Сергей Шумило

Его же: Истинно православная Церковь после Сталина, доклад, 2011.

Шумило С. В. В катакомбах. Православное подполье в СССР. Луцк: Терен, 2011. 271 с.

АНТИКАТАКОМБНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

Отзыв на книгу А.Л. Беглова "В поисках "безгрешных катакомб"

Ист.: "Церковные ведомости", 23 сентября 2009 г.

catacomb.org.ua

Издательским советом Московского Патриархата совместно с Институтом всеобщей истории Российской академии наук (РАН) издана монография сотрудника РАН, кандидата исторических наук Алексея Беглова под названием "В поисках "безгрешных катакомб". Церковное подполье в СССР" (М.: Арефа, 2008).

Название книги красноречиво говорит о ее тенденциозности и идеологической направленности.

Под видом научной монографии объемом в 350 страниц автор книги, являющийся убежденным сторонником МП, проводит четкую идеологическую линию, суть которой сводится к тому, что Катакомбной Церкви как таковой в СССР не существовало, а действовавшие в СССР подпольные общины верующих в основном составляли т.н. "нелегальную часть" МП.

Судя по всему, присвоив наследие РПЦЗ, Московская патриархия приступила теперь к новому идеологическому заказу современного политического режима в РФ – присвоению и наследия Катакомбной Церкви, пытаясь вновь переписать и извратить историю. Причем, если раньше МП пыталась всецело отрицать существование в СССР Катакомбной Церкви, то теперь сергианские идеологи перешли к иной, более изощренной тактике: они пытаются навязать ложную идею о том, что Катакомбная Церковь – это составная (т.с. "единоверческая") часть МП, существовавшая временно на нелегальном положении. При этом подлинную Катакомбную Церковь фальсификаторы по-прежнему очерняют и дискредитируют, утверждая, будто общины исторической ИПЦ – это никак не взаимосвязанные между собой, замкнутые изнутри малочисленные маргинальные группы, выродившиеся в секты едва ли не изуверского характера.

В первом абзаце Введения, ссылаясь на ошибочные высказывания А. Солженицина 1970-х гг., А. Беглов клевещет на историческую Катакомбную Церковь, называя Ее "благочестивой мечтой о "сколь безгрешной, столь и бестелесной катакомбе", которая в глазах эмиграции не должна подменять "реальный русский православный народ"" (Беглов А. В поисках "безгрешных катакомб". Церковное подполье в СССР. – С. М.: Арефа, 2008. - С. 5). И уже в следующем абзаце сергианский автор поясняет причины, которые побудили его к написанию данной книги: "Живучести мифов, которыми обросла эта тема, благоприятствует то обстоятельство, что пока не предпринято систематического научного изучения нелегальной церковной жизни советского времени" (С. 5). Данный пробел, как поясняет историк МП, он и намерен заполнить – правда, собственными измышлениями. При этом А. Беглов критически оценивает даже научные исследования историка М. Шкаровского по истории "иосифлянства" и ИПЦ, отмечая: "В работах Шкаровского отечественная историография, хотя и изменила точку зрения на нелегальную церковную жизнь, не вышла за пределы "катакомбной" концепции, по-прежнему концентрируясь на изучении нелегалов-оппозиционеров" (С. 26).

По сути, книга Беглова – это переработанная под реалии современного восприятия советская агитка. Используемые автором риторика, штампы и термины до боли напоминают издания "союза воинствующих безбожников" или "словари атеиста" советских времен. Видимо, комсомольская закалка и сергианское наследие не прошли даром для молодого сотрудника РАН.

Однако в отличие от обычных полемических советско-сергианских агиток, опасность данной книги заключается в том, что впервые под видом "научного системного анализа" на уровне РАН вносятся корректировки в отечественную историографию: история Катакомбной Церкви запрограммирована в нужном идеологическом контексте с негативным оттенком.

Книга сергианского ученого не скрывает своей тенденциозности не только по отношению к ИПЦ, но и к Русской Зарубежной Церкви. Вот его высказывания об РПЦЗ:

"Выражение "катакомбы" стало орудием идеологической полемики авторов, принадлежавших к Русской Православной Церкви Заграницей. Мощное подполье в СССР, оппозиционное Московской патриархии, по мысли деятелей Зарубежной Церкви, доказывало нелегитимность легальной иерархии и тем самым оправдывало претензии РПЦЗ на имя единственной преемницы "тихоновской церкви" /…/ Такая трактовка "катакомб" имела четкую политическую направленность. Она, как отмечалось выше, была призвана укрепить позиции Зарубежной Церкви в ее полемике с Русской Православной Церковью Московского Патриархата /…/ Думается, неслучайно тема "катакомб" получила развитие в эмигрантской прессе именно во второй половине 1940-х гг. В это время, после переезда Зарубежного Синода в Нью-Йорк, Русская Православная Церковь Заграницей все больше включалась в сферу интересов американской политики" (С. 10; 22).

Поражает, как идеологические клише молодого российского историка совпадают с советскими тезисами сергианской агитки С.Троицкого, увидевшей свет в 1960 г. под названием "О неправде карловацкого раскола", и где аналогично утверждалось, что "миф о "катакомбной Церкви" - главный козырь карловацкой пропаганды" и что "под маскировкой "катакомбной Церкви" скрывается измена Родине" (Троицкий С.В. О неправде карловацкого раскола. – П., 1960. – С. 72; 74).

