Самообман и обман
Игорь Витальевич Подберезский, востоковед, ведущий отдельной рубрики сайта российских баптистов, в статье "Элефант
в магазине порцелана" (июль 2005 г.) критикует нарушение правительством России принципа свободы совести
в пользу Московской Патриархии. Перечень фактов - общий для многих авторов (почему заключаются соглашения только
с одной конфессией, почему из денег налогоплательщиков финансируют строительство храмов только этой конфессии
и т.п.).
Характерная черта советского "либерализма": натужный оптимизм. Вместо реальной, но абстрактной свободы
человек указывает на фантастические "реалии". Подберезский утверждает, что от протестантов "тоже
зависит стабильность и нормальный «морально-политический климат» в России, о чем свидетельствуют недавние выступления
пятидесятников". Речь идёт о демонстрациях в центре Москвы общины Пуршаги в 2005 г. - но бесплодность этих многомесячных
акций, равно как и всех прочих протестантских протестов, показывает прямо противоположное: от протестантов,
равно как и от католиков, и от рядовых православных, и в целом от населения России ничего в стране не зависит.
Разрозненные протесты эгоистичны и не желают складываться в целое.
Аналогично Подберезский уверяет, что ущемление пенсионеров не пройдёт власти даром: "Самый мощный протест
- это когда протестуют самые слабые, самые бессильные и самые беззащитные. Это еще аукнется на всех следующих
выборах, скажется на будущем России". Автор делает вид, что в России бывают нефальсифицированные выборы.
Такая позиция как раз укрепляет режим, то ложное представление о России как стране, где уже свобода в какой-то
степени присутствует, которое пытается навязать окружающим номенклатурная власть. Он надеется, что номенклатура
постесняется Европы, Страсбургского суда - вдруг ей запретят ездить на Запад, как запретили некоторым чиновникам
Белоруссии. Между тем, как раз белорусский случай показывает, что в крайнем случае номенклатура преспокойно
обойдется без поездок в Париж.
"Нельзя не видеть и демократических завоеваний, которые очень значительны и совершенно необратимы, если
взглянуть поглубже", - говорит навязываемый самому себе оптимизм, на фактах не основанный (почему он и
призывает "взглянуть поглубже" - в некий идеальный, но вымышленный мир). "Надо помнить, что демократия
- это не только выборность и свободы. Прежде всего она - состояние умов, при котором все эти институты признаются
совершенно необходимыми. ... Народ уже не примет никакую власть, если она не выбрана им". Между тем, мнение
"народа" в российской системе властвования не имеет никакого значения, но судя как по социологическим
опросам, так и по безропоротности поведения, "народ" власть принимает уже потому, что нет никаких
конкретных механизмов, которыми её можно "не принять". Зато есть огромная армия, способная подавить
любое неприятие.
При этом сам Подберезский разделяет некоторые националистические и изоляционистские идеи - например, что "культурная
агрессия" - не выдумка. О появлении кришнаитов в России "можно (и нужно) сожалеть". "Далеко
не все, приходящее извне, идет на пользу нашей стране. В том числе и приходящие религиозные учения".
Разумеется, баптист не согласится с тем, что баптизм не на пользу стране, но если он согласен с тем, что существует
некая "польза страны" - он уже в плену у той же фикции, которая вдохновляет националистов. Так и ещё
одно объяснение "источника зла" ("от отсутствия у этих людей веры, страха Божьего, от непонимания
и непризнания личной ответственности перед Господом") роднит либерала-баптиста с антилиберальными православными.
реальный анализ подменяется секулярным (все от азиатчины) или религиозным
(все от неверия) штампом.
Ещё один пример самонаведённого оптимизма - православный публицист Александр Борисович Горянин ("Разрушение
храма Христа Спасителя. Лондон, 1988; Мифы о России и дух нации. М., 2002; соавтор учебника "Отечествоведение".
М., 2004). Интервью с ним: Мы - самый везучий народ! // Комсомольская правда. - 2 авг. 2005 г. С. 10-11). Горянин
и в 1900-е годы много писал о том, что положение дел в России хорошее, а не такое, каким его представляют критики
власти. Его аргументы: "Предельно малым запасом сил и населения мы самые большие на глобусе". Российская
империя образована? Очень хорошо - и "не кровопролитными войнами, а внутренним самоброжением" (sic).
