Яков Кротов

ИСТОРИЯ РОССИИ ПОСЛЕ 1917 ГОДА

СОВОК

Ср. приватность.

В защиту совка. - Революционер - советский человек - совок.

Cовок в целом. Милитаризм.

Они не были совками: Андрей Сахаров - Александр Мень - Ина Кузнецова.

"Не сметь критиковать!", "Не сметь менять мир!" - пример Джуринской.

Андреева И. Частная жизнь при социализме. Отчёт советского обывателя. М.: Новое литературное обозрение, 2009. 342 с. Обзор Кротова, 2010.

Раззаконие.

Юрий Афанасьев (р.1934) как идеолог безнадёжности.

Виктор Крывдык о С. как москале.

Cовок пленных не берет.

В ЗАЩИТУ СОВКА

Защита совка совком – бездарна. «Мои родители просто жили в советские годы, как и я просто живу, мы просто обычные человеки».

Такая защита может вызвать лишь горький смех. Тысячелетиями люди пытаются определить, что такое «жизнь», философы днём с фонарём ищут человека, а тут, пожалуйста – люди без малейшего труда эту самую жизнь проживают и считают себя человека безо всяких колебаний. При этом, естественно, со стороны смотрят на Совок и ужасаются, как смогли безжизненность и античеловечность воцариться на одной шестой части суши, как удаётся им выживать, хотя империя рухнула, железный занавес подняли, интернет повсюду.

Не надо выставлять совок каким-то задохликом! «Мы просто люди», «мы просто живём», - одно из проявлений мощных способностей совка к мимикрии. Совок очень любит цитировать «Дракона» Евгения Шварца: «Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?» Мол, вот есть первые ученики, с них и спрос, а мы последние, мы в школе тоталитаризма двоечники, можно даже сказать, саботажники…

О нет! Любой деспотизм основан не на деспоте, а на покорных деспоту. Гулливера связал не король лиллипутов, а лиллипуты. Первый ученик есть лишь там, где есть ученики как класс; кто учится дома, первым не бывает. Человек, учит нас биология, стоит на вершине огромной продовольственной пирамиды, поедая всех, кто поедает стоящих ниже. Исчезнет основание пирамиды – какие-то невидимые глазу козявки – исчезнет и человечество.

То, что совок называет «просто жить» вовсе не есть выживание под пятой тирании. Это напряжённый труд по плетению тиранию, по выдавливанию из себя деспотизма в общий котёл. Чем больше выдавливают, тем больше синтезируется вновь, словно удойная корова. Жизнь в ритме совка требует огромных усилий, постоянной самодисциплины, напряжённого внимания.

Ярче всего это доказывается тем, как легко совки определяют, кто не совок. Человек ещё сам не понимает, что он – антисовок, а уже мама и папа злятся: в семье не без урода. По сей день в России безошибочно опознают иностранца – с некоторых пор, в это понятие вошли и украинцы, и таджики. Разные иностранцы, но – не совки! О, конечно, среди иностранцев бывают совки, ведь и в нормальной семье не без урода. Впрочем, большинство совковых «агентов влияния» совершенно нормальные, только продажные люди. Нет у них искреннего, глубинного нечто, которое делает совка совком.

Легко перечислить двенадцать подвигов совка, которые он совершает изо дня в день. Первый симптом – не здороваемся или здороваемся так, что после этого впору врача вызывать. Был краткий момент в начале 1990-х, когда продавцы стали отвечать на приветствия, а то и первые здоровались. Был, но увял вместе с зачатками правового пространства и настоящей рыночной экономики. Совок любить анонимность. Собственно «я просто человек» - тоже анонимность, идеальная маска. «Я как все», - громко заявляет абсолютно уникальное в истории человечества явление.

Прочие подвиги в том же духе. Напряжённый педагогический труд по воспитанию и перевоспитанию окружающих. И дело не в том, каковы идеалы воспитателя, а в том, что нормальный-то человек окружающих не воспитывает.

Все совершеннолетние, и даже детей нормальный человек старается поменьше воспитывать и побольше любить (совместить это невозможно).

Совок же даже опыт любви (а совку тоже даруется любовь, Бог щедр и нелицеприятен) обращает в педагогический аттракцион, дрессируя любимого и, если случится, детей. Об окружающих и говорить нечего – окружающие рассматриваются совком как глупые и неразумные дети, которых нужно защищать учётом и контролем от всевозможных опасностей, начиная с иностранных миссионеров и кончая пирожками, испеченными частным лицом.

Напряжённая, постоянная атмосфера агрессии в России – а эта атмосфера и есть совок – создаётся не первыми учениками. Первые как раз могут себе позволить пошутить про «мочение в сортире» - ведь мочить будут не они, а ученики, которые на задних партах сидят. Разных темпераментов, разного воспитания, разного образования, активных и пассивных, умных и глупых, успешных и неуспешных, но неуловимо схожих между собой, как схожи все солдаты всех армий всех стран. Потому что воюют, штык вонзают в живот врагу всё-таки не генералы, а солдаты.

Шварц, когда писал «Дракона», ещё не знал, что такое совок. Его персонажи знают, что хорошо, а что плохо, они пытаются защищать своих детей. Они робко спрашивают: «Ведь можно вступаться за родную дочь?». Совок смело восклицает: «Нельзя!» Ничего нельзя, и поэтому всё можно – только исподтишка, трусливо, с оглядкой, подворовывая и и подлизываясь, подсиживая и подвывая.

Может быть, ярче всего совковый дух в международных аэропортах Москвы, когда прилетевшие из-за границы стоят на паспортный контроль. Такого нет ни в одной стране мира. Дело даже не в том, что очереди на час-полтора. В Лувр длиннее. Дело в том, как стоят в этой очереди. Тут и обнаруживается, кто – совок, а кто – нормальный. Если совок из первых учеников, он лезет вне очереди (и пролезает). Если же совок из основного контингента, он стоит в очереди, как стоят англичане и китайцы. Но как он ворчит! Вот это ворчание и есть молитва совка. Иногда безмолвная молитва, иногда шёпотом, часто – соборная. У православных есть Иисусова молитва, так вот это – антихристова молитва. «Какие-они-сволочи», «какие-все-мерзавцы», «как-всё-плохо», «всё-будет-плохо-всегда-ныне-и-присно-и-во-веки-веков-аминь». Молитва неверия в возможность каких-либо перемен и, особенно, неверия в то, что перемены зависят от твоей веры. Молитва палаческая – вместо «помилуй мя» идёт постоянным жужжанием: «нельзя миловать никого». Потому первый ученик и упразднил комиссию по помилованию, и уже много лет почти никого в России не милуют, что снизу идёт вот этот гул: «Не помилуй! Не помилуй!! Не помилуй!!!»

«Будут первые последними, и последние первыми», - сказано в Евангелии о смиренных и добрых людях. Это скажет и отец лжи, когда будет сортировать своих. Первые ученики окажутся в первом кругу ада. Не то, чтобы они меньше прочих виноваты, но всё же к центру преисподней ближе последние ученики, которые не вылезали, не делали карьеры, а тихо душили ближних и себя дома и на работе, проповедовали «уши выше лба не растут» и «плетью обуха не перешибёшь». «Приидите ко мне», - задушевно будет им сказано. И ведь пойдут, хотя могли бы и на небеса рвануть.

Совок очень не любит, когда его называют совком. Ему это кажется неуважительным. Он хочет ещё и уважения! Вампиры, и те, кажется, кровь сосут, но на уважение не претендуют. Совок искренне считает, что достоин жалости. Это он-то, в лучшем случае, попросту расстреливающий неугодных, а в худшем случае – призывающий расстрелять. Да-да, это худший случай, когда не просто делают зло, а хотят среди зла чистенькими остаться и иметь право на зло ворчать.

Жалости совок не заслуживает, расстрела тоже. Обращаться с совком надо по Христу – так, как хотел бы, чтобы обращались с тобой. Это крайне трудно. Совок не здоровается – здороваться с ним. Совок лжёт как дышет – не лгать. Совок считает, что ни за что не отвечает – считать, что отвечаешь за всё. Совок растворяется в государстве – выпасть в осадок, повернуться к государству задом, а к свободе передом. Совок любит деньги за несделанную или недоделанную работу – любить доделывать. Не садиться за заднюю парту, не стремиться и на первую, вообще – не быть школьником, не быть обучаемым, быть взрослым не по паспорту, а по жизни.

P.S. Мне (через форум) пошли комментарии, сводящиеся к тому, что "у нас не было выбора". Прошу обратить внимание, что я перечислил в своем тексте моменты, когда выбор был, есть и будет. Например, писать мне анонимно - означает выбрать совковое хамство, хотя никакая Лубянка от вас этого не требует. Не здороваться с покупателем - сознательный выбор. Называть отца Глеба Якунина - "Глеб Павлович", "раскольник" - сознательный выбор. Бить ребенка и называть его "козел", чтобы "готовить к жизни" - сознательный выбор. Отшатнуться от детей посаженного - сознательный выбор. Толкнуть прохожего со злости на начальство - сознательный выбор. Каждый, думаю, сможет продолжить список...

И ещё: не надо говорить, что совок "у нас генетически". Обычно, впрочем, подразумевают "у них", делая для себя исключение. Совок, как и любой порок, не наследуется, а благоприобретается, хотя в данном случае "благо" звучит несколько двусмысленно.

РЕВОЛЮЦИОНЕР - СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК - СОВОК

История с кафе «Антисоветское», которое удостоилось нападения со стороны лично бывшего секретаря ЦК КПСС товарища Долгих, отнюдь не закончена.

Дело даже не в том, что «Наши» обещали ежегодно устраивать пикет у дома Подрабинека, который посмел защитить антисоветизм как правду. Дело не в судебной тяжбе какого-то сильно советского человека с Подрабинеком.

Дело в решении Кремля выгнать организации Льва Пономарёва и Людмилы Алексеева из помещений, которые им были даны Кремлём же в ранне-ельцинские времена.

Формально, конечно, эти организации не называются антисоветскими. Они – правозащитные. Но ведь все понимают, что «правозащитник» всего лишь подвид «антисоветчика». Во всяком случае, в России. Не все антисоветчики занимались защитой юридических прав человека. Однако, любой антисоветчик самим фактом своего антисоветизма реализовывал и отстаивал главное право человека: право быть человеком, а не совком.

За нежелание быть совком антисоветчиком и не любят. Сейчас не любят, не при царе Горохе. Благородные доны и доньи, живущие между офисом и боулингом, могут полагать, что «совок», «антисоветчик», «гебуха», суть далёкое прошлое. Как и при Первом Совке, человек может предаваться переводам Пруденция и быть уверенным, что он занял взвешенную, благородную позицию, а не какую-то антисоветскую. Только кого считать антисоветчиком, что считать антисоветчиной, решает совок, а не переводчик Пруденция. И с точки зрения совка переводить вообще – подозрительное занятие, если ты не военный переводчик. Что такого ценного на иностранных языках может быть, чего нет на родном советском?

Много их было, невинных переводчиков Диккенса, Майн Рида и прочих, которых в 1930-е сажали и расстреливали за антисоветскую пропаганду. Реабилитация их – акт лживый и лукавый. Они были виновны, потому что они были нормальными людьми. Быть нормальным – главное преступление в ненормальном мирке России после 7 ноября 1917 года. Право быть нормальным человеком не записано ни в одной декларации, потому что декларации пишутся в мире греховном, но всё же нормальном. Революция же строит мир ненормальный – святой, чистый, сияющий. В нём нет места греху, все строят социализм и носят социалистическую нравственность сами и других ей учат.

Слово «антисоветчик» пришло на смену «контр-революционер», когда революция вошла в стадию сталинизма. Быть революционером стало плохо и опасно. Теперь надо было быть советским человеком. Между революционером и советским человеком такая же разница как между параноиком и мономаном. Мономан, строго говоря, не сумасшедший. Он просто верует в какую-то одну идею. Советский человек – в коммунизм. А вот возможность новой революции из сознания советского человека была намертво исключена. Для того и истребили участников революции, чтобы, как выразился Галич, «знали все, что закаяно, нашу родину сподниза копать».