Что касается самой Катакомбной Церкви, то здесь автор, в полном соответствии с сергианской идеологией советских времен, применяет такие нехарактерные для независимого ученого термины, как "иосифлянский раскол" (C. 93) и "изоляционисты" (C. 98), чьи "обычаи церковного подполья постепенно трансформировались во внецерковные практики" (C. 236), представляя собой "деградированные церковные практики" (C. 232), "одичание" (C. 227) и "мутацию церковной жизни" (C. 227), а их "эсхатологическое сознание, переходя в крайности, неизбежно приобретало маргинальные формы" (C. 98). Утверждая, что в общинах ИПЦ произошли "умаление таинств", "утрата представления о значимости апостольского преемства" (C. 210) и "искажение экклезиологического сознания" (C. 211), А. Беглов пытается навязать патриархийную аргументацию против ИПЦ:

"Редукция богослужений и исчезновение таинств к 1950-м гг. стали отличительной чертой "катакомбной" субкультуры, равно как и уверенность в особой благодатной одаренности почитаемых лидеров. Оппозиционные по отношению к легальной Церкви настроения выражались не только в уверенности в ее еретической сущности или – у некоторых групп – в том, что патриарх – антихрист, но и, например, в представлении, что благодать у этой Церкви отнята /…/ Общность базовых представлений и поведенческих стратегий этих общин обусловила сближение и других элементов их мировоззрения и религиозных практик. Так, антисоветский эсхатологизм был питательной средой для напряженных эсхаталогических ожиданий, которые с неизменным постоянством в этот период и позже перерастали в эсхатологические движения новохлыстовского толка. Поэтому мифология и отчасти религиозные практики нового хлыстовства широко распространялись в пределах всей "катакомбной" субкультуры. Подобным образом обстояло дело и с "катакомбными" богослужениями. К 1950-м гг. отличительными чертами "катакомбной" субкультуры стали редукция богослужений и исчезновение таинств" (С. 218-220).

Обвиняя общины ИПЦ в "изоляционизме", "одичании" и "деградации", А. Беглов умалчивает о жесточайших гонениях коммунистической власти на ИПЦ, об арестах и расстрелах сотен тысяч священников и верующих за одну лишь принадлежность к ИПЦ, о содействии МП советским карательным органам в выявлении катакомбных общин, о том, что "изоляционизм" и уход в глубокое подполье были вынужденной мерой в условиях тотальных репрессий против ИПЦ, о том, что т.н. "редукции богослужений" (точнее, служение "мiрским чином") были связаны с арестами и расстрелами пастырей ИПЦ. Обо всем этом сергианский историк "забывает" упомянуть…

Красной нитью А. Беглов проводит мысль о том, что основная масса катакомбного духовенства и паствы в 40-е гг. присоединилась к МП, а те, которые присоединиться отказались, выродились в сектантство. Бывшие нелегальные общины, вошедшие в МП, автор монографии относит к "конформистским", утверждая, что "они сохранили традиционную религиозную культуру. В послевоенные годы они не только дали легальной церкви кадры священнослужителей и церковных работников; оставаясь в подполье, они много сделали для развития церковной литературы, апологетики, гомилетики, христианского образования" (С. 98).

Ложно утверждая, что в СССР, для сохранения здоровой церковности и духовности, не существовало иного пути, кроме конформизма (т.е. сергианства), А. Беглов подводит четкую идеологическую установку: "В отличие от "конформистов", изоляционисты создали собственную субкультуру. Подлинно, эсхатологическое сознание, переходя в крайности, неизбежно приобретало маргинальные формы... Таков был финал последовательного нонконформизма изоляционистских общин. Определенная степень конформизма, похоже, была условием выживания церковного подполья в СССР" (C. 98). Так автор пытается оправдать сергианство, соглашательство с богоборцами и попрание чистоты Православной Веры и Церкви.

Развивая далее свои идеологические клише, А. Беглов продолжает в характерном советском стиле: "Легализация церковного подполья стала толчком для поляризации подпольных общин и формирования новой "катакомбной" субкультуры, противопоставившей себя базовой религиозной культуре патриаршей Церкви. В мировоззрении носителей альтернативной субкультуры соединились антисоветский эсхатологизм, церковно-оппозиционные настроения и поведенческий изоляционизм. В ней в качестве нормативных закрепились религиозные практики, существовавшие в подполье к середине 1940-х гг. и представлявшие собой деградировавшие церковные практики, в ней сформировался свой религиозный фольклор, обосновывавший размежевание с легальной Церковью. Широкое распространение в рамках альтернативной субкультуры получили хилиастические воззрения и представления о своих лидерах как о воплощениях Божества" (C. 231-232).

Умышленно навязывая читателю ложное представление об ИПЦ как о маргинально-сектантских группах хлыстовского толка, А. Беглов в качестве "доказательства" своей концепции приводит пример существовавшей в Центрально-Черноземном районе России общины Феодора Рыбалкина, пытаясь преподнести дело так, будто имевшие в ней место сектантские настроения были характерны для всей ИПЦ. Автор умалчивает, что группа "феодоровцев" к ИПЦ не принадлежала. Такой псевдонаучный подход, искажения и манипуляции фактами, характерные для советской историографии в целом, прослеживается во всей книге А. Беглова.

