда я переходил к таким темам, как окончательная цель творений, эти люди не обижались, но продолжали приходить, пока полностью не обращались к Богу. Действуя таким образом, я не должен был в конце приносить извинения за открытое обличение преобладающих в городе дурных обычаев и пороков. Я говорил об этом раньше и стоит сказать об этом снова: если в начале миссии бедные грешники, которые приходят со злобой или из любопытства, бывают встречены громами и молниями с кафедры, они уходят в скорлупу своего упрямства и порочности. Они еще дальше уйдут от покаяния, чем прежде, и не перестанут злословить миссионера, делая его предметом насмешек для окружающих, даже для тех, кто шел к нему за советом и на исповедь. Но если с ними обращаться кротко, нежно и с любовью, они удивительным образом откликнутся на такое обращение.

Среди толпы грешников, обратившихся к Богу, есть один, который заслуживает особого упоминания. Это был Мигель Рибас, землевладелец из Альфории, города, находившегося в архидиоцезе Таррагоны. Жизнь этого человека ранее была хорошо упорядоченной, ибо он имел обыкновение совершать духовные реколлекции в коллегии отцов-миссионеров св. Франциска де Эскорнальбон, в котором подвизался его шурин. Эти отцы, видя наступление смутных времен, дали Рибасу некие документы, которые считались ценными. Это действие оказалось столь несвоевременным, что с тех пор Рибас не доверял ни одному священнику. Он начал отдаляться от властей и обратил нескольких человек, которые оказались хуже, чем их хозяин. Его догма и философия состояли в том, что он призывал не подчиняться никому; сыновья не должны подчиняться своим родителям, жены не должны подчиняться своим мужьям, подданные не должны подчиняться своим начальникам. Такова была его философия и религия. Членам его секты разрешалось причащаться, но они не обязаны были поститься перед причастием и т.п.

Рибас в конце концов обратился и, предложив покаяться во всем, сделал это посредством публичного заявления, заверенного нотариусом в приходском доме при католической церкви в присутствии 11 свидетелей из числа известных в городе граждан, ибо так повелел его преосвященство архиепископ Таррагоны.

Во всех городах, куда я направлялся с проповедью, я не только проводил миссии для простых людей, но также проводил реколлекции и духовные упражнения для священников, семинаристов, монашествующих, больных в госпиталях и заключенных. Я посвящал этой работе столько времени, сколько было в моем распоряжении. Обычно, однако, я проповедовал и проводил реколлекции для священников в течение десяти дней, занимая утро и вечер. По мере того как я путешествовал из одного города в другой, я постоянно думал о том, как сделать плоды миссии и реколлекций более долговечными. Решение, которое приходило мне в голову, было следующим: очень сильным средством для того, чтобы сделать плод проповеди более долговечным, было бы напечатать все проповеди и поучения и раздать тексты слушателям после миссии или реколлекций. К этому решению восходит причина, по которой я начал писать брошюры для представителей всех сословий. Некоторые из этих брошюр были написаны для священников под заглавием Советы для священнков. Некоторые были написаны для отцов семейства и т.п. Были и другие брошюры, написанные для подобных целей. Эти труды принесли столь хорошие результаты, что для увеличения числа изданий я запланировал - с Божьей помощью - основать серию духовных книг и препоручить ее покровительству Монтесерратской Богоматери. Я решил сделать это в сотрудничестве с тогдашними канониками Таррагоны, а ныне их преосвященствами Хосе Каиксалем, епископом Ургеля, и Антонием Палао, епископом Барселоны. Я консультировался с этими двумя церковными деятелями, потому что я проводил миссию в их епархиях, а они были учеными мужами и проявляли ревность к вящей славе Божией и оказывали мне большую помощь в деле наставления и спасения душ. В декабре 1848 года, когда я был на Канарских островах, первая книга из задуманной серии была предложена общественности. Это были Объяснения катехезиса, книга, которая и по сей день переиздается. Пусть все это послужит к вящей славе Божией и к похвале Пресвятой Девы, а также приведет к спасению душ.

Глава 31

МИССИОНЕРСКАЯ РАБОТА НА КАНАРСКИХ ОСТРОВАХ

Мир всегда старался препятствовать мне и преследовать меня. Но наш Господь заботился обо мне и разрушал все злые планы моих врагов. В августе 1847 года главари банды, называемой “Рано встающие”, начали появляться в разных местах Каталонии. Газеты, которые печатали сообщения, касающиеся этой банды, утверждали, что бандиты ничего не предпринимали, не проконсультировавшись прежде с Антонием Кларетом. Они говорили об этом только для того, чтобы очернить мое имя, так чтобы всегда имелся повод арестовать меня и таким образом помешать мне проповедовать слово Божие. Но Господь Бог наш урегулировал этот вопрос таким образом, что я был избавлен из сетей моих врагов. Он пожелал, чтобы я отправился проповедовать на Канарские острова.