Империя распалась? Очень хорошо - "тащить этот воз дальше? Очень вовремя освободились от всех этих окраин".
Грозный казнил 4 тысячи человек, Елизавета I - 89 тысяч. "У нас студентов сейчас вдвое больше, чем было
в советское время". "У нас не только экономический, но и культурный бум".
См. также: идеализация советской жизни как бескорыстной (Чусова);
*
Типичный для российского интеллектуала коктейль из пессимизма и оптимизма: "Основное достижение нашего
факультета в том, что мы всё ещё существуем" (декан философского факультета РГГУ Валерий Губин: Вестник
российского философского общества. - 2005. - №1. - С. 34). При этом он же отмечает, что судьба выпускников непонятна
- они никому не нужны. Он же сопротивляется введению нормальной западной системы (бакалавриата). Боится что-то
потерять, хотя объяснить - что именно, не может. А благо у него власть - и не должен. "Я всё еще властвую,
следовательно, я всё ещё существую", - таково кредо российского человека, властвуй он над империей или
над ребёнкой. Это имперская психология, возведённая в квадрат до умопомрачения революцией. Но тут нет существования.
"Мы всё ещё существуем" лишь потому, что окружающему миру не до нас, а внутренних сил для победы над
существованием лжи, лукавства, трусости, новояза нет. Они "зачищены".*
Мечтательность
Роман Вл. Михайлова «Вариант «И» (1998), очень хорошо продается. Про то, как Россия станет исламской из-за
слюнявости православия. Но в исламском мире Россия будет лидером! Такие фантазии стали в России ходовым товаром,
потеснив порнографию. Это мечты политического онаниста: как все расступятся и дадут, и будут лизать пятки, и
преклонятся, и будет, будет у водосточной трубы лежать туго набитый бумажник, ожидая, когда его подберет Россия!
Российские вояки, проигрывающие всё и вся, в реальной жизни неспособные даже удрать с места своего преступления,
страсть как любят мечтать про то, как они всех расшвыривают, побеждают и покоряют. Тут еще нефть эта несчастная
привалила, словно и впрямь кошелек нашли – правда, не очень туго набитый… И сладострастные людоедские фантазии
брызжут и воняют, брызжут и воняют…
Популярный стал и фантас Сергей Лукьяненко, на свой манер обыгравший тему безразличности добра и зла: для него
"свет" не лучше тьмы, даже хуже, ибо свет насилует людей, навязывая им идеалы. При этом "свет"
для Лукьяненко - это коммунисты и нацисты. Он, видимо, просто не подозревает, что существует человечество, для
которого и нацизм, и коммунизм - вовсе не свет, а именно тьма. Он выбирает между тремя сортами тьмы. И даже
Валерия Новодворская одобрила пафос Лукьяненко: "За спиной Сергея Лукьяненко незримо стояли Чехов, Достоевский,
Гаршин, Леонид Андреев, Булгаков и Набоков. ... он ... полномочный представитель русской классической традиции.
Когда можно мыслить и страдать, но ничего нельзя изменить. В отличие от эпоса Толкиена, герои которого побеждают
Зло" (Новодворская В. Нечистая сила second hand. // Новое время. - №37. - 7 сент. 2004 г. - С. 40).
Конечно, Чехов - не тот автор, который полагал, что "ничего нельзя изменить". Чехов - автор, который
обличал тех, кто не старается ничего изменить или подменяет творчество его имитацией.
*
Цинизм и вера в то, что главное совершается в тайных придворных интригах, так что прежде всего нужно прийти
к власти любой ценой: "Электорату надо говорить то, что он ждёт от вас" - то есть, прикидываться националистом.
На реплику: "Не поверят" отвечает: "Поверят". Следует отличать от веры в пропаганду как
средство прихода к власти: к власти приходят, уступая чужой пропаганде, а, получив власть, меняют пропагандистский
курс и народ послушно следует новой политике. (Олег Сысуев, "Новое время", №14, 2005).
|