Однако, в отличие от прежних сергианских историков, А. Беглов уже не отрицает самого факта существования в СССР катакомбных общин ИПЦ. Напротив, он говорит, что они были, но пытается искусственно придать им негативный оттенок, навязывая ложное представление об ИПЦ в целом. С этой целью Беглов пишет: "Так в 1940-е гг. формируется религиозная субкультура, альтернативная базовой религиозной культуре Патриаршей Церкви, как легальной, так и подпольной ее части. Позднее носители этой субкультуры усвоят себе имя "катакомбников", а свои общины станут именовать "катакомбной церковью". Однако называть церковью конгломерат этих групп можно лишь условно" (С. 217-218). "Говорить о них как о единой институции или даже Церкви не представляется возможным" (С. 232). И далее Беглов подводит итог: "Такой подход позволяет целостно описывать жизнь и идеологию оставшихся в подполье общин, в равной степени учитывая все проявления их мировоззрения" (С. 220).

По сути, утверждения, что катакомбные общины ИПЦ – это не что иное, как маргинально-сектантские группы, является главной идеологической наполняющей книги. Ее автор под видом мнимой научности, системного анализа и непредвзятости пытается в наихудших советских традициях откровенно навязать читателю мысль, что как таковой Катакомбной Церкви в СССР никогда не существовало, что это "политические мифы" идеологов РПЦЗ, работавших на американские спецслужбы, и что в СССР существовала только одна единственная Патриаршая Церковь в виде "как легальной, так и подпольной ее части" (С. 97). Аргументации последнего утверждения, собственно, и посвящена вся эта заказная сергианская пропаганда, поданная под видом научной монографии.

Пытаясь идеологически обосновать претензии МП на наследие подпольной (катакомбной) Церкви, А. Беглов опускается даже до хулы и клеветы на Святых Новомучеников и Исповедников Катакомбной Церкви. Так он утверждает, что один из выдающихся столпов ИПЦ – Священноисповедник схиепископ Петр (Ладыгин, +1957) будто бы принадлежал не к ИПЦ, а к МП, а в основанном им катакомбном монастыре в горах Тянь-Шаня "патриархов Сергия, а потом и Алексия признавали главой Русской церкви и молились за них" (С. 50). Неправду сказанного легко выявить, обратившись к воспоминаниям, которые оставил Схиепископ Петр. По-видимому, автор рассчитывает на то, что большинство его читателей ничего не знают об этих воспоминаниях.

Подобные фальсификация и искажение фактов автору необходимы, дабы обосновать придуманный им миф о "Патриаршей Церкви, как легальной, так и подпольной ее части" (С. 97). Не приводя никаких конкретных фактов, кроме искажения истории со схиепископом ИПЦ Петром (Ладыгиным), А. Беглов голословно утверждает, что "многие епископы Патриаршей Церкви – в том числе помощники Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) – участвовали в созидании церковного подполья" (С. 100). Какие именно это епископы, и каким образом они "участвовали в созидании церковного подполья", автор не говорит. В другом месте он голословно утверждает: "сама идея негласной координации церковной жизни существовала в Патриархии" (С. 77). Также Беглов пишет: "Взаимодействие епископата и подпольных общин осуществлялось на уровне епархий или через личные связи легального епископа и нелегального духовенства. В 1940-е гг. легальный епископат в масштабе всей страны выступил с системой согласованных с центральным церковным руководством действий, направленных на вовлечение в процесс легализации большего числа незарегистрированных общин и священников" (С. 235). Продолжая эту мысль, Беглов утверждает, что "в 1940-е гг. епископы Патриаршей Церкви активно использовали церковное подполье, чтобы добиться расширения церковной жизни и упрочить положение Церкви" (С. 201).

Развивая миф о подпольной части МП как о распространенном общецерковном явлении, А. Беглов ссылается на единичные и крайне редкие случаи, когда некоторые из епископов МП (однако, как правило, опальные в самой МП, о чем автор умалчивает) решались на совершение священнических рукоположений, несанкционированных уполномоченными по делам религий. По словам Беглова, "По меньшей мере, до 1970-х гг. в Русской Православной Церкви сохранялась практика рукоположения отдельными архиереями тайных священников для окормления подпольных общин" (С. 249).

Среди архиереев МП, совершавших тайные рукоположения священников, А. Беглов называет митр. Иоанна (Вендланда), митр. Гурия (Егорова) и даже митр. Никодима (Ротова), а также упоминает о неких "ныне здравствующих иерархах РПЦ" (С. 250), имена которых, правда, он так и не называет. Что касается столь одиозной фигуры, как митр. Никодим Ротов (известный своим активным сотрудничеством с КГБ на международно-экуменической ниве), то А. Беглов приводит целую цитату ничем не подтвержденных свидетельств другого сергианского историка Д. Поспеловского, утверждавшего, что тот "совершил более сотни таких (тайных, – прим. авт.) рукоположений". Комментируя подобные "свидетельства", Беглов отмечает: "У нас нет оснований в принципе отрицать такого рода деятельность митрополита Никодима, но думается, что число совершенных им нелегальных хиротоний по неизвестным нам причинам было завышено" (С. 250). Правда, при этом А. Беглов вынужден оговориться, что "нам доподлинно неизвестен ни один тайный ставленник митрополита Никодима" (С. 250).