В те дни мне пришлось быть в городе Манреза, и, проходя мимо, я отправился проповедовать сестрам милосердия, которые размещались в городской больнице. Cестра-настоятельница сказала мне, что отец Кодина назначен епископом на Канарские острова. Затем она спросила меня: “Не хотите ли Вы отправиться проповедовать на эти острова?” Я ответил, что не следую прихотям своей воли, но желаю направиться лишь туда, куда пошлет меня епископ Вика. Я сказал ей также, что если мой епископ повелит мне отправиться туда, я поеду туда столь же охотно, как и в любое другое место. Нужно всего лишь его повеление. Поэтому эта добрая монахиня сама написала вновь избранному епископу о моих намерениях, указывая ему, что все, что требуется для положительного решения вопроса - это приказ моего епископа. Когда его преосвященство епископ Кодина получил письмо, он немедленно написал письмо моему епископу в Вик, а тот, в свою очередь, написал мне и велел мне временно перейти в подчинение епископа Канарских островов. Епископ Кодина в то время находился в Мадриде и в начале января 1848 года повелел мне присоединиться к нему там, что я и сделал. По мере того как шла подготовка к путешествию, я оставался в доме отца Хосе Рамиреса-и-Котеса, который был образцовым и ревностным священником. Я также присутствовал на хиротонии его преосвященства епископа Кодины и во время моего пребывания в столице занимался проповедью и выслушиванием исповедей бедных и больных в государственной больнице.

Из Мадрида мы отправились в Севилью, Херес и Кадис, где я также проповедовал, а затем сели на корабль, который отплывал на Канарские острова. Мы прибыли в Тенерифе в первую неделю февраля. Я проповедовал там в воскресенье, а во втооник мы отправились на Большой Канарский остров. Я проводил духовные упражнения для священников в одном из залов епископской резиденции вскоре после нашего приезда. Епископ председательствовал во время духовных упражнений. Я также проповедовал учащимся семинарии и проводил миссии во всех приходах главного острова.

Часто случалось, что я должен был проповедовать на городской площади, потому что церкви не могли вместить большие толпы людей из окрестных приходов, которые пришли послушать миссионера. Я всегда предпочитал, по понятным причинам, проповедовать на площади, нежели в церкви, когда собиралось столько людей.

Занятие, которое требовало от меня наибольшего напряжения сил, состояло в выслушивании исповедей мирян, поскольку все желали сделать исповедь за всю жизнь. Я обращался за помощью к другим священникам, в то же время инструктируя их относительно того, как наилучшим и наибыстрейшим способом принимать эти длинные исповеди. Чтобы избежать ссор между кающимися по поводу места в очереди, я распределял их на группы по восемь человек в каждой, в которые входило четверо мужчин и четверо женщин, которые вместе со мной подходили к исповедальне, повторяя за мной Confiteor и осеняя себя крестным знамением. Этот метод оказался очень эффективным, потому что если бы я не воспользовался им, то каждый кающийся заставлял бы меня ждать, пока он перекрестится и прочтет приготовительные молитвы перед исповедью; но поскольку эти молитвы произносились совместно, кающийся приступал к исповеди тотчас же по входе в исповедальню. Таким образом экономилось время, предотвращались ссоры и исключалось скопление людей у исповедальни.

Всякий раз, когда я заканчивал миссию в одном городе, все его жители провожали меня до его окрестностей, где уже встречали меня жители соседнего города. У тех, кто прощался со мной, на глазах были слезы, а на лицах встречавших меня была написана радость. Было бы многословием с моей стороны рассказывать все, что случалось со мной в тех местах, ибо рассказам этим не было бы конца. Однако я не упущу сообщить о важном происшествии, узнать о котором было бы полезно миссионерам.

Когда я закончил миссию на Большом Канарском острове, епископ пожелал, чтобы я посетил еще один остров, называемый Ланзарот, сообщив мне, что он договорился со своим братом, отцом Сальвадором, капуцином, чтобы тот меня сопровождал и помогал мне принимать исповеди, ибо на том острове было очень мало священников. Брат епископа был очень толст и, зная о том, что нам предстоит преодолеть пять миль от порта до столицы острова, спросил меня: “Как нам добраться туда? Хотите ли Вы идти пешком или ехать на лошади?”