Советский человек умер вместе со Сталиным. Из его трупа самозародился совок, не верующий ни в какой коммунизм, не параноик, а просто хитрован, не мономан, а просто озабоченный выживанием персонаж. Окончательно совок сформировался к 1970-м годам, тогда, естественно, появилось и слово. Антонимом слову «совок» стало «диссидент». Превеличивать оригинальность совка, однако, не следует. Это всё тот же революционер и советский человек, только чуть мутировавший. Соответственно, и «диссидент» - всё тот же контрреволюционер и антисоветчик, только увиденный глазами нового греха.

Совок, с его отчаянным отрицанием права как принципа жизни, выживания за чужой счёт как единственно верной стратегии, появился только после истлевания веры в коммунизм. Сталинисты ещё верили в коммунизм, в марксизм, а эти западные теории всё-таки включают в себя и какие-то правовые идеалы, и какое-то самопожертвование. Ушла вера в коммунизм – окончательно, видимо, в конце 1960-х – и на её месте воцарился совок, неотрефлектированный и беспощадный. Совок не есть совсем новый человеческий тип, он напоминает солдата Швейка или Ивана Денисовича (и «Один день» вовсе не описывает прошлое, а рисует идеал на будущее). Только всё же есть качественная разница между человеком, который старается выжить, прикидываясь идиотом, и человеком, который выживает, делая идиотами других. А совок именно таков – он агрессивен, он учит, он манипулирует. Самое же кошмарное, что он искренен. Швейк подделывался под ребёнка, но Швейк не инфантилен, совок искренне инфантилен и столь же искренне патерналист.

* * *

Совок и антисоветчик – не антагонисты, не противоположности. Больной и здоровый не противоположны друг другу – в нормальном мире, во всяком случае. Ненормальность совка проявляется, помимо прочего, в утверждении, что антисоветчики – их враги, нацеленные исключительно на разрушение - они ведь «анти». Это нехорошо. Критика должна быть конструктивной. Творческое начало нельзя приносить в жертву борьбе. Отечество спасай, а о семье тоже заботься. Эти и прочие аргументы совка против антисоветчика забывают, что «анти» означает не «против», а «рядом». «Антипаста» - не враг зубной пасты, а закуска, которая кладётся рядом с макаронами.

Это не означает, что у антисоветчика всегда в душе есть макароны. К сожалению, к сожалению, кое-кто, кое-где… Но ведь такой грех случается и с антисемитами. Есть нормальные антисемиты – Пушкин, Достоевский или, если снизить планочку, Василий Шульгин. Да, антисемиты, но при этом у них огромная внутренняя жизнь, да и внешняя немаленькая и весьма благородная. Можно всю жизнь прожить рядом с таким антисемитом и не будет случая узнать, что он антисемит. Увы, дурную славу антисемитизму составили те антисемиты, у которых антисемитизм съел всю душу. Ничего, кроме антисемитизма, они предъявить не могут.

Бывают антисоветчики, которые только антисоветчики и больше никто? Обычно это как раз совки – те совки, которые брюзжат на советскую власть. Но ведь быть антисоветчиком означает не брюзжать, а быть. Быть человеком, который живёт не по нормам совка, а по нормам нормального мира. Не лезет вне очереди, не расшвыривает других, не объявляет зло нормой жизни, а всех людей – обезьянами. Утверждает свою свободу не тем, что нарушает запреты – хамит, плюётся, справляет большую и малую нужды, где захочет, а именно тем, что живёт по неписаным, но ясным правилам нормального мира.

Совок невозможен без антисоветчиков, как наездник невозможен без лошади. Чтобы кто-то жил, хотя работает халтурно, «совково», должен быть кто-то, кто пашет. В этом смысле правильно при Сталине сажали как антисоветчиков кулаков – то есть, работящих крестьян. Паразитизм совка логичен: ведь революция и делали не из желания лучше и больше работать, а из зависти к тем, кто, как казалось, ничего не делает, а жрёт и пьёт много, ко всем этим Чеховым, Менделеевым и прочим преображенским. Совок, однако, по своему умён и уничтожает антисоветчиков, нормальных людей не до конца, потому что вообще без нормальных людей погибнут и паразиты. Не будет антисоветчиков, единственного конструктивного, творческого, работящего элемента в Совке, и остальные попросту сгинут.

Антисоветчик, конечно, тоже невозможен без совка. Только отсутствие совка не ведёт к исчезновению антисоветчиков. Исчезает слово, ярлык, сочинённый совком, а человек остаётся. Поместите нормального человека – стойко нормального, не поддающегося гниению – в среду совков, и он сразу окажется антисоветчиком. Если бы случилась мировая революция, то, скорее всего, большинство жителей планеты оказались бы – после всяких мелких процедур типа массовых расстрелов и гулагизации – вполне совками. Некоторые совкизируются безо всяких революций, достаточно посмотреть на Шредера, Берлускони и Саркози. Их, конечно, развращает не задавленность властью, а обладание властью, но результат тот же.

Совок пытался и пытается политизировать образ антисоветчика. Мол, антисоветчик – это несчастный человек, который забыл про семью, дом и растворился в борьбе за какие-то абстрактные ценности, доставляя ближним сплошные огорчения. Всё прямо наоборот! Это совок политизирован до костей мозга и всё видит через призму политики. Это совок поедом ест домашних и превращает дом в военный полигон. Частью военных игр совка и является ложный образ антисоветчика. На самом же деле, «антисоветчик» - это любой нормальный человек, имевший несчастье попасться совку. Африканец и американец, индус и араб, - все они антисоветчики, просто не все, к счастью, имеют возможность это о себе узнать. Но если приедут в Россию (остающуюся Совком в некоторых сущих мелочах вроде свободы предпринимательства, свободы выборов, свободы совести, отсутствия независимых судов) или, если угодно, ставшую Нео-Совком, Пост-Совком), то им тут сразу укажут, кто они такие. Как алмаз становится бриллиантом, попав к шлифовальщику, там нормальный человек становится антисоветчиком, попав к совкам. Если не становится, значит, увы, он предпочёл стать совком.

Как может антисоветчик стать совком? Элементарно! Только из антисоветчика и может сформироваться совок. Совки ведь не спускаются с Марса, их не куют обстоятельства (вопреки тому, что говорят сами совки). Совок всегда – бывший антисоветчик. Говорят, что маленькие дети то ли ангелы, то ли слышат и понимают ангелов. Может быть, может быть… Если считать антисоветчиков ангелами. В этом, кстати, есть резон – ведь есть ангелы-хранители. Вот и любой ребёнок являет ту же правду, которую отстаивают антисоветчики: человек, при своей греховности «от чрева матери» (выражение псалма), не рождается предателем и эгоистом. Это дело выбора.

Именно отрицание выбора превращает антисоветчика в совка. Поэтому совок с такой яростью утверждает, что совки – все. Александр Македонский, Моисей, Каин, Авель, Винни-Пух и все-все-все. «Не я такой, жизнь такая» - о том же. Антисоветизм провозглашает благую весть: жизнь – не такая, чтобы нельзя было быть нормальным человеком. Не святым, но – нормальным. Жизнь такая, что в походе каждый решает сам, будет он делиться взятой из дому едой с товарищами или не будет.

Родители могут учить делиться, могут учить не делиться, - неважно, решает каждый сам. Это такая же часть человеческой природы как секс. Может быть сексуальное просвещение, может быть ханжеское викторианское воспитание. В назначенный час, однако, в каждом взыграет ретивое и будет решать сам: хранить верность любви или считать неверность нормой. Играть в садо-мазохистские игры или радоваться тому, что любовь играючи преодолевает любое страдание.

Совок обычно считает антисоветизм преступлением из того разряда, который с некоторых пор называют «преступление ненависти», «hate crime». Сказал «совок» - значит, ты меня ненавидишь, хотя сам совок, потому что все совки.

С таким же успехом можно считать хирурга палачом. Конечно, совковость – не раковая опухоль. Если человеку сказать, что у него рак, он расстроится (мягко говоря), но не оскорбится. С другой стороны, если человеку сказать, что он дурак, он оскорбится, но не расстроится (если он не дурак).

«Совок» находится посередине, «между волком и собакой». Услышав про себя, что он совок, совок одновременно и оскорбляется, и расстраивается, почему и начинает швырять в окружающих его антисоветчиков, чем попало, от словес, слюней и тапочек до атомных бомб. Примечательно, что никто не побуждает совка принимать на свой счёт обличения. Антисоветчики практически никогда не называют совков по именам, они лишь описывают симптомы. Так человек, читая медицинский справочник, примеряет к себе симптомы и находит у себя все болезни. Любой нормальный человек находит у себя ненормальности. Но это означает нечто прямо противоположное тому, что утверждает совок. Это не означает, что все нормальные люди должны быть совками, это означает, что все совки могут быть нормальными людьми.

Советская власть безнадёжна, совок не безнадёжен. Конечно, объяснить совку, что он не безнадёжен – задача архи-трудная, потому что совок и появляется от безнадёжности.

Пока есть хоть какая-то надежда, какие-то идеалы, - нет совка. Есть советский человек, а то и большевик, даже коммунисты бывали. Когда же идеалы гибнут, а новых нет, тогда самозарождается совок. Безнадёжность – условие его появление и смысл его существования. Это полнокровная, живая, мощная безнадёжность, которая даст сто очков вперёд иной «христианской надежде».

Совковая безнадёжность любит говорить о себе как явлении безнадёжном, укоренившемся «на генетическом уровне». Наверное, если совок – генетик, он так не скажет, но скажет, что исправить совка невозможно, потому что «такова русская традиция». В общем, каждый будет валить на ту сферу, в которой плохо разбирается. Однако, история (не говоря уж о генетике) жёстко свидетельствует: хотя зародыши совковости существуют на планете всегда и везде, никакой обязательной силой эти зародыши не обладают.

Совок потому так и боится произнесения вслух самого слова «совок», что оно звучит в его ушах похоронным звоном. А оно – весёлый звонок в дверь. «Вставай, просыпайся, советский совок!» «Которые тут временные, слазь!!» Кто говорит «совок», тот не выносит смертный приговор, не плюёт в умирающего, не считает себя героем среди подонков. Как и хирург, как и священник, антисоветчик – зауряднейший человек, помогающий другому стать заурядным. Из носителя экстравагантной болезни – заурядным здоровым человеком. Из психически переломанного грешника, обвешанного необычайными пороками – обычнейшим исполнителем обычнейших заповедей и носителем любви. И ведь это же легко! Ничего не надо резать, не надо бежать на исповедь, на колени становиться, просто сказать – или даже, лучше, пропеть: «Да, я совок, и что же!» В ту же самую минуту, когда совок называет себя совком, рождается надежда. Раз назвался – значит, начал вылезать из совка. Значит, возвращается способность говорить правду, способность стыдиться, способность не кивать чуть что на другого.

Антисоветчик охотно признает в себе совка. Это – лекарство, потому что болезнь заключается в объявлении всех окружающих совками, в требовании, чтобы и антисоветчик признал себя совком, чтобы и хирург признал себя больным, чтобы и судья признал себя преступником, чтобы и академик Сахаров признал себя Андроповым. Там, где нормальные люди спорят о соотношении закона и благодати, совок объявляет, что все речи о законе и благодати лицемерие, а есть лишь безблагодатность и беззаконие. Антисоветизм же упорно отстаивает реальность: да, есть общее у Андропова и Сахарова, и даже намного больше, чем обоим хотелось бы. Но всё же различия существеннее, а самое существенное – признать различия сутью. Признать, что у людей общее не способность заболеть раком и превратиться в одинаково мёртвые тела, а способность жить, веровать, любить даже в последней стадии рака.