Соглашаясь, что т.н. "патриархийные катакомбы" или "подпольная часть Патриаршей Церкви" не имели оппозиционного настроения ни по отношению к советскому богоборческому режиму, ни по отношению к официальному руководству Советской церкви (МП), А. Беглов пишет: "Тайные рукоположения 1950-1980-х гг. были прежде всего мерой пастырского воспитания тех лиц, что вставали на путь нелегального служения Церкви… Так, тайные священнические рукоположения, как и другие виды церковного подполья, в 1950-1980-е гг. приобретали все более элитарный характер… Церковное подполье во всех своих проявлениях стало уделом элиты, уделом узкого круга участников. Если до Великой отечественной войны подполье оставалось главным способом сохранения церковной жизни, то теперь центр тяжести религиозной активности все более перемещался из нелегальной в легальную сферу. Влияние церковного подполья на жизнь основной массы верующих неуклонно снижалось… Снижение нелегальной церковной активности происходило вследствие ряда социальных процессов, происходивших в СССР в 1950-1980-ее гг. В таком суженном виде нелегальная церковная жизнь сохранилась вплоть до 1990 г., когда советская система контроля над религиозными организациями прекратила свое существование" (С. 250-251).

Совершенно очевидно, что попытка искусственно породить миф об МП в виде "как легальной, так и подпольной ее части" (С. 97), шита белыми нитками и носит откровенно заказной, идеолого-пропагандистский характер. Можно было бы и вовсе не обращать внимания на эти, уже привычные, лукавые ухищрения сергианских апологетов, если бы под влияние их разрушительной и отравляющей пропаганды не подпадали и некоторые последователи РПЦЗ. Как это ни прискорбно, но приходится признать, что многие искренние члены РПЦЗ ныне неосознанно исполняют патриархийный идеологический заказ, направленный на отрицание Катакомбной Церкви.

Выше нами были приведены цитаты А. Беглова о РПЦЗ. Согласно его утверждениям, РПЦЗ без "катакомбной концепции" автоматически теряет свои права на легитимность в противостоянии с МП. Сергианские идеологи и советские спецслужбы хорошо понимали этот аспект, все силы направляя как на уничтожение ИПЦ, так и на разложение РПЦЗ изнутри, внедряя в ее среде просергианскую и антикатакомбную идеологию. Первым, кто начал внедрять в РПЦЗ новую идеологическую линию, отличную от исконно-зарубежной, был главный идеолог унии с МП архиеп. Марк (Арнд) Берлинский, еще в 1992 г. писавший: "Настоящей катакомбной Церкви больше нет. Она фактически исчезла в 40-е или в самом начале 50-х годов… От этого сохранились лишь отдельные люди, а в сущности все, что возникло после сего – лишь жалкие отображения, и люди, которые выдают желаемое за настоящее. Те, кто влились в это русло в 50-е годы и позже, сами заражены советской ложью, и частично участвуют сами – невольно – в этом, т.е. и они входят в разряд тех, кого мы называем "homo sovietikus"… Мне представляется более целесообразным искать себе союзников среди тех чистых или стремящихся к канонической чистоте элементов, которые существуют как в недрах Московской Патриархии, так и других Поместных Церквях – особенно в Сербии или даже в Греции… Если мы будем сами в этом заинтересованы и будем к этому стремиться, то сможем еще в какой-то мере освободиться от той нечисти, которую мы сейчас приняли из Московской Патриархии" (письмо еп. Марка Берлинского прот. М. Арцимовичу от 2 октября 1992 г.).

Утверждения влиятельнейшего члена Синода РПЦЗ еще на заре 90-х гг. базировались на тех же аргументах, что и просергианская антикатакомбная концепция А. Беглова (опирающаяся, похоже, на "антикарловацкую" пропаганду С.Троицкого 1960-х гг.). Не исключено, что и рождена она была в одном месте, поскольку в последнее время в СМИ все чаще всплывают свидетельства о сотрудничестве в прошлом еп. Марка с советскими спецслужбами. Как бы там ни было, но именно начатая архиепископом Марком новая идеологическая линия в РПЦЗ обусловила ее унию с МП. И это закономерно. Как признает тот же А. Беглов, РПЦЗ без "катакомбной концепции" автоматически теряет свои права на легитимность в противостоянии с МП, а значит, она неизбежно должна стать частью МП. Идеологическая диверсия, совершенная архиеп. Марком и поддерживавшими его членами Синода РПЦЗ архиеп. Лавром и еп. Иларионом, и смена курса – от исповедания духовного единства с ИПЦ на отрицание Катакомбной Церкви – стали главной составляющей новой идеологии, обосновывавшей необходимость объединения РПЦЗ с МП.