“Вы знаете, что я никогда не езжу на лошади, но всегда хожу пешком”, - ответил я.

“В таком случае, - с обидой в голосе сказал он, - я тоже пойду пешком”.

На это я возразил: “Поскольку я понимаю, как трудно и утомительно будет для Вас идти пешком, я не могу этого допустить. Если Вы отказываетесь ехать на лошади из-за меня, то я тоже поеду из солидарности с Вами”.

После этого нам привели большого верблюда, на которого мы оба взобрались, и таким образом мы отправились в путь. Мы сошли с верблюда неподалеку от города, и немного времени спустя после нашего входа в город я начал проповедовать. Когда миссия окончилась, ко мне подошел один человек и спросил меня: “Вы ли тот самый миссионер, который проповедовал на Большом Канарском острове?” Я ответил ему, что это я, после чего он сказал: “Тогда Вам следует знать, что здесь поговаривают, что Вы не тот самый миссионер, ибо тот всегда ходил пешком, я Вы приехали сюда на верблюде. В результате некоторые говорили: ‘Я не собираюсь слушать его, потому что это не тот миссионер, который проповедовал на Большом Канарском острове’”.

Я покинул эти острова в начале мая 1849 года. Его преосвященство епископ пожелал на прощание подарить мне новую шляпу и плащ, но я не взял их. Единственный подарок, который я увез с собой, это пять дыр на моей старой шляпе, которые причинены были толпой людей, которая чуть не раздавила меня, когда я отправлялся из одного города в другой. Все то время, которое я провел на Канарских островах - 15 месяцев - я работал каждый день, всегда будучи вспомоществляем Божией благодатью. Случались и дни испытаний, но я претерпевал их радостно, зная, что они посылались мне по воле нашего благого Господа и Его Пресвятой Матери. Поэтому я все жертвовал за обращение и спасение душ.

О мой Боже, как Ты благ! Какие неожиданные средства Ты используешь для обращения грешников. Эти мирские люди планировали поймать меня в ловушку, но Ты вмешался и пожелал, чтобы я отправился на Канарские о-ва. Таким образом ты избавил меня от тюрьмы и призвал меня питать и наставлять овец Твоего небесного Отца, за Которого, о Господь, Ты отдал саму жизнь Твою, чтобы они смогли жить благодатной жизнью. Да будет благословенна Твоя любовь. Да будет благословенно Твое провидение, которое всегда охраняло меня. И ныне, и во веки веков я буду воспевать Твое вечное милосердие. Аминь.

Глава 32

КОНГРЕГАЦИЯ НЕПОРОЧНОГО СЕРДЦА МАРИИ

К середине мая я приехал в Барселону, откуда отправился в Вик. Там я говорил с моими друзьями, канониками Солером и Пассарелем, о своем намерении основать конгрегацию священников, которые именовались бы сыновьями Непорочного сердца Марии. Оба они одобрили этот план, и каноник Солер, ректор Викской семинарии, предложил нам, когда семинаристы отправятся домой на каникулы, собраться в семинарии и временно занять комнаты учащихся; тем временем Бог позаботится о том, чтобы найти постоянное место для нас.

Я сообщил о своем намерении епископу Вика доктору Луциано Казадеваллю, который искренне любил и почитал меня. Он с энтузиазмом одобрил планы, о которых я поведал ему. Затем мы пришли к согласию относительно обитания в семинарии во время каникул. Тем временем, он пригласил нас расположиться в монастыре Мерсед, который правительство предоставило в его распоряжение. Пока епископ улаживал это дело с местными властями, я переговорил с несколькими священниками, которых Бог вдохновил теми же идеями, что и меня. Эти священники были: Стефен Сала, Хосе Ксифре, Доминик Фабрегас, Мануэль Виларо, Яго Клотет и я, Антоний Кларет, последний и наименьший из всех, ибо воистину другие были более талантливы и добродетельны, чем я, и я считал счастливой и почетной привилегией быть слугою их всех.