В очень определённом смысле драма антисоветчика среди совков идеально описана в Евангелии. Господь Иисус – антисоветчик. Вместо того, чтобы описывать тайны рая и человеческого духа, Он тратит Своё драгоценное время на что? О, не на слащавые утешения нищих и больных, а на обличения фарисеев. Между прочим, большинство фарисеев были нищими, потому что посвящали всё время изучению Библии. И уж подавно все фарисеи были ближе Христу, чем Ирод, Каиафа, саддукеи и прочие явные враги. Поэтому Иисус и обращался к фарисеям, называя их… Ой, такое даже повторить страшно! То, что пишут антисоветчики про совок, рядом с подлинными словами Иисуса – не Сахара Медовича, каким его рисуют современные фарисеи, а настоящего – просто карамель. «Ехидны». «Горе вам». И всякие геенны огненные в качестве утешительного приза.

«Кого люблю, того и бью», как говорят массажисты. Не надо бояться говорящего «Ах ты, совок!» Он не утверждает, что мы обречены на вечную гибель, он лишь пугает этим. Пугает дорогой в ад, потому что знает, что дорога в ад, как и дорога в рай, - улица с двусторонним движением. «Совок» - не безнадёжный диагноз, а радостная весть:

«Можешь спастись, причём легко! Просто признай себя совком – и перестанешь им быть! Я признал – и спасся! Признал, что не все распихивают локтями – и перестал распихивать локтями, но жив!! Признал, что другие не все совки – и перестал быть совком!!! «Не быть совком» - не потеря, а приобретение, как приобретение, когда мы бросаем курить или пить. А начинается всего лишь, как и при лечении алкоголизма, с признания, что быть совком не следует, как не следует и бояться произносить это слово вслух.

Признай, что свобода – не в нарушении правил, не в бунте и ворчании, а в соблюдении правил, - и ты будешь свободен. Признай, что ты отвечаешь за всё плохое, и ты начнёшь отвечать за всё хорошее. Признай, что ты дурак, если ведёшь себя эгоистично, агрессивно и цинично, и ты превратишься в умного. Признай, что анонимность бесчеловечна, назови себя - и ты обретёшь своё настоящее имя».

СОВОК В ЦЕЛОМ

Шейла Фицпатрик)предложила четыре метафоры Совка: тюрьма, казарма, школа-интернат, благотворительная столовая. Остановилась на последней:

«Советские граждане мастерски умели изображать себя благородными бедняками; они считали, что давать им еду, одежду и крышу над головой – обязанность государства. Целый ряд свойственных советским гражданам … поведенческих навыков … соответствует модели благотворительной столовой как нельзя лучше. Клиент благотворительной столовой не ощущает себя участником программы самосовершенствования в отличие от школьника, нет у него и сильного страха наказания и ощущения потери свободы, характерных для заключённых и армейских рядовых. Он может быть или не быть благодарен организаторам столовой. … В основном, однако, он видит в благотворительной столовой только источник необходимых ему благ и судит о ней в первую очередь по количеству и качеству этих благ и по тому, насколько легко они ему достаются» (С. 272).

Верно в том смысле, что иждивенчество не очень характерно для солдат. Солдат находится на полном иждивении, но это не влияет на его психологию. Он не может «клянчить» - выдаётся то, что «положено». Между тем, советская жизнь насыщена конкуренцией за получение сверх «положенного». Была насыщена и остаётся, только теперь к конкуренции за банку шпрот прибавилась конкуренция за банки, концерны, фабрики, которые по-прежнему выдаются в условное держание номенклатурой. Формы конкуренции изменились, но не стали нормальными.

Однако, кроме солдат есть ещё и дезертиры. Поведение советского человека ближе к поведению дезертира, чем посетителя благотворительной столовой. Он не видит в раздатчиках благ кого-то выше себя или хотя бы отличающегося от себя. И он прав. Номенклатура в России, действительно, принципиально отличается от элит в нормальных социумах, западных или восточных. Это аристократия случая, лотереи, в лучшем случае – аристократия банды, подобранная по принципу наибольшей подлости. Раздатчик лишь случайно раздаёт, по сути он такой же член дезертирской банды, как и получающие блага.

Совок, действительно, не боится потерять свободу. Однако, бомж не боится потерять свободу, потому что никому не нужен, совок же не может потерять свободу, потому что у него свободы нет и свобода ему не нужна и страшна. Он абсолютно инфантилен, чем и отличается от школьника, который стремится вырасти из школы.

Совок не просто считал, что государство должно его содержать. Совок был абсолютно прав, и это единственный проблеск права в тоталитарной жизни. Совок отдавал государству всё – хотя и не сразу. По мере взросления человека, на разных этапах, как только появлялось что-то своё, социум сразу же это требовал – и получал. В тоталитарном социуме, которым Россия остаётся по сей день, всякое «своё» условно, будь то сто миллиардов долларов, огромные имения боярина Морозова или ржавая консервная банка у бомжа. Любой предмет и сама жизнь в любой момент могут быть отобраны и ликвидированы, и человек знает, что это справедливо. Он всё отдаёт в обмен на то, что считает важнейшим – чувство принадлежности к целому и вытекающее отсюда состояние безопасности.

Состояние безопасности, сознаваемое и ценимое, не есть чувство безопасности: совок на психологическом уровне это высочайший уровень агрессии и тревожности. Тревожность совка подобна сэндвичу. Одна тревожность породила и порождает тоталитаризм, это тревожность озлобленности, мнительности, трусости, нежелания работать. Вторая тревожность тоталитаризмом порождена, это тревожность страха перед разоблачением, тревожность обманщика и преступника.

МИЛИТАРИЗМ

Миф о русском рабстве опасен, потому что мы - не рабы, мы - солдаты. Революция была солдатским бунтом, вполне подобным древнеримским. Если что и угрожает путинскому режиму, так это традиционное недовольство солдат смершевцами, потому что путинский режим есть власть контрразведки, обнаглевшей и обезумевшей от вседозволенности.

День пограничника. 2002 год. Молодой человек в модном прикиде и с модным выражением лица - как если он сейчас из кафе "Москва-Берлин" бежит в боулинг, стёбчиво улыбаясь. А содержание в этом новом мехе: давайте проникнемся уважением к тем, кто защищает границу РОССИИ! И тут же следует репортаж о границе между Таджикистаном и Афганистаном.

Вы понимаете: пакостно, что я могу сидеть в метро рядом с благообразным старичком, который пытал невинных людей в 1949-м. Но то, что чеченца, который сидит рядом со мной, могут не только остановить для проверки аусвайса, но и запытать до смерти вот завтра, через два дня, если он вернется к себе на Родину, - это уже не просто пакостно, это грех, грех всего моего народа.

А по телевизору - застойная благодать. Благостно-"скучновато"-"деловитые" репортажи о президентских визитах Сергея Пашкова на втором канале. Брежневские и хрущевские фильмы 60-х годов в каком-то умопомрачительном количестве; новых еще не успели наснимать. Для солдатиков, видимо, в ночь на Великий Четверг крутили "Капитан Оргазмо". Утром сходят к полковому батюшке, исповедуются. Если вдруг этот фильм не про то, про что подумали мои испорченные мозги, черкните - я возьму слова назад.

Святая Русь хоронит православие... Хоронить и хранить - это ведь одно слово, просто полногласие/неполногласие. Храним православие и смотрим "Капитан Оргазмо".

Армия несовместима с демократией не потому, что армия есть инструмент истребления и предотвращения, "презерватив", как говорил один девятнадцативековый генерал, и для строительства мирного презерватив, естественно, непригоден. Дело не в том даже, что в армии учат повиноваться и отшибают умение мыслить самостоятельно - демократия ведь не на мыслителях держится. Сила демократии именно в том, что она примиряет разумных и неразумных, храбрых и робких (а военные все - робкие), богатых и бедных. Дело в том, что армия создана для производства смерти. Можно соединить ум с глупостью, огонь с водой, воздух с музыкой, но нельзя соединить жизнь со смертью. Надежда на то, что воины будут охранять, князья править, а купцы и крестьяне производить богатство нации - стара, но эта надежда была фикцией даже в юности своей. Князь и воин не могут удержаться от того, чтобы не командовать во всем, не насаждать психологию чести в ущерб психологии творчества. Демократия и есть способ ограничить притязания власти и армии, не подвергая купцов и крестьян риску самими стать властвующими.

«Совок» есть лишь модель человека. Реального, единичного «советского человека» не бывает. Бывает обычный грешный живой человек – или обычный святой. В этом смысле «совок» есть такая же условность, как любая исследовательская картина мира. «Совок» реален больше как система. Совков с маленькой буквы нет, а Совок с большой буквы живёт и часто побеждает – в смысле, убивает, крадёт, лжёт, развращает. Разумеется, всё это Совок С Большой Буквы делает руками вполне живых людей, которые искренне считают себя не совками, а нормальными гражданами. Тем более, что и в самом совковом Совке всегда бывает некоторый процент людей почти не тронутых плесенью. Совок в них крайне нуждается, потому что, если бы в Совке остались одни совки, он бы в одночасье сам себя съел или помер от голода, после чего предмет для исследования исчез бы.

Вполне возможно, что многие исчезнувшие культуры погибли, потому что Совок стал в них стопроцентным. В сталинском же или в путинском Совке есть и нормальные «работяги», «мужики» - академики, лаборанты, врачи. Конечно, есть сферы, где нормальность исключена – прежде всего, тайная политическая полиция и номенклатура в целом (номенклатура политическая, не культурная и научная элита). Нормальность нормальных, однако, обеспечена прежде всего тем, что в них работает совесть. В этом смысле нормальность, незатронутость совком определяется по тому, что человек считает себя ненормальным. Святой всегда считает себя грешным. Духовно здоров тот, кто считает себя больным. Тот, кто считает совками исключительно окружающих, а себя – здоровым, тот более всего совок.

Дело ещё и в том, что совок не самозарождается внутри тоталитаризма. Его споры присутствуют в любом человеке, в любом обществе и в любую эпоху, Обычно они проявляются как отдельные грешки и грехи – тут волдырь, там экзема. Тут солгал, там пнул. В Совке же с большой буквы эти споры взрываются и приобретают системный характер. Может быть, самое совковое в совках – надежда на то, что совок может исчезнуть вдруг, по мановению волшебной палочки. В этом смысле разгул Совка был вовсе не в эпоху сталинских репрессий (тогда Совок лишь формировался), а в перестройку, когда совки внезапно решили, что достаточно напечатать «Архипелаг ГУЛаг», открыть церкви, разрешить кооперативы и проделать ещё ряд нехитрых магических процедур (магических, потому что не подкреплённых ни законом, ни внутренней трансформацией, ни гражданской активностью), чтобы Совок умер.

Томас Венцлова дал в интервью 2009 г. чёткое определение "совка":

"Образованный человек - в первую очередь, человек, отказавшийся от советского менталитета. А советский менталитет - это желание изолироваться, боязнь новшеств, чрезмерное праведничество, постоянный поиск "врагов" и "предателей", уверенность в том, что миром правят темные силы, у которых одна цель - унизить и растоптать тебя и твоих близких. Чисто советская черта - паникерство: если не сегодня, то завтра умрем, вымрем, будем закабалены, поэтому надо решительно бороться и применять строгие меры к чужакам".

Кстати, совком при этом называны литовские политики за принятие закона о цензуре для подростков по сексуальным темам; насколько я понял, для борьбы с геями, - литовские политики, бедненькие, веруют, что гомосексуализму научат через подражание. Венцлова:

"В парламенте кто-то спрашивал, как человек чувствовал бы себя, если бы его сын признался в том, что живет с другим мальчиком. Что ж, если бы подобное случилось со мной (не случилось - у моих детей традиционные семьи), я бы сказал: "Сынок, не буду скрывать, что мне было бы более приятно иметь внуков, чем не иметь, но твоя личная жизнь - твое дело. Ты останешься моим любимым сыном. Конечно, я хотел бы познакомиться с твоим партнером". Только так, по-моему, может чувствовать себя и говорить цивилизованный человек".