Удивительно то, что внедренная архиеп. Марком новая антикатакомбная идеология в течение 90-х гг. настолько прочно пустила корни в сознании большинства духовенства и паствы РПЦЗ, что ее ныне воспринимают за "исконно-зарубежную" даже те из представителей "осколков" РПЦЗ, которые не пошли на унию с МП в 2007 году.

Так архиерей одного из "осколков" в своем желании противопоставить традицию РПЦЗ и ИПЦ вовсе договорился, будто и сам термин "ИПЦ" был придуман большевиками, которые таким образом пытались верующих "разметать по разным группам". Не отдавая отчет в том, что такими словами поносится память Святых Новомучеников и Исповедников, многие из которых приняли мученический венец лишь за одну принадлежность к ИПЦ, этот современный иерарх в полном соответствии с антикатакомбной концепцией Беглова последователей ИПЦ прямым текстом называет "раскольниками ИПЦ", а о самом Истинном Православии пишет, что "оно уже явно отличается от, собственно, православия, приобретая чем дальше, тем больше признаков сектантства".

Не меньше недоумений вызывают утверждения и некоторых других уважаемых в РПЦЗ клириков, как например вот это: "Члены ИПЦ никогда организационно не выделялись в некую особую Катакомбную Церковь", или что "О Катакомбной Церкви можно говорить только иносказательно. Катакомбной Церкви как таковой, как института, никогда не было и быть не могло".

Такие слова из уст уже не последователей МП, но исконной РПЦЗ, с болью воспринимаются многими пастырями и прихожанами ИПЦ, ибо они задевают за самое живое – убеждения и мировоззрение многих из них как духовных чад Катакомбной Церкви. Увы, подобные утверждения направлены никак не на возрождение и созидание Истинной Церкви на Родине, напротив, они на руку МП в ее борьбе с Истинной Православной Церковью.

Утверждения относительно Катакомбной Церкви в стиле "никогда не было и быть не могло" характерны для советских безбожных карательных органов, для порожденной ими Московской патриархии, для таких вот псевдоисториков, как А. Беглов, для борца с "карловацким расколом" С.Троицкого или идеолога унии с МП архиеп. Марка, но никак не для истинных чад Русской Зарубежной Церкви, всегда исповедовавшей свое духовное единство с ИПЦ. Ведь на самом деле, отрицая ИПЦ, они тем самым неосознанно отрицают и весь исповеднический путь РПЦЗ, Ее миссию как зарубежной свободной части Истинной Русской Церкви.

Кроме того, подобные утверждения равносильны учению протестантов, учащих, что Православная Церковь не является прямой наследницей Христианской Церкви апостольских времен, поскольку, мол, как "институт" оформилась на много сот лет позже, во времена Св. Константина Великого, а до того Православной Церкви "как института никогда не было и быть не могло". Однако как ложно учение протестантов, так ложны и утверждения, что Катакомбной Церкви в СССР не существовало, поскольку она не была оформлена как институт, и что нынешняя Истинная Церковь в России не может быть преемницей ИПЦ времен советских гонений.

Если принять сторону тех, кто отрицает право на преемственность Церкви в России от ИПЦ, то возникает вопрос: за принадлежность к какой Церкви отбывал срок в сталинских концлагерях глава Синода РИПЦ Архиепископ Лазарь? Да и к какой Церкви всю свою жизнь принадлежали члены катакомбных общин РИПЦ от Украины и Белоруссии до Урала и Сибири?

Разве могут православные христиане строить свои теории о Церкви – Мистическом Теле Христовом – исключительно в категориях "институтов" и "администраций"? Разве такие категории применимы в данном случае? Налицо материализация сознания, отход от святоотеческого православного мировоззрения в сторону западных традиций и опасная политизация сугубо духовных вопросов.

Да, действительно, в годы советских гонений по объективным причинам физически невозможно было возобновить полноценное церковное управление ИПЦ. Уйдя в катакомбы и применив Указ Св. Патр. Тихона № 362, истинная Церковь в России фактически прекратила свое внешнее существование как "административный институт". Но такое положение было временным, оно не являлось нормой, и обусловлено было теми условиями катакомбного служения в СССР, о которых во всей своей полноте всем нам и представить теперь уже сложно.

Ссылаясь на отсутствие внешней церковной организации в ИПЦ, богоборцы совместно с МП стали официально утверждать, что Истинно-Православной Церкви в СССР нет, что "Катакомбной Церкви как таковой, как института, никогда не было и быть не могло", что "называть церковью конгломерат этих групп можно лишь условно", что "говорить о них как о единой институции или даже Церкви не представляется возможным", что все это "благочестивая мечта о "сколь безгрешной, столь и бестелесной катакомбе", которая в глазах эмиграции не должна подменять реальный русский православный народ" и т.п.