16 июля 1849 года, когда наша маленькая компания собралась вместе в Викской семинарии с дозволения епископа и ректора, мы начали со всей ревностностью и благочестием духовные упражнения. Поскольку 16 июля был праздник Св.Креста и Богородицы горы Кармил, моя первая проповедь была посвящена четвертому стиху 22 псалма: “Virga tua et baculus tuus ipsa me consolata sunt - Твой жезл и Твоя трость утешили меня”, - что относилось к почитанию и упованию, которые мы должны испытывать по отношению к Св. Кресту и Божией Матери. Я приложил весь псалом к ншим задачам. Мы закончили реколлекции исполненными большого рвения, с решимостью продолжить начатое. В действительности все пошло благополучно благодаря Богу и Марии. Двое из нас умерло, и они теперь пребывают в небесной славе, радуясь с Богом, получая награду за свои апостольские труды и молясь за своих братьев.

Сын Непорочного Сердца Марии - это тот, кто воспламенен любовью к Богу, кто распространяет этот огонь повсюду, куда он идет, и кто горячо желает и применяет все средства, чтобы воспламенить весь мир огнем божественной любви. Ничто не останавливает его; он радуется лишениям, несет все труды, принимает все жертвы, радостно приветствует всякое поношение и радуется всем мучениям. Его мысли посвящены лишь тому, как следовать и подражать Иисусу Христу во всех Его трудах и страданиях и как наилучшим образом обеспечить наибольшую славу Богу и спасение душ.

Глава 33

НАЗНАЧЕНИЕ И ПРИНЯТИЕ МНОЮ ДОЛЖНОСТИ

АРХИЕПИСКОПА САНТЬЯГО-ДЕ-КУБА

Новость о моем назначении на должность архиепископа Сантьяго-де-Куба удивила и испугала меня так сильно, что я не желал принять ее. Я считал себя недостойным столь высокого поста и неспособным занимать его ввиду недостатка учености и добродетелей, необходимых для столь ответственной должности. Позже, когда я поразмыслил более тщательно о данном вопросе, я решил, что у меня не только не было ни достаточного образования, ни необходимых добродетелей, но к тому же я не имел права оставить работу в религиозном издательстве и конгрегацию, которая только что была основана. Эти два фактора упрочили мою решимость наотрез отказаться от лестных предложений, исходивших от папского нунция монсиньора Брунелли и от генерального прокурора Лоренцо Аррацолы, которые, увидев, что их просьбы не возымели решающего действия, передали все дело в руки моего непосредственного начальника - епископа Викского. Последний, которому я все время оказывал полное послушание, приказал мне принять архиепископство. Этот формальный приказ совершенно обескуражил меня, ибо, с одной стороны, я не отваживался принять предложение, но с другой стороны, я желал быть послушным. Я попросил несколько дней для обдумывания окончательного ответа и это время было мне дано. Я созвал отцов Солера, Пассареля, Баха и Саля - каждый из которых был образованным и добродетельным священником, всецело достойным моего доверия. Я попросил их вверить исход моей судьбы Богу и сказал им, что я надеюсь, что по своей любви ко мне они посоветуют мне, что мне должно делать после того, как я завершу реколлекции - а именно, должен ли я принять назначение, как мне это велит мой епископ, или же наотрез отказаться. Когда настал последний день реколлекций, эти добрые отцы, посовещавшись между собой, решили, что воля Божия состоит в том, чтобы я принял предложение. Я сделал это 4 октября, спустя два месяца после того, как я был избран на эту должность.

После того как я принял назначение, которое избрано было для меня Его Святейшеством, хотя я был беден и недостоин, я ждал, пока необходимые документы и депеши будут направлены в Апостольскую Столицу. Тем временем я был занят своей обычной работой - проводил реколлекции для священников, семинаристов, монахинь и мирян. Я припоминаю, что одну из проповедей я произносил с балкона перед огромной толпой людей, собравшихся на площади и под арками собора, на окружающих улицах и балконах, причем некоторые высовывались из окон или забирались на плоские крыши окружающих зданий.

В это время Господь Бог наш открыл мне особые вещи, которые касались Его вящей славы и спасения душ. Булла Святейшего Престола, подтверждавшая мое назначение на архиепископскую кафедру, прибыла из Рима в Мадрид и была доставлена оттуда в Вик двумя образцовыми священниками Церкви: отцом Фермином де ля Крус и отцом Андреем Новоа. В то время как происходили эти события, я готовился к исполнению своих будущих обязанностей путем совершения длительных реколлекций, во время которых я составил план своей будущей жизни в плане поддержания личной дисциплины. Затем последовала официальная хиротесия во архиепископа Сантьяго-де-Куба, о которой я подробнее напишу с помощью Божией в третьей части этой книги.