Это наблюдение подчёркивает родство совка с фундаментализмом и всякой реакционностью.

Говоря о случаях обожествления деспотов на древнем Востоке, о. Александр Мень заметил: "Вероятно, простому народу оно могло импонировать, т. к. зримый бог — это нечто куда более понятное, чем бог, обитающий в высях неба". Мень вспоминал, как однажды в детстве увидел колоссальное полотнище с изображением Сталина и остро почувствовал, что это проявление именно обожествления деспота. Тем не менее, не стоит преувеличивать понятность зримого. Христос не становится понятнее от икон, скорее уж, наоборот. Сталина почитали именно потому, что считали его непонятным, высшим, загадочным. Не стоит преувеличивать и сделанность идола. Культ Сталина не Сталиным создавался, не какими-то изощрёнными пропагандистскими методами, а животным страхом перед террором, подкреплённым конформизмом. Конформизм - пряник, террор - кнут. Основное занятие пропагандистов - творить миф о себе, не о деспоте, выставлять себя нужными деспоту, чтобы самим не быть уничтоженными, а по возможности немножко и подработать. Рабство - не результат внушения и побеждается оно не внушением о свободе. Внушение о свободе лишь меняет форму рабства. В этом искушение миссионерства - оно постоянно скользит по черте, отделяющей равнодушие к чужой судьбе (то есть, рабство у своего эгоизма) от желания повлиять на чужую судьбу (то есть, от рабства у своего альтруизма).

Рабство не такая уж страшная вещь, как иногда кажется со стороны. Во всяком случае, рабство не доказывает силу деспотизма. Рабство вообще ничего не доказывает - свобода доказывает. Смерть ничего не доказывает. Поэтому при всей гнусности российской жизни, где люди очень быстро следуют за всеми изгибами начальственного произвола - становятся западниками, антизападниками, социалистами, антикоммунистами - эти извивания не доказывают силы начальства. Просто, как сказал мудрец, "в автобусе, куда сел бродяга, все пахнут одинаково". Заключённые глядят на мир глазами надзирателями, потому что лучше быть заключённым, чем мёртвым. Что видеть мир чужими глазами это и есть смерть, человек легко замечает у других, но не у себя.

Что русские ещё не готовы к демократии, было ясно уже в 1991-м году по тому, как агрессивно интеллектуалы сопротивлялись выражению "совок". Этот фирменный термин диссидентов оказался не ко двору. Не хотели назвать главный грех - и в результате вернулись в него. В Польше Тишнер не боялся сказать, "что поляки забились в свой мирок ... что коммунизм воспитал homo soveticus'а. Этот термин прекрасно передаёт опустошение, которое произвёл в человеке коммукнизм. Тишнер говорил о homo soveticus'е, о человеке "терризованном" (от слова terra - земля), полностью привязанном к земле, к низшим жизненным потребностям, о человеке, который продавался за хлеб и предавал соседа" (Ягелло, 2006, 25). По-русски сказать, "приземлённость", "пошлость", "мещанство".

Большевики обвиняли мещан в грехах самодержавной России, фашизм и нацизм приписывали мещанству, но нет - мещанство как предательство ближнего, как торжество эгоизма есть не причина, а результат тоталитаризма, есть сухой остаток после кровавых репрессий. Однако, предательство не передаётся по наследству. Каждый предаёт - или не предаёт - сам, и в этом надежда.

Антикоммунисты не появились - или не заявили о себе - в России и после исчезновения веры в коммунизм. Лишь немногие диссиденты выступали как последовательные антикоммунисты. Тем более не была антикоммунистической среда советских интеллектуалов. Преобладал "антисоветизм" - вера в то, что "советская власть" недостаточна для осуществления коммунистических идеалов.

Неудивительно, что в годы перестройки большевистской номенклатуры и население страны в целом, и "советские интеллектуалы" остались в целом верны коммунистическому духу в его большевистском варианте: готовность жертвовать чужими жизнями ради своей безопасности, вера в то, что лучше всего решать проблемы через господство номенклатуры, а не через социальные контакты, отрицание правового государства, сосредоточенность на безопасности.

При этом именно в 1990-е годы те же советские интеллектуалы, которые ранее были активной и покорной частью коммунистической пропагандистской машины, особенно настойчиво и громко пугали друг друга и общество угрозой "коммунистического реванша". В то время, как настоящие антикоммунисты подчёркивали отсутствие принципиальных различий между позициями и политикой Горбачёва, Ельцина, Путина, Зюганова, люди, освоившие антикоммунистический дискурс лишь тогда, когда он стал дозволенным, использовали его для прикрытия веры в "меньшее зло". Это сыграло свою роль в становлении путинского режима, намного более кровавого, чем хрущёвский или брежневский.

Чеслав Милош:

"Несмотря на то, что масса людей получает в России образование, задачи, которые ставила перед собой русская интеллигенция в XIX веке, оказались полностью забыты. Сегодня, захоти мы обратиться, например, к русской интеллигенции, мало с кем можно вести разговор, так как эту интеллигенцию, можно сказать, поглотил государственный институционализм" (Новая Польша. - №10 - 2000. - С. 15).

Проблема в том, что и в Польше интеллигенция поглощена государством. Поэтому она, если и есть выбор, предпочитает контактировать именно с "государевыми интеллектуалами". Польское недоверие к России переходит даже у польских демократов в расизм - убеждённость, что русским варварам нужна твёрдая рука, иначе у них разгуляет бунт.

Между либеральным консерватизмом и консервативным либерализмом такая же разница как между женской добротой и доброй женщина. Женская доброта - идея, теория, не существующая как таковая. Добрая женщина - реальность.

ОТКАЗ ОТ СВОБОДЫ

Октябрь 2006 г. , статья Михаила Ситникова на сайте того же гражданского конгресса. Всё верно, а конец... "Народы, как известно, давно не выбирают свою судьбу – это делают за них те, кого они заслужили." И этот усталый цинизм - прямо как аминь в огромном большинстве текстов всех политических направлений России. Буковский не в России, ненавидит нас и в этой своей ненависти - точно такой же отчаявшийся циник. Да что же за бред! Да с какой стати такая горячая, не ведающая сомнений вера в то, что русские не могут, а следовательно, и не должны быть свободны. Должны и можем!

Лучше вообще не защищать демократию, чем защищать её теоретически - мол, хороша Маша, да не наша.

ВЫБОР ИЗ ДВУХ ЗОЛ

Слова "имярек - меньшее зло" не так просты, как кажется. Они представляют собою надводную часть айсберга. Целиком же эти слова должны звучать "имярек - меньшее зло, по моему глубокому убеждению, а добра нет никакого либо оно настолько слабее зла, что помогать добру смысла нет".

В таком виде теория наименьшего зла оказывается проявлением цинизма, отказывающегося верить в добро и, что ещё хуже с современной точки зрения, отказывающего разыскивать добро и выращивать добро.

Советское общество развивалось противоестественным способом: происходила последовательная (хотя не вполне осознанная и тем более не целенаправленная) селекция, укреплявшая цинизм. Те люди, которые верили в добро и в необходимость работать на добро, либо физически уничтожались, либо выпихивались за границу. К примеру, если человек полагал, что он должен писать честно и принципиально, помогая делу добра и свободы, что он должен поощрять политическую борьбу за свободу, участвуя в демонстрациях и подписывая воззвания, такого человека либо ломали, либо умерщвляли в заключении, либо высылали. Оставались люди, которые соглашались с тем, что бороться с системой следует, избирая наименьшее зло - пытаясь меньше лгать, пытаясь что-то говорить эзоповым (а по сути - лживым и понятным только для самого автора) языком. Так произошло расслоение поколения шестидесятников на тех, кто стоял за добро и на тех, кто стоял за меньшее зло.

Расслоение остро проявилось, начиная с 1985 года, когда в России преимущественно обсуждался вопрос, поддерживать или не поддерживать Горбачёва (знаковым для многих стало заявление Жванецкого в "Литературной газете" о необходимости такой поддержки), а в русской эмиграции эта позиция отвергалась как ведущая в тупик.

История показала правоту именно той позиции, которая стояла за добро, а не за наименьшее зло. В течение двадцати лет советские интеллектуалы поддерживали "наименьшее зло" - сперва Горбачёва в противовес Лигачёву, потом Ельцина в противовес Горбачёву и Зюганову, потом Путина в противовес Зюганову. Нетрудно спрогнозировать, что, кого бы ни поддержала эта среда в качестве противовеса Путину, этот персонаж окажется дальше от демократии, нежели Путин.

Не позиция интеллектуалов была главной причиной сохранения деспотизма, хотя правящая элита иногда пыталась представить дело именно таким образом. Во-первых, встает вопрос, не заходит ли иногда разложение общества слишком далеко, так что внутри него не остаётся здоровых сил. Во-вторых, Россия всегда оставалась частью международного экономического и политического пространства, и слишком многие силы на этом пространстве были заинтересованы в сохранении российского деспотизма. Наиболее ярко это проявилось в поддержке президентом США Бушем российского режима в 2000-е годы. Причины того, что лидеры демократических стран не всегда последовательны в своеё поддержке демократии разнообразны, но в целом сводятся к той же концепции "наименьшего зла": поддержать одного деспота сейчас, чтобы с его помощью или при его нейтралитете обезвредить другого деспота (иракского); поддержать деспота, чтобы предотвратить хаос в стране, "не привыкшей" к демократии. В конце концов, не называемым, но тем более важным фактором остаётся наличие у России атомного оружия и, что стало особенно важным в правление Путина, очевидной решимости пустить это оружие в ход.

Идея "наименьшего зла" зародилась не в советское время. Она - наследие социальных и духовных движений XIX столетия. Эсеровский терроризм, большевистское отрицание права, - проявления той же концепции: всё лучше, чем самодержавие.

Идея "наименьшего зла" начинается с утверждения жизни как высшей ценности, но заканчивается стыдливым отвержением жизни. Эсеры считали, что лучше убить одного царя или десять царских чиновников, чем допустить, чтобы царизм убивал тысячи людей. Большевики считали, что лучше убить всех дворян, буржуа, зажиточных крестьян, чем допустить гибель от голода миллионов людей. Оказалось, однако, что эта идея ведёт к гибели десятков миллионов.

Аналогичным образом, в 1990-е годы идея "наименьшего зла" привела сперва к расстрелу сотен людей в ноябре 1993-го года во время схватки за власть Ельцина и Хасбулатова, а затем к уничтожению десятков тысяч жителей Чечни. Те же самые советские интеллектуалы, которые в 1980-е годы не протестовали против афганской бойни, в 1990-е не протестовали против бойни чеченской - чтобы протесты не привели к замене Ельцина каким-либо "большим злом".

Концепция "меньшего зла" стоит на эгоизме и субъективизме. Судьёй в вопросе о том, какое зло - наименьшее, и точно ли добро бессильно, оказывается всегда сам говорящий. Эта психология не знает дискуссии, общественного обсуждения, она стоит на деспотической глухоте и навязывании окружающим своей позиции. Это объединяет психологии даже самой "либеральной", но всё-таки определённо "советской" интеллектуальной среды с психологией эсеровских и большевистских кружков, с психологией победившей компартии. Ты не голосовал за меньшее зло? Значит, ты - сторонник большего зла.

Вообще-то в любом обществе люди с такой психологией встречаются. Но только в советском (и неосоветском) обществе такие люди являются не маргиналами, а, наоборот, теми, кто принимает решения и распоряжается ресурсами.