Все это не ново, и известно не только из советского прошлого и настоящего, но и из более давних времен. Так в XVI-XVII вв. аналогичные аргументы в схожей ситуации уже использовали идеологи Брестской унии 1596 года. Тогда на Украине гонимая властями Православная Церковь в течение двадцати лет тоже оставалась без единого епископа, поскольку вся православная иерархия Киево-Русской Церкви во главе с Первоиерхом приняла унию. Православие на Украине сохранялось лишь в лице рядового духовенства, казачества и простого народа. Лишь в 1620 г. при помощи Иерусалиского патриархата в Киево-Русской Церкви была нелегально (тайно от католической польской власти) восстановлена собственная иерархия. Однако этот факт не дает нам права сегодня считать, что с 1596 года на Украине не существовало Православной Церкви, и что в 1620 г. она была учреждена здесь заново. Не давало и не дает это права и Иерусалимским патриархам претендовать на подчинение себе православной иерархии на Украине, хотя именно Иерусалимская Церковь нелегально рукоположила в 1620 г. епископов для Украины.

Официально в Речи Посполитой считалось, что с момента принятия епископатом в 1596 г. унии с Римом Православной Церкви на Украине как "института" и "юрисдикции" больше нет. Такое мнение базировалось на утверждении западной формулы "епископоцентричности" (точнее "епископского папизма"), подменяющей у католиков идею Христоцентричности и Соборности Церкви, а также, исходя из такой идеологии, – на факте отсутствия у православных собственного епископата и административного управления. Тот факт, что, согласно учению Святых Отцов, Телом Церкви является народ Божий, униатами во внимание не принимался, как не принимается он ныне МП. Однако, несмотря на отступление епископата и утрату административного управления, гонимая властями Православная Церковь на Украине в XVI-XVII вв. сохранилась, пребывая на нелегальном положении. Оставшиеся верными Православию духовенство и приходы были объявлены вне закона, а их служение осуществлялось нелегально, подобно ИПЦ в ХХ столетии: в лесах, подвалах, избах и т.п. Но именно это была истинная Православная Церковь, хотя и без внешних признаков "институтов" и "административных управлений".

Следует отметить, что ни в Св. Писании, ни в Св. Предании, ни у Св. Отцов – нигде нет указания о Церкви как о каком-то "институте", "административной структуре", "организации" или "юрисдикции". Такое представление чуждо Православию. Оно проникло в православную среду под влиянием западного, латинского мировоззрения, склонного оценивать все с рационально-практических позиций римского права, куда не могут вместиться православные понятия о Церкви как Мистическом Теле Христовом.

Вспомним, каково же действительно учение Православной Церкви по данному вопросу.

Отмечая мистический характер Церкви как Тела Христова, видный богослов РПЦЗ протопр. Михаил Помазанский в своей работе по Догматическому Богословию пишет: "По буквальному смыслу слова, Церковь есть "собрание", по греч. ekklisia, от ekkaleo, собираю. В таком смысле употреблялось оно и в Ветхом Завете… Изображая Церковь в притчах, Спаситель говорит об одном стаде, об одном овчем дворе, одной виноградной лозе, одном основном камне Церкви… Истинность единой Церкви определяется православием ее членов, а не их количеством в тот или иной момент".

Согласно толкованиям Св. Отцов: Глава Церкви – Христос, Очи Церкви – епископы, Руки Церкви – священники, Тело Церкви – народ Божий. Святоотеческому Православию чужд западный дух узко-клановой корпоративности, где в лице "непогрешимого" папства и иерархии сосредоточена вся "церковная полнота". В отличие от католицизма, Православие – это, прежде всего, Соборность. "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18,20), – учит Христос.

В Православии все члены Церкви совместно составляют общий Собор народа Божия, который является "защитой веры и предания". Как отмечено в Послании Восточных Патриархов за 1448 г.: "Хранитель веры у нас – самое тело Церкви, то есть самый народ Божий". Не случайно поэтому по канонам Евхаристию может совершать не один только епископ или священник, но в ней должна участвовать вся община верных, и Литургия не должна совершаться без прихожан, считающихся в православной традиции "царственным священством" (1 Пет. 2, 9). На Литургии обязательно должен присутствовать хотя бы один мирянин как представитель народа Божия, в противном случае Литургия не совершается.

Центральной частью мистической жизни Церкви как Тела Христова является Евхаристия. "Церковь творит Евхаристию, а Евхаристия творит Церковь", – учит православное богословие. Евхаристия – это наше личное общение и единство с Главой Церкви – Христом. Посему справедливо утверждение, что Церковь там, где совершается Евхаристия, где приносится Безкровная Жертва Иисуса Христа, а не там, где есть внешние юридические формы организации.

Как в Киево-Русской Церкви в XVI-XVII века, так и в ИПЦ в ХХ веке, Евхаристия не прекращала совершаться во все годы гонений на Православие, не прекращала приноситься истинная Безкровная Жертва Иисуса Христа, не прекращалось окончательно существование ни священства (совершавшего Евхаристию), ни народа Божия, участвовавшего в таинстве Евхаристии. А значит именно здесь, а не у униатов, обновленцев или сергиан, была и Истинная Церковь, которая зиждется на крови Мучеников, и хранителем которой является "самое тело Церкви, то есть самый народ Божий".

Не имея внешней церковно-административной структуры и централизованного управления, Истинно-Православная Церковь Христова продолжала нести свое исповедническое служение в условиях конспирации и подполья, почему у нее и возникло другое наименование – Катакомбная Церковь. Как и в первые века христианства, ИПЦ представляла собой катакомбные общины верных, разбросанные по огромной территории СССР, объединенные не административно, не институционально, а вероисповедно, духовно, евхаристически, почему она и обрела столь ответственное имя – Истинно-Православная Церковь.