Концепция "меньшего зла" стоит на определённой онтологии. Отвергается потенция добра, возможность добра, сила добра, то есть - отвергается само существование добра. Это даже не манихейство, которое воспринимает мир как борьбу добра и зла, это восприятие мира как борьбу меньшего зла с большим злом. Таково самое, возможно, печальное извращение духа, происшедшее в массовой психологии в результате большевизма.

Неверие в добро является типичным "самооправдывающимся пророчеством". Человек, заявляющий о слабости добра, отказывающийся помогать добру и помогающий наименьшему злу, как раз и делает добро слабым, уничтожает его. В любое время российской истории были в ней лидеры и силы вполне демократические, но цинизм считал их обречёнными и тем самым обрекал на поражение. Характерно цинические и материалистические насмешки над "идеализмом", "непрактичностью", "обречённостью" Сахарова, Новодворской, Ковалёва, Явлинского приводили к тому, что эти люди не получали как раз той поддержки, которая была необходима для их победы.

Неверие в силу добра есть неверие в собственную силу. Люди, которые предпочитали поддерживать деспотизм Ельцина, а не пусть слабый, но демократизм Явлинского, упускали возможность сделать демократизм Явлинского сильнее. Это и привело к тому, что Явлинский мутировал не в сторону настоящего демократизма, а в сторону прокремлевскую, потеряв шанс стать "русским Гавелом". Десятки и сотни демократически настроенных людей отсекались цинизмом от политической деятельности. Торжествовала вполне большевистская концепция "единства": для победы нужно всем сплотиться. Все - за Горбачёва против Лигачёва, за Ельцина против Горбачёва, кто смеет голосовать за "бесперспективного" демократа - предатель и раскольник. Сила - в большинстве, а не в творчестве и правде.

Цинизм и вера в "наименьшее зло" очень боятся смерти и потому обречены на смерть при жизни. Они боятся проиграть и потому всегда в проигрыше, в подчинении и рабстве у очередного зла. К счастью, хорошо известна нормальная психология, нормальное для человека поведение: поддерживать не зло, а добро, выращивать добро из малого зерна, идти на компромиссы - но ради добра, а не ради "наименьшего зла", быть готовым погибнуть ради этого, быть готовым пройти через период отвержения и поражения, но сохранить идеал и правду. Искать союзников, а не покровителей. Верующие в "наименьшее зло", как они проявили себя в России с 1985-го года, - закономерное порождение большевистских репрессий, результат выбраковки нормальных людей. Выбраковка продолжается, но, как и всегда, закономерное не должно затенять законного - а законным является добро, а не наименьшее зло.

Попал в руки рекламный журнальчик "Под градусом" (№3/4, 2002). В нем Татьяна Толстая (внучка Алексея Толстого): "Я только что вернулась из Голландии ... мы им говорим, что Путин хочет, чтобы Россия развивалась стабильно, а они в ответ: "Ага, опять сильная рука, вспомните Сталина..." И пошло поехало. Ты им объясняешь: "Вы поймите, если наша страна начнет разваливаться, то вам мало не покажется. Вы что, хотите, чтобы по Европе бегали пьяные наркоманы с ядерными боеголовками?" (С. 21).

Еще один вариант гайдаро-чубайсовского: "Мы вас всех спасли от гражданской войны". Толстая: Путин ведет страну к "стабильному развитию". Она понимает, что "стабильное развитие" - это оксюморон, это как "текущий момент", "лежащая вертикаль", "нулевой обмен веществ"? Особенный цинизм этому придает то, что вся эта речь - в журнале о том, как выбирать шабли.

Апофеоз (хочется надеяться) нового застоя - сытого, холеного, нравственно глухого, выковыривающего из "западных ценностей" близкое себе ("глупо дарить шабли в февральский мороз"). Как и прежний застой, этот спаивает людишек, стравливает их друг с другом и одновременно выставляет своих людишек перед всем миром в оправдание своим гадостям: мол, разве с такими можно иначе? да они ж вас всех пожгут, чесслово, пожгут! Ух, напугала! Нет, дедушка у нее, пожалуй, был, может, и трусливее, но все-таки того больше время извиняет, чем эту.

Вот так и Каиафа объяснял, что Иисуса надо того... Вы что, не хотите стабильного развития?

Роджер Кёппель (Ди Вельт, 12.7.2006) оправдывает Кремль за то, что он называет постмодернистским вариантом бандитизма:

"Бывшему сотруднику КГБ пришлось унаследовать разрушающиеся руины государства. Процветала организованная коррупция. При его предшественнике, Ельцине, страна коммунизма превращалась в страну алкоголизма. Была необходимость восстановить авторитет и порядок в духе старой доктрины Гегеля: "Пораженное гангреной государство лавандовой водой не вылечишь".

Проверка Гитлером: оправдывает ли эта цитата из Гегеля гитлеризм? Да. Миф о том, что в 1990-е гг. в России всё было ужасно из-за несвоевременной демократии - точная копия мифа о том, что в 1920-е гг. в Германии всё было ужасно из-за несвоевременной демократии. Только оснований для этого мифа в России меньше, чем в Германии. Не потому, что при Ельцине было лучше, чем в Веймарской республике, а потому, что никакой демократии при Ельцине не наблюдалось.

Фоменко и его "еслистория" не так страшны, как еслистория на государственном уровне. В то время, как историки сомневаются, есть ли смысл говорить о том, "как развивалась бы история, если бы...", политики активнейшим образом используют "если бы историю" в своих целях. Гайдар утверждал, что, если бы он был решительнее в борьбе с номенклатурой, то в стране началась бы гражданская война, а если бы он не обрушил рубль, то в стране начался бы голод. Александр Хинштейн (Московский комсомолец, 28.6.2002) утверждает, что если бы в 1990 г. отменили политический сыск, то Лубянка уподобилась бы "парализованному ивалиду": "Не два дома взорвалось бы в Москве - гораздо больше. И не одно бы вторжение в Дагестан пережила Россия...".

Анонимный кремлёвский чиновник, считающий себя либералом, заявил, что США должны немедленно сдаться на все требования Кремля по переговорам о ВТО, а иначе Путин уступит "силовикам - консервативным сторонникам жёсткой линии" ("The Financial Times", Stefan Wagstyl, 08 сентября 2006). Вот для этого и держат либералов при дворе. На политику они не влияют нимало, зато в нужный момент выскакивают как кукушка в часах и произносят непременное: "Хуже будет! Хуже будет!" До двенадцати раз подряд. А иногда и дольше. Так в начале 1990-х "либералы" защищали все действия власти под лозунгом: "Хуже будет!" Защитили довольно успешно. Хуже - стало. Но у кукушек есть запасная песенка: "А могло бы быть ещё хуже!"*

Смотрю речь Каспарова против Путина (Новая газета.- 22 авг. 2005 г. - Вкладка). Идеалы Каспарова очевидны: "Рост благосостояния простых людей". "Уберечь страну от хаоса и развала". Предотвратить "откат России на задворки мирового сообщества". Так это и путинские идеалы! Каспаров играет фигурами одного цвета с путинскими - нечистые против нечистых. Он повторяет обвинения в адрес "олигархов". Радуется, что нашёл союзников в лице коммунистов. Тут же "полемика": Леонид Радзиховский поносит свободу. Александр Гольц превозносит - и призывает присоединяться к Каспарову для борьбы с Путиным. Это ж в который раз: с Ельциным против Горбачева, с Явлинским против Ельцина, с Лебедем против Ельцина, с Ельциным против Жириновского, с Ельциным против Зюганова, с Путиным против развала России, теперь - с Каспаровым против Путина и развала России. Не хочу быть на задворках мирового сообщества, хочу быть великою империею!..

Андр. Пионтковский (Новая газета, 27.9.1999) возмущен тем, что интеллигенция неадекватно реагирует на терроризм: "Правозащитники и либералы соревнуются в жесткости и беспощадности своих комментариев. Узник Соловков, совесть русской интеллигенции академик Дмитрий Лихачев публично защищал применение смертной казни. Подполковник КГБ с блатной лексикой, чудом оказавшийся во главе великой страны, спешит воспользоваться произведенным эффектом". Академик Лихачев (умерший 30.9.1999) вовсе не был совестью русской интеллигенции, он был совестью советской интеллигенции и очень типической в этом смысле. Совестливый человек академиком в тоталитарном государстве стать не может (к Сахарову это тоже относится, он как усовестился, так и был выперт). К счастью, Пионтковский преувеличивает - далеко не все правозащитники шовинизируют. Кстати, Лихачев заявлял, что Косово нельзя отдавать косоварам, т.к. там находятся "сербские святыни", за что его критиковал А.Рар (Новое время, №40). Также:

В "Российской газете." 23.3.2004 опрос о готовности пожертвовать своей свободой ради безопасности. Из пяти человек (кинорежиссер Вепринцев, режиссер Гусман, актер Мих. Державин) все готовы пожертвовать. Немножечко оговорку делает адвокат Падва - против перлюстрации писем. Режиссер Марк Розовский сравнивает ограничение свободы с приемом лекарств - "неприятно, но ничего не поделаешь - иначе может стать хуже" и подчеркивает, что просто ограничивать нужно не всех, а отдельные "категории граждан". Деление на вешателей и повешенных не так значимо, как на аплодирующих вешателям и не аплодирующих.

Лилия Шевцова, политолог:

"Нельзя требовать от власти и президента невозможного: они не могут кардинально измениь политику, а тем более режим в одночасье. Необходимо помочь им найти компромисс между спасением их лица и объединением народа на новой основе. Нужно исходить из того, что мы сами избрали нынешнюю власть и до 2007-2008 гг. нам суждено с нею жить. Её обвал может иметь непредсказуемые последствия. Уже среди критиков власти мы видим горящие глаза нетерпеливых молодцов, по сравнению с которыми Путин покажется ангелом и оплотом демократичности. Словом, нужно требовать от власти того, что реально и определяет вектор в конструктивном направлении. Такой вектор - в решении проблем безопасности при укреплении демократических начал" (Шевцова Л. Правда может обвалить режим. // Новая газета. - 9 сент. 2004 г. - С. 5).

Очередной вариант классической позиции: поддерживать Горбачева против Лигачева, Ельцина против Горбачева, Жириновского, Зюганова, Путина - против Жириновского, Зюганова, Рогозина. Слово "конструктивный" было одним из излюбленных заклинаний советской пропаганды, отвергавших всякое инакомыслие как неконструктивное. Причем власть в таких защитниках совершенно не нуждается, она опирается на армию. Но проповедь смирения в условиях России обессиливает и без того крохотное демократическое движение.

Сергей Тарасов: "Власть вынуждена выбирать между большим и меньшим злом, и "красные крыши" - зло меньшее, чем организованная преступность. С ними, придёт срок, можно будет разобраться. ... Если через пропасть перепрыгнуть не удалось, то надо строить через неё мост. А для этого укреплять почву, рубить живописные леса вокруг ... И даже - о ужас! - надо как-то выстраивать отношения с окрестными разбойниками. Выбирать из них наименее зловредных и нанимать, к примеру, для охраны. Ну если нет сил их сразу всех прихлопнуть?" (Новая газета. - 25 ноября 2004 г. - С. 6).

"Известия" (14.1.2002) объяснили, что "Основы православной культуры" нужны, чтобы в школах не было православных фундаменталистов. Целую полосу заняло объяснение - так и ужу иногда целой сковородки мало. Не хватило места лишь для того, чтобы упомянуть: учебник-то "Основы православной культуры" как раз вполне фундаменталистский.

Юлия Латынина (Новая газета, 9.12.2002) упорно хвалит олигархов - правда, выборочно как-то - за то, что они выполняют "общественно-историческую миссию ... миссию санитаров леса, очищающих российский бизнес от криминальных, а главное - от неэффективных бизнес-структур".

Июнь 2005 г. Опять выбор из двух зол! Шахматист Каспаров, благополучно зарабатывавший деньги при всех режимах, литератор Архангельский, восторженно приветствовавший Путина как буревестника трезвой, спокойной, порядочной жизни в противовес распутной демократичности, вдруг издали воззвание: Путин так ужасен, что ничего хуже быть не может, надо объединяться правым и левым в борьбе с ним. Что, лучше Зюганов, чем Путин? Правда, надо отдать должное - никаких реальных шагов к объединению не предложено. Подразумевается, что надо к ним прийти и следовать их ценным указаниям. Классическое понимание "политики" советскими людьми. Ответим на глухоту ещё большей глухотою! На ужас ещё большим ужасом!! На вертикаль власти - удвоенной вертикалью!! Литератор, поднявший панику, благополучно ведёт передачу о "культур-мультур" на путинском телевидении. В своё время этот литератор, большой любитель свободы обозвал Бабицкого адвокатом дьявола - интересно, он извиняться будет или под крик "Важнее всего борьба с путинщиной!" двинет в зубы тому, кто заговорит о необходимости предварительно обсудить некоторые важные темы?

Пугание худшим злом. Сысуев полагает, что политика в России закончилась с приходом Путина, пугает тем, что альтернативой Путину может быть "красно-коричневый" бунт народа, - типичный дискурс номенклатурных либералов. ("Новое время", №14, 2005)

ГОСУДАРСТВЕННИЧЕСТВО

Есть и псевдоучёные - Вл.Попов, профессор Российской экономической школы, спокойно отрицает рост потребления алкоголя в 1990-е гг. - мол, это просто лучше учитывать стали. Он останавливается на том, что основная причина - сердечно-сосудистые заболевания из-за перехода к рыночной экономике. Между тем, болезни сердца - это результат питья водки, а вовсе не стрессов. Феноменальное заявление - "рост поступлений от резко вздорожавших нефти и газа почти полностью трансформируется в рост реальных доходов населения, а кардинального увеличения госрасходов на правопорядок ... не видно". Но лучше всего вывод: "Деньги идут не на укрепление госинститутов, которые привели бы к снижению смертности населения, а на увеличение числа новорожденных, обречённых на короткую жизнь в коррумпированной, плохо образованной и нездоровой стране с разваливающейся инфраструктурой и высокой преступностью" (Попов В. Парадоксы демографии // Политический журнал. - 19 июн. 2006 г. - С. 31).

Наследники Дзержинского-Бендера: как только заговорят про детей, жди неприятностей взрослым. Как будто милиция или силовики могут снизить смертность! Они могут её только увеличить, что и делают. Как будто крепкое государство - основа рождаемости.

ВЕРА В ДОБРОГО ЦАРЯ

Совок это человек, который переходит улицу, не глядя на светофор, обычно на красный свет - потому что предпочтение на улицах отдается автомобилям. Если совок попадает под машину и при этом остается в живых, то начинает возмущаться, идет в суд, из суда к правозащитникам и жалуется, что ему не возмещают ущерб, а виновника не сажают в тюрьму, хотя по совести должны. Совок прав: по совести должны, потому что все знают, что светофоры заведены не для того, чтобы на них ориентироваться, а чтобы чувствовать себя великой державой, проводящий западнические реформы вопреки сопротивлению сопротивляющихся.

А обычный человек, живущий в Совке, переходит улицу только на зеленый свет, но сперва все равно смотрит направо, налево, вверх и назад - потому что знает, что наехать на него имеют право (неписаное, моральное) откуда угодно. И когда его давят, обычный человек в совковой реальности не обращается к правозащитникам, чтобы не помешать им защищать совкового человека, не пишет в газеты: "Кто бы мог подумать!" - "А как же Гайдар обещал!!" - "А я так верил в перестройку!!!" - но облегченно вздыхает и помирает.

А в промежутке между этими двумя абстракциями лежит разнообразный спектр...

Близость к власти порождает амнезию, своего рода анти-дежавю, когда человек не видит, что оказался в плену повторяемости, что власть постоянно обманывала все надежды.

Хозяйственная часть российской номенклатуры сохраняла и после падения большевизма традиционные поведенческие стереотипы: тыканье, матерщину, панибратство. Чекистская часть российской номенклатуры вполне искренне попыталась соединить старые советские традиции с дореволюционным антуражем. Особенно же интересно поведение интеллектуальной части российской номенклатуры: она, как и все прочие части, лицемерила, говоря о демократии, а в своём кругу иронизировала над происходящим и пыталось оправдать своё участие в создании неосовка сарказмом без грани оппозиции. Так, Борис Немцов, будучи фаворитом Ельцина, ввёл в кругу "интеллигентных" номенклатурщиков наименование Ельцина царём. Он без смущения вспоминал (характеризуя Ельцина как "демократа"), что тот говорил приближённым "интеллектуалам": "Я президент, а вы бояре просто. Да, вы умные, да, вы образованные, но бояре просто. Я вас не боюсь, это вы меня должны бояться".

Без смущения, даже в похвалу недавно почившему царю, Немцов рассказал, как Ельцин над ним "шутил" - вполне в духе крепостных самодуров. В отместку за то, что Немцов критиковал Ельцина за пьянство, мешавшее тому выступать, Ельцин напоил Немцова и заставил выступить по телевизору (Интервью Немцова, The Moscow Times, 30.4.2007, с. 23, 19).

Е.Гениева (дир-р Иностранки), Е.Ямбург (дир-р гимназии), Померанц, Нежный - подписали коллективное письмо в защиту католиков (Новые Известия, 25.4.2): "Если власть со всеми ее тайными и явными, специальными и неспециальными службами так хочет угодить Московской патриархии, то ей в таком случае следует объявить на весь мир...". (Стиль, кажется, Нежного).

Проблема в том, что авторы этого письма не выступали никогда в защиту никаких религиозных меньшинств, которых много гнали в России после 1991 года. Они выступили только в защиту католиков - религиозного меньшинства, которое за пределами России религиозное большинство, которое авторитетное, солидное. Защищать такое религиозное меньшинство приятно и солидно. Логика же защиты двусмысленна, она означает, что, если власть не заявляет о своих намерениях, то - "опять сомнения". Возможно, просто "перегибы на местах". Позиция, как показывает история, очень прочная. Многие люди, так защищавшие Кремль, защищали его, даже сидя у параши: мол, Сталин не знает, это всё вредители в органах...

Редакционная статья "Новой газеты". Оказывается, во всех бедах, которые "буквально сотрясают" страну виноваты те, кто хочет третьего срока Путина. Путин хороший, он хочет уйти вовремя. Но злобная номенклатура его провоцирует: "Посмотри, что творится в стране, вся стабильность полетела к ч...вой матери, передача власти в такой ситуации чревата потрясениями" (Новая г., 27.11.2006, с. 2). Таким образом, "лояльная оппозиция" (к которой, впрочем, относилась и Политковская) в очередной раз продемонстрировала, что её критика власти в принципе не может посягнуть на царя.

В чем пошловатость антикоммунизма? Войнович критикует тех, кто оправдывает "злодеяния Ленина, Сталина", но при этом - ни гу-гу про Путина, а даже слегка одобрительно: мол, страна дрейфует к западному берегу (Известия, 30.3.2002).

Юлия Латынина (Новая газета, 27.5.2, с. 5) возмущается: банкир Пугачев напал на "Новую газету", используя противозаконные методы, банкир Пугачев делает вид, что он близок к Путину, но он лжет. "Президент Путин не позволяет открывать к нему двери ногой кому бы то ни было". И удивляется: как это Пугачев решился обнажить нелегальные механизмы своего бизнеса лишь ради нападки на "Новую газету"? Почему-то ей не приходит в голову простейшее предположение: Пугачев выполняет задание Путина, выполняет без большой охоты и изобретательности. Да, Пугачев не открывает дверь Путина ногой. Все намного хуже: Путин открывает дверь Пугачева одним взглядом. Советский интеллигент не обязательно любит власть. Но обязательно верит в то, что власть хороша, только подъячие безобразят. В церковной жизни это реализуется как вера не в абсолютность Бога, а в благость Божию и в злокозненность тьмы - своеобразное манихейство внутри монотеизма, отменяющее тайну творения и ставящее на ее место шахматную доску.

Олег Сысуев уверен, что откат ещё "обратим": "Если нынешняя власть сообразит, что в 2008 году должны состояться свободные прямые выборы, то мы имеем надежду". ("Новое время", №14, 2005). См. проявления той же веры у антизападников (Бор. Грачевский).

Лилия Шевцова: "Еще 2-3 года назад В.Путин совершенно серьезно думал вмонтировать Россию в политическую систему Запада (понятное дело, того времени)". Во-первых, что значит "того времени" - на Западе политическая система не изменилась. Во-вторых, Путин никогда, ни в 1993-м, ни в 1999-м, ни в 2003-м не был ни в малейшей степени западником по делам и даже не слишком выдавал себя за такового. Вежливость - разумно, но самообольщение для аналитика это профессиональный грех.

Бор. Кагарлицкий (Новая газета. 23.12.2002): по опросам большинство населения поддерживает президента и одновременно не поддерживают его политику. "Парадокс только кажущийся. Ибо вопрос ... свелся к вопросу: "Готовы ли вы жить в этой стране?" Населению твердо дали понять, что никакой другой власти здесь быть не может. Вы должны либо смириться с этой властью, либо ... все равно смириться с этой властью, потому что большинству населения уезжать все равно некуда". Диссидентом при этом становится всякий, кто думает (хотя бы думает), что возможна иная организация жизни. Поэтому напрасно фрондеры типа Гайдара или Ельцина задним числом провозглашали себя диссидентами. Они даже не думали, что возможно иное - что и доказали своей деятельностью, когда на место одной лживой несвободы поставили другую. Это не политический вопрос, это душевный вопрос: жива ли душа или смирилась с мертвечиной.

Марина Пак, одна из матерей, потерявших детей в Беслане: "Мы виновны .. в том, что голосовали за президента. котрому дети оказались не нужны. Виновны в том. что ... не предприняли никаких мер для спасения своих детей. И виновны в том, что 10 лет молчали о войне в Чечне" (Новая газета. 25 авг. 2005 г. - С. 4).

Статистика 2004 года, вполне, впрочем, соответствующая и годам предшествующим:

"Согласно результатам масштабного исследования Центра социологии молодежи Института социально-политических исследований РАН, молодое поколение россиян не доверяет практически ни одному из властных институтов, за исключением президента и церкви. По данным ИСПИ, гаранту российской демократии доверяют 57,2% респондентов, а церкви – 48,1%. Госдума, Правительство РФ, политические партии и милиция сходных чувств у молодежи не вызывают" (http://www.rbcdaily.ru/index3.shtml, 11.1.4).

Процент доверия к Церкви невысок. Если бы речь шла о людях постарше, можно было бы утешиться тем, что с возрастом люди приучаются различать Церковь от Бога. Одним это помогает оставаться в Церкви: ведь они могут простить ей то, что нельзя простить Богу. Другим это мешает оставаться в Церкви: ведь они знают, что Бог простит им, если они воздержатся от посещения поповского гнезда. Доверие к Церкви есть все-таки доверие к человеку: доверяю, что не ограбит, доверяю, что не корысть в деятельности Церкви не главное. Доверие к Богу есть нечто противоположное: доверяю, что поделится, доверяю, что Он снизойдет к моей корысти, простит ее и удовлетворит ее, сколько сможет.

Слово «доверие», оказывается, одно, а означает явления разные. Это называется «омонимия»: слова звучат одинаково, обозначают разное. Например, коса девичья и коса морская. Бывают случаи и посложнее: например, морская коса Тузла, которая образовалась естественным путем, это совсем не та коса Тузла, вокруг которой было столько предвыборной шумихи. Улица Тверская после того, как она побывала улицей Горького – это омоним той, первоначальной Тверской. Хотя географическое расположение и совпадает, да атмосфера не та.