Катакомбная Церковь как Мистическое Тело сохранялась в лице малого остатка верных Исповедников и Мучеников, и Она была истинной Церковью – не "иносказательно" (как это теперь пытаются доказать в МП), а реально и действенно. В лице народа Божия, в лице Свв. Мучеников и Исповедников это была истинная Церковь в полном смысле этого слова, без западных примесей юридическо-материализированного деления на земные "институты" и "юрисдикции".

Православная Церковь Христова по природе своей кафолична. Несмотря на внешние поместные границы и различие в традициях, Церковь ЕДИНА и составляет общую и равноправную соборную семью поместных Церквей-сестер, духовно единых через Свою Главу – Христа. Универсальный принцип кафоличности и единства Св. Церкви означает, что если одна из Поместных Церквей в результате гонений утратит собственную иерархию, то Она как Поместная Церковь не прекращает автоматически своего существования. Через духовное единство с другими Поместными Церквами Она продолжает сохраняться даже в случае временного отсутствия собственной поместной иерархии. Единственной причиной полного исчезновения какой-то отдельной Поместной Церкви может быть Ее отпадение от Православия, принятие "иной веры и иных богов", т.е. исчезновение в данной области народа Божия (тела Церкви) как хранителя Православной Веры. Так в свое время исчезла Поместная Римская Церковь: Она прекратила свое существование не потому, что отступили епископы, а потому, что не стало церковного народа, для которого можно было бы восстановить истинный православный епископат.

Если же народ Божий сохраняется, оставаясь верным Св. Православию, то при утрате поместной иерархии при помощи других Поместных Церквей епископат восполняется для данного народа верных (даже если сей народ представляет из себя лишь "малый остаток"). Таков канонический принцип бытия Поместных Православных Церквей. Архиепископ Лазарь 27 апреля 1993 г. в своем докладе Архиерейскому Собору РПЦЗ обращает внимание на этот принцип, приводя исторические примеры: "С середины 60-х годов в России Истинно-Православная Церковь очутилась на положении вдовствующей, подобно как в древности долгое время Карфагенская Церковь оставалась без Епископов дважды (30 лет и 24 года). То же нужно сказать о вдовстве Иппонийской Церкви, отцы Карфагенского Собора посылали туда 20 Епископов. Также престол Римский долгое время оставался праздным, пресвитеры Римские себя почитали представителями Церкви, которые должны были бодрствовать над стадом Божиим, и потому в качестве Епископскаго наместника входили в сношение с другими Церквами, и, как истинные представители своей Церкви, заботились об общем благосостоянии. Впоследствии эти Церкви восполнили благодать Епископской хиротонии от других Православных Церквей, всегда оставаясь на своей территории автокефальными, и никто из поставлявших во Епископы не претендовал на господство. Несмотря на то, что Катакомбная Церковь оказалась также в таком положении, она пребывала в духовном единении с другими Православными Церквами возношением на богослужениях Православнаго Епископства и в некоторых приходах Превоиерарха Р.П.Ц.З. Российская Церковь, лишившись Епископов, продолжала быть в общении с православными других церквей, в частности с Р.П.Ц.З., от которой она восполнила Епископство, после полного истребления своего Епископата" (Доклад Архиепископа Лазаря Тамбовского Архиерейскому Собору РПЦЗ, 14/27 апреля 1993 г.).

В дополнение приведенных Вл. Лазарем примеров, можно еще раз вспомнить историю с нелегальным восстановлением Иерусалимской Церковью иерархии для Киево-Русской Церкви в 1620 г. (не согласовывав этот вопрос даже с Константинопольским патриархатом, в составе которого на правах автономии тогда номинально пребывала Киевская Митрополия). Полезно вспомнить и недавние примеры, когда в 20-е гг. ХХ в. Вл. Анастасий (Грибановский) помог Иерусалимскому патриарху восстановить епископат Иерусалимской Церкви, или когда в 1960-е гг. епископат РПЦЗ помог в восстановлении иерархии для старостильной ИПЦ Греции. Вот как в докладе Архиерейскому Синоду РПЦЗ от 9/22 сентября 1993 г. писал об этом Еп. Григорий (Граббе): "В свое время, Митрополит Анастасий помог Иерусалимскому Патриарху восстановить канонический епископат его Церкви, рукоположив с ним ряд новых Епископов. Но никто никогда не сделал бы вывод из этого акта, что Зарубежная Церковь получила при этом административные права в Иерусалимском Патриархате. Такую же точно помощь наш Синод оказал и в более позднее время старостильным грекам, отнюдь не претендуя на какие бы то ни было административные права в их Церкви" (Доклад Еп. Григория /Грабе/ Архиерейскому Синоду РПЦЗ от 9/22 сентября 1993 г.).

Неоспоримо, наличие канонического епископа в той или иной области есть важный и необходимый фактор полноценного бытия местной Церкви, поэтому катакомбное духовенство в России на протяжении многих лет предпринимало максимальные усилия по восстановлению канонического епископата ИПЦ, что и было успешно осуществлено в 1982 г. при братской помощи РПЦЗ. И вполне естественно, что как только ослабли гонения, представители ИПЦ, и в первую очередь Ее канонический епископ Лазарь, стали предпринимать все возможные усилия для восстановления как полноценного управления, так и внешних "институтов" ИПЦ, хотя пропатриархийная партия в Синоде РПЦЗ во главе с архиеп. Марком Берлинским постоянно препятствовала в этом.