Омонимом является и слово «президент». Есть президент-Бог: ему доверяют в смысле получить наличными или хотя бы по безналу хоть сколько-нибудь. Есть президент-Церковь: ему доверяют в смысле не получить по шее. Проблема заключается в том, есть ли президент-президент? Доверяют ли президенту как гаранту соблюдения Конституции? Как лидеру, который не на словах, а реально пытается наладить работу государственного аппарата? Не на словах, а реально беспокоится о том, чтобы не было двойного стандарта в заботе о законе?

Если сорок восемь процентов доверия Церкви разделить между Церковью и Богом, выйдет двадцать четыре процента. Если пятьдесят семь и две десятых процентов доверия президенту разделить между президентом-церковью, президентом-Богом и президентом как президентом, то выйдет 19 целых, ноль десятых, и 666 десятитысячных. И потом еще восемь раз по 666, и лишь в самом конце одинокая семерочка. Так что лучше поменьше доверять президенту, ему же будет лучше – не заподозрят антихриста. А Богу спокойно можно доверять побольше. Впрочем, Богу, в отличие от президента, это неважно.

Режим довершает истребление ("зачистку") нэпманов. "Нэпманы" тем и отличаются от "бизнесменов", что порождены деспотизмом и не мечтают о свободе, даже не делают вид, что хотят свободы и конкуренции. Нэпманы возмущаются: "Не убивайте малый бизнес". "По всей России объявлена война киоскам, рынкам, маленьким магазинам". Тем не менее, Дина Крылова, руководитель Центра экспертизы проблем предпринимательства, заявляет, что "надеется на административные регламенты, которые сегодня создаются в Министерстве экономического развития и должны ограничить произвол чиновников" (Алякринская Н. Как обижают маленьких // Московские новости. - 28 июл. 2006 г. - С. 17). Вера в доброго царя компенсирует отсутствие солидарности с подобными себе. Нэпманы не заступались друг за друга ранее (разгром мелкой торговли начался ещё в 1992 году), не заступались за свободу совести, не заступались за чеченцев - остаётся заступаться за чиновников, которые якобы сами напишут инструкции для обуздывания себя.

* * *

Власть любит, когда ей доверяют, потому что сама власть есть торжество недоверия. Это недоверие и к своим, и к чужим. Россия в 2004 году оправдывала нежелание выводить военные базы из Грузии - вопреки договору - оправдываясь тем, что нет доверия к грузинам: обеспечат ли они безопасность солдат при выводе войск. Оценивать, гарантирована ли безопасность, будут не грузины, не какие-то третейские эксперты, а русские же военные. Понятно, что всегда можно заявить: вполне безопасность не гарантирована, могут из того вон окна цветочным горшком бросить, так что сперва заложите все окна во всех домах Грузии кирпичами и все цветы уничтожьте вместе с горшками.

А каково недоверие власти к подданным - это любой человек, живший в СССР или в любой другой деспотии, знает преотлично. На этом стоит паспортная система. Любой шаг определяется презумпцией виновности шагающего.

Чем отвечает народ на это недоверие? Имитацией доверия к власти. Это не страшно. Но невозможно в одной сфере доверие имитировать, а в других - нет. И вот пенсионерка с пенсией не более 1500 рублей, возрастом не менее 80 и с нулевым зрением просит у продавщицы колбасы, протягивает ей кошелек, та сама достает из кошелька деньги, отсчитывает сдачу, заботливо кладет мелочь отдельно... Но пенсионерка не доверяет продавщице, вполне возможно - заранее знает, что её обсчитают. У пенсионерки просто нет иного выхода. А доверие от безысходности - это самая лукавая разновидность недоверия.

Агрессивность веры в доброго царя - она есть одновременно недоверие к любому действию снизу.

Делать добро - монополия правительства. Жесткие общества - как средневековые - часто создают очень разнообразную систему помощи нищим (только на заре Нового времени она рушится, тогда появляются ужасы Диккенса). Но при этом система такова, что нищий и умереть не может, и жить ему тошно. Так сегодня у нас - Россия в самом большом объеме изготавливает нищих, сирот, больных. Война в Чечне - не ради нефти, а чтобы было поменьше отцов, побольше безотцовщины - не только из чеченских детей, но и из русских. Конечно, это совершенно никем не планируемо, это именно система. Помощь детям, больным СПИДом и прочее - конечно, нужно, но первейшая помощь в том, чтобы не красть свободу "молчаливого большинства", мужиков и баб. Помогать надо не бедным, а несвободным, и не деньгами, а освобождением.

Наши лакеи при малейшей попытки защитить не только сироток, но и мужика, начинают кричать: "У, леваки! Правозащитнички! Дайте же власти работать!" Да нельзя давать этим товарищам работать - потому что они понимают работу власти как истребление свободы и размножение рабов. А рабы и рады - им кажется, что лучше получать пятьдесят долларов в месяц и получать бесплатную (почти) квартиру, транспорт и пр., чем получать двести-триста долларов и зависеть только от себя. Американские филантропы помогают интеллигенции, наши - принципиально заявляют (как это делал Колеров), что интеллигент сам должен зарабатывать себе на жизнь интеллектуальным трудом, а милостыню надо лишь сироткам и инвалидам давать. Сами при этом умеют зарабатывать лишь казнокрадством в разнообразнейших формах (с количеством передаточных звеньев достаточным, чтобы отбить запах казны) и интеллектуальной обслугой шариковых.

Дмитрий Орешкин - один из лучший на сегодня настоящих политиков. По совместительству социолог. При деспотизме это отнюдь не худший вариант. Раньше политики бывали зэками, потом - дворниками, теперь - социологами. А правят не политики, а преступники.

"Это в ельцинские времена консервативные регионалы поддерживали коммунистов, опасаясь утратить власть в демократической смуте. Сегодня разбогатевшим чиновникам коммунисты уже ни с какого боку неинтересны. Они весьма довольны госкапитализмом и отлично понимают, что их карьера и бизнес зависят от благоволения сверху ... Мы по всем параметрам возвращаемся в брежневские времена. Это своего рода обновлённый вариант, более гибкий и устойчивый, но с рисками, которые были присущи советской системе. Например, на выборах власть могла показать любую цифру, которая её устраивала. Но граждане прекрасно знали цену этим выборам. ... Реальную политику делают угрюмые мясистые дядьки, обладающие военным, финансовым, нефтяным, организационным и прочими видами ресурсов" (Орешкин Д. Уход Путина опасен для корпорации // Политический журнал. - 17 июл 2006 г. - С. 25).

Орешкин прав, когда подчёркивает, что партии политику не делают. Но он неправ, когда называет политикой то, что делает номенклатура. Иван Грозный не делал политику. Он делал террор. Политику делают те, кто вдыхает и выдыхает воздух в стране. Деспотизм начался не с подорожания нефти, а в 1991-м году и он был бы и в нищей России, как он есть в нищей Белоруссии. Проблема в том, что в России слишком много двоякодышащих людей. Орешкин описывает их так: "Народ очень любит Путина, но очень не любит власть. Это и есть то самое раздвоение сознания между ценностями "вообще" и конкретными личными интересами". Личные интересы требуют прав, законности и подотчётности бюрократов. А ценности "вобще" просят сильного вождя, произвола по отношению к соседям и крепкой державной руки" (. 25).

СТРАХ ЛИЧНОЙ ИНИЦИАТИВЫ И ВЕРА В ГОСРЕГУЛИРОВАНИЕ

В середине 1990-х державники изобрели слово "зачистка" для обозначения войны в Чечне. Армия, оказывается, всего лишь "чистила" землю. Метафора отсылала к опричникам с мётлами. В 2006 г. правительственные пропагандисты механически писали о "зачистках", которые якобы израильская армия проводит в Ливане. Правда берёт своё, а новояз - своё: признают, что зачистка есть война, но вместо того, чтобы отказаться от слова "зачистка", отказываются от слова "война". Возможно, в будущем будут писать о "греко-македонских зачистках" или о "татаро-монгольской зачистке на Руси в XIII-XV вв.".

Тот же механизм сработал в борьбе с "иностранными миссионерами". В начале 1990-х годов вероисповедание, не получившее одобрения правительства, часто сравнивали с некачественным вином, с ядом, продовольственным фальсификатом. В 2006 г. думец Валерий Драганов так обосновывал запрет мелким торговцам продавать вино:

"Общество ... требовало реагировать на то, что за последние 10-15 лет от потребления некачественного спиртного ежегодно умирало до 60 тысяч человек, в бюджет текло всё меньше денег ... Поэтому сегодня государственное регулирование алкогольного бизнеса будет только усиливаться: его нужно контролировать, как никакой другой" (Драганов В. Сочувствую, но не более // Московские новости. - 28 июл. 2006 г. - С. 17).

КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ

Владимир Путин кажется непроницаемым по должности: шапка Мономаха – лучшая шапка-невидимка. Но точно известно, что по крайней мере один человек сказал ему нечто не в бровь, а в глаз: это был Владимир Гусинский, родившийся, кстати, ровно на один день раньше будущего президента. Что сказал Гусинский, неизвестно, но Путин невзлюбил его так, что это стало очевидно всем. И если способность ненавидеть – свойство общечеловеческое, то неумение скрыть ненависть – черта в руководителе огромной державы необычная и трогательная. Можно предположить, что могло вывести из себя будущего президента - что-нибудь из общего советского запаса, то есть из школьной классики. Из того, чему учили в российское школе, неприятнее всего для Путина сравнение с Порфирием Владимировичем Головлевым, который был известен, как писал Салтыков-Щедрин, «под тремя именами: Иудушки, кровопивушки и откровенного мальчика». Самое же приятное… Влюбленные в Путина люди описывают его совсем даже как Штольца, делового, подтянутого, разумного. Один образ, между прочим, вполне совместим с другим, ведь Штольц противоположен Обломову, а не Иудушке, деловитость вполне может быть безнравственной. По литературной логике, скорее Штольц, после ельцинской-то обломовщины последних лет. Решить ребус невозможно, пока Путин не окажется внутри катастрофы – именно внутри, не как с «Курском», а так внутри, как был Горбачев во время путча или Ельцин во время дефолта. Человек познается в беде, а при Путине не было еще ничего, что Россия переживала бы как общую беду и катастрофу. Возможно, и не будет - и именно благодаря Путину, которого российские жители используют для самогипноза, для аутотренинга, расслабления, глядя на Путина как при гипнозе глядят на небольшой блестящий предмет. При основательном расслаблении человека можно колоть булавками, проверять регистрацию, бомбить, - ничего не почувствует.

ИНФАНТИЛИЗМ И ПАТЕРНАЛИЗМ

Символ пост-советского (и советского) человека - дама, которая вдавливается в вагон метро с криком: "Что ж вы, сволочи, не потеснитесь"!", разворачивается бюстом к выходу и орёт на желающих войти: "Куда ж вы, сволочи, прёте?!" Первая реплика - от инфантилизма. Вторая - от патернализма. Желание войти - от вопиющего эгоизма, рядом с которым западный индивидуализм и "атомизация" просто соборность. Нежелание впускать следующих - от бескрайнего коллективизма, который ни в каких отдельных людях не нуждается, дохнет под забором в пьяном одиночестве или задыхается под гнетом собственного изоляционизма.

КУЛЬТ КОНСТРУКТИВНОСТИ

Жаворонков в воспоминаниях о 1989 г. по скверной совковой привычке не называет имён людей, которых критикует, поэтому текст его не всегда ясен. Тем не менее, представляется очевидным, о чём речь в следующем отрывке: "Интеллигенция, в который раз в нашей стране, окажется не способной к объединению, к конструктивному диалогу с правительством. Все утонет в словах, в вихрях критики, отрицания всего и всех. В жажде самовыражения, а не самопожертвования" (Жаворонков, 2006, с. 90).

В качестве "конструтивных" предложены Сахаров и вполне лояльный к власти "крипто-диссидент" Карпинский. Между тем, мемуар самого Жаворонкова жёстко напоминает: Сахаров был конструктивен, поскольку не давал себя втянуть в "диалог" - который в советских условиях всегда есть сдача позиций и безоговорочная капитуляция.