К сожалению, противодействия, чинившиеся со стороны архиеп. Марка и некоторых других влиятельных зарубежных иерархов, привели к тому, что вакуум канонического управления на Родине во второй пол. 90-х гг. заполнился самосвятскими течениями с их самочинными "синодами", как то "михальченковцы", "рафаилиты" и прочие, присвоившие себе не принадлежащее им имя "ИПЦ". Аналогично и в 70-е - 80-е гг. ХХ ст. вынужденное отсутствие канонического церковного управления в ИПЦ привело к образованию самосвятского "синода" секачевцев. Подобные факты красноречиво свидетельствовали об острой необходимости упорядочения жизни общин ИПЦ, в чем последние до конца надеялись на помощь со стороны РПЦЗ. Кроме того, сопротивление в 90-е гг. каноническому восстановлению церковного управления на Родине способствовало церковным разделениям не только в России, но и в Зарубежье, перенося эти расколы и в среду РПЦЗ. Таковы печальные плоды допущенных ошибок…

И все же, несмотря не все препятствия и трудности, а порой и ошибки, процесс постепенного восстановления полноценного церковного управления ИПЦ был доведен Архиепископом Лазарем до логического канонического завершения. Те, кто был близко знаком с Владыкой Лазарем, знают, как всю свою жизнь, силы и здоровье он положил на восстановление канонического церковного управления ИПЦ, разрушенного богоборческими гонениями советской власти. Результатом его многолетних трудов стало восстановление сначала Архиерейского Совещания, а потом, на его основе, – Архиерейского Синода РИПЦ. За это в адрес Вл. Лазаря со стороны МП и РПЦЗ-МП, а под их влиянием и со стороны представителей некоторых "осколков" РПЦЗ, не прекращались обвинения и поношения. В угоду чуждым Истинной Церкви силам они пытались пустить под откос дело всей жизни многих Исповедников Катакомбной Церкви. Увы, отчасти не прекращаются эти попытки и сейчас. И вновь звучат до боли известные штампы, что ИПЦ "никогда не имела собственного централизованного управления", что "Катакомбной Церкви как таковой, как института, никогда не было и быть не могло", что неоправданно ставить знак равенства между ИПЦ и современной Истинной Церковью на Родине, что ИПЦ после 40-х гг. больше нет, что "истинное православие – это путь в сектантство" и т.п.

Все это горько и больно, особенно когда слышишь подобные утверждения и обвинения не от сторонников МП, но от наших зарубежных собратий, еще не так давно исповедовавших свое духовное единство с ИПЦ. Ведь если, исходя из этой логики, ныне невозможно говорить о преемственности Истинной Церкви в России от ИПЦ, то невозможно говорить и о преемственности современного "малого остатка" в Зарубежье от прежней РПЦЗ. Тогда нужно признать, что и РПЦЗ прекратила свое существование после 2001/2007 года, а все нынешние "осколки" – это новообразования, ничего общего с прежней РПЦЗ не имеющие. Ведь с отпадением в унию Синода и Собора РПЦЗ Она, подобно ИПЦ в советское время, утратила собственную преемственность церковной власти и саму иерархическую структуру, утратив внешние формы как "института" и разделившись на "осколки". Но как ошибочно мнение, что после 40-х гг. нет больше ИПЦ, так ошибочно и мнение, что "нет и быть не может" больше РПЦЗ после того, как Ее епископат принял унию с МП.

Посему и вынужденное в годы гонений положение ИПЦ, или нестроения в 90-е гг., ныне неверно выдвигать во главу угла как традиционную норму, выставляя тем на поругание Катакомбную Церковь перед лицом советских безбожников и сергиан.

Несмотря на неимовернейшие гонения и репрессии, Катакомбная Церковь, Ее наследие и традиции доказали свою жизнеспособность и востребованность как в прошлые, так и нынешние времена. В этом отношении отчасти можно признать справедливыми утверждения Беглова, что в Катакомбной Церкви сформировалась особая "субкультура", отличная от советско-сергианской. Эта т.н. "субкультура" сохранила в себе наследие и традиции Святой Руси. Именно в ней, как в сокровенном Граде-Китеже, они охраняются от советского и постсоветского воздействия, столь чуждого Катакомбной Церкви. Это наследие дано Промыслом Божиим. В нем залог нашего духовного утверждения и спасения, отчего его надлежит бережно сохранять и возрождать, приобщаться к нему, преумножая и обогащая его, а не пытаться всячески пресекать и подавлять. Опыт показывает, что любые попытки предать забвению наследие Катакомбной Церкви заведомо обречены на провал, с чьей бы стороны они не исходили. Более того, все, кто пытался идти этим ошибочным путем, со временем оказывались в рядах не только хулителей Катакомбной Церкви, но откровенных апостатов и отступников… Помоги же всем нам Господи устоять на этом прямом, сложном и тернистом пути.