Жаворонков красочно описывает традиционный советский стиль Егора Яковлева, пытающегося убедить Сахарова на цензурные сокращения:

"В квартиру он вошел шумно, весело, как на чей-то день рождения. Шутил, раздавал комплименты, работал в темпе, создавая эффект лидерства. Надо сознаться, что делал он это классно. Мало кто мог отказать ему в чем-то. Он гипнотизировал своим обаянием, широтой интеллекта, силой воли, какими-то прямо-таки восточными чарами. Он сыпал именами — Леша, Петя, Вова (все из высшего эшелона власти). Давал точные убийственные характеристики, выдавал уникальную информацию. Все это в считанные минуты обрушилось на Сахарова, и у меня появилось горькое, гаденькое и трусливое чувство, что академик не устоит" (Жаворонков, 2006. С. 24).

Сахаров - устоял. Жаворонков - нет. Видимо, выраженная им досада в адрес "неконструктивных" - это агрессия, проецирующая вовне недовольство собой.

Разное

Полицейское государство есть итог распада личности, но оно же усугубляет этот распад. К примеру, в таком государстве нежелателен профессионализм. "Профессионализм, неразрывно связанный с самостоятельностью, становится маргинальным качеством", - пишет Асмик Новиков о российской милиции (Новикова А. Портреты рядовых милиционеров в современной правоохранительной системе // Неприкосновенный запас. - №4. - 2005 г. - с. 89). Личная преданность начальнику, включая готовность соучаствовать в коррупции ("лояльность" в её большевистском понимании) не совместимы и со знанием закона, тем более - с готовностью его соблюдать.

Защищая политику Ельцина 1992 года, Мороз (как и многие) постоянно взывает к возможности голода: "Я нигде не утверждал, что в стране в ту пору [летом 199 года - Я.К.] уже разразился голод. Другое дело, что он - стоял на пороге. Это было очевидно для всех" (Мороз, 2005. С. 12). Мороз, как и подобает интеллектуалу, выступает как пророк. Это не беда. Беда в том, что он не всегда выступает как пророк. Иногда он отказывается видеть будущее, отрицает, что сук упал оттого, что его пилили. Например, что "бандитский псевдокапитализм" является не случайностью, а логическим следствием политики 1992 года.

Биллингтон не слишком чуток к религии:

"Многие из оставшихся в России самоустранились от участия в жизни общества как раз тогда, когда возможностей для такого участия стало больше. Иногда подобное самоустранение принимало религиозные формы. Однако гораздо чаще оно имело вид сознательного равнодушия к любым идеалам, которое выражалось двумя жаргонными словами ... "стёб" и "пофигизм" (Биллингтон, 2004. С. 114).

Метод, из которого исходит Биллингтон, не оставляет выбора. Если человек имеет идеалы - например, религиозные, или такие политические идеалы, которые не позволяют ему участвовать в комедии выборных фальсификаций, то этот человек - эскапист. Если человек отвергает саму возможность идеалов, он тоже эскапист. При этом Биллингттон в другом месте выступает вполне пессимистически, отмечая, что "интеллигентные русские" "видят очень мало простора для эффективных действий" (Биллингтон, 2004. с. 170).

Религиозный эскапизм возможен. Но что является религиозным эскапизмом - бегство в пустыню от диктатуры или соучастие в диктатуре? Кто дальше убежал от реальности - монах в монастыре или глава тайной политической полиции?

"Красная бурда" провела опрос на улицах: "Самая главная из десяти заповедей?" (оп. Комсомольская п., 2.3.3). Ответы: "Не доставай". "Не умничай". "Не паясничай". "Уйти от греха". "И не ори на меня!"

Детектив "кормится следствием, но живёт причиной" (Генис А. Опечатки пальцев // Новая газета. - 10 февраля 2005 г. - С. 18-19). Поэтому невозможно читать или смотреть российские детективы - они лгут изначально, утверждая, что в России есть какие-то причинно-следственные связи помимо лжи. Холмс возможен в Лондоне, но не в Гулаге, где преступление - норма. Как, впрочем, и в Средние века, когда власть делала преступление "яко небывшим". Почему изначально лжив роман "Имя розы" и прочие попытки изобразить детектив в средневековой обстановке.

Захватившие школу в Беслане в 2004 г. вооружённые люди просили на переговоры четверых номенклатурных деятелей, обещая за приход каждого отпустить по 150 детей (показания на процессе во Владикавказе, М.Черчесова, "Новая газета", 20.6.2005). Приходить им запретил лично президент Путин - тем, кто хотел прийти (как Дзасохов). Из тысячи человек выжили бы шестьсот.

Когда идёшь по московской улице в центре, этой тысячи детей не видно: хорошо одетые люди сидят за столиками почти как в Париже, офисные дамы и клерки фланируют почти как в Лондоне, и так легко поверить, что всё в норме, ведь какие-то ужасы есть всюду, с ними всюду сражаются не просфорами... И в 1937-м тоже на улицах бывала ясная солнечная погода, ели мороженое в вафельках, веселились и верили, что идёт, как и во всякой нормальной жизни, нормальное сопротивление злу, чтобы всякие троцкисты не превратили существование страны в ад... Но и тогда, и сейчас кое-где торчали хвостики - вот как этот запрет не только спасать детей, но хотя бы сообщать, скольким детям угрожает смерть. Хвостики - не бесовщины, а вполне человеческих устремлений и соображений.

Борис Васильев:

"Как Ленин, так и Сталин под псевдонимом "Советского человека" понимали послушного, далекого от внутренней и внешней политики обывателя. Он горячо поддерживал все программы и планы большевиков, усердно доносил на соседей и родственников, служил охранником на Архипелаге ГУЛАГ. ... Сегодня обыватель правит бал. Он захватил телевидение, он танцует и поет".

Итог Второй мировой для России Васильев подводит словами: "Мы, победив, потеряли Россию" (Васильев Б. Последний парад // Новая газета. - 5 мая 2005 г. - С. 21).

2003 год. На пять лет отправили в концлагерь Андрея Биленко, заместителя Буданова. Он поймал дезертира, поставил его перед строем, но тот "никакого раскаяния не показал" - Наталья Пашкалова и Елена Строителева (Известия, 21.2.2003). Повезли дезертира в штаб полка, но по дороге Биленко приказал свернуть в лес и тут выстрелил в лоб нехорошему человеку. Дамы-соавторы подчеркивают, что некоторые работники советской "психиатрии" считают, что Биленко был невменяем, убивал в состоянии беспамятства - коротком, секундном. Примечательно: а в лес он приказал свернуть вменяемо? А вытаскивал солдата, который отчаянно сопротивлялся - вменяемо? И, наконец, как понять дивный оборот: "Биленко поставил его на край случайно оказавшейся рядом свежевырытой могилы"? Впрочем... Это раньше в кустах рояли стояли, а теперь - свежевырытые могилы... Такие пропагандистские материалы (к журналистике все это отношения уже не имеет) похожи на исповедь-самооправдание... Исповедь целой страны: шла, батюшка, с солдатиком беседовали, а потом иду уже одна, а на обочине свежевырытая могила... Грешна беспамятством: забыла подать просфорку-то за солдатика!

Судья - адвокату, который смеет задавать изобличающие вопросы следователю, холуйски выполняющему указания начальства: "Я не понимаю смысла терзания следователя здесь. За что вы его терзаете" (Новая газета. - 18.4.2005. - С. 9). Такова психологическая основа советской жизни: человек выполняет и перевыполняет преступные приказы, при этом - терзается и считает себя страдающим больше, чем тот, кого он убил.

Александр Пумпянский (Новое время, №7), репортаж из Гватемалы, о генерале Риосе Монтте: "Удивительным образом за бывшего диктатора весьма активно голосуют как раз в тех районах, где карательные действия отличались особой жестокостью". А все просто, говорит Ракель Селайя: "Конечно, не убитые из могил голосуют за Риоса Монтта и не те, кто бежал из родных мест от карателей, а те, кто поселились в их домах" (С. 29). В этом опасность мышления в терминах "народ". В России и многих других странах "народ" - это те, кто убил большинство живших ранее, или потомки убийц. Вот и вся разгадка "поддержки". Палачи и палачята не могут не поддерживать тех, кто их покрывает. Любопытно было бы составить справочник: кто из жителей России живет в квартирах, в домах, на земле, владеет предприятиями, принадлежавших тем, кого убили после 25 октября. Вышло бы - 99%, думаю. Гватемала - маленькая страна, тут погибло-то супротив нашего смешное число, тысяч двести. Сталин лукавил, когда утверждал, что важно не кто голосует, а кто считает голоса. Важнее, кто расстреливал потенциальных избирателей.

В Петербурге суд рассматривает возможность погашать долги по квартплате отработкой в качестве дворников или уборщиков "в родном дворе" (Известия, елена Роткевич, 10.2.2003). Ну, если понятие "родное" ассоциируется прежде всего со словом "двор", тогда, конечно, все очень естественно. Похоже на переход от Римской империи к Византийском, от Руси Дмитрия Донского к Руси Ивана Грозного. Постепенная потеря личных прав, натуральное хозяйство, превращение всех в холопов одного, сидящего под спицей, кесаря. От большевизма уцелело именно массовая уверенность социума в том, что все - должники государства, что деньги - выдумка сатаны, а правда и святость в том, что государство должно всех кормить, а взамен все должны убирать образующуюся грязь. А то, что в государстве - всеобщем кормильце - грязь нарастает с невероятной скорстью, превышающей уборочные возможности любой техники и любого населения - это закон энтропии холопского общества.

Террористический акт в Москве летом 2003 года произошел во время праздника, причем праздник продолжался и после теракта. Нормальная реакция на происшедшую трагедию очевидна. Траур по погибшим. Забота о пострадавших. Власть предпринимает меры, чтобы не было новых терактов. Каждый прилагает усилия, чтобы погасить в себе и окружающих мстительности, агрессивности и паники. Кто умеет, молится, кто не умеет, молчит.

Конечно, более заметны ненормальные реакции, как в церкви заметнее кликуши, а не сосредоточенно молящиеся люди. Ненормально, когда человек на сайте рок-фестиваля «Крылья» восклицает: «Всех не запугаете! Я как ходил на массовые мероприятия, так и буду ходить. В Лужники я сегодня собирался, но вчера выпил многовато пива в Тушино. Поэтому перенесу посещение Лужников на следующие выходные».

Ненормально, что рок-фестиваль не прекратили, якобы для того, чтобы не создавать паники. Впрочем, это логическое продолжение той большой ненормальности, которая уже получила название «отстоя»: режим, при котором люди умоляют не говорить им правды, а если правда прорывается или взрывается, затыкают уши. Там, где люди не хотят правды, воцаряется ложь, туман, в котором ничего уже понять нельзя – где международный терроризм, где сепаратизм, а где просто предвыборные провокации – коммунистами людей уже на напугаешь так, чтобы проголосовали как надо, а взрывами можно.

В Лужники не пришел не только герой, которого «не запугаете», но который, однако, настолько труслив, что свое намерение ответить на террор выпиванием еще одного моря пива, не подписал реальным именем и фамилием. В Лужники на следующий после взрыва день пришло двести человек. Те десятки тысяч людей, которые не пришли – они тоже перепили пива накануне, они испугались или у них больше, чем у властей, оказалось нравственного чувства? Ответ ясен, поскольку сомнения толкуются в пользу подсудимого – и если подсудимым является народ, то его безмолвствование и не питие пива следует толковать как скорбь и воздержание. А так ли это, будет ясно по плодам: если будет очередной взрыв антикавказской истерии, значит, молчание было просто формой похмелья и холопства, а если вырастет число трезвых голосов, значит, молчание было размышлением.

Марина Тарасенко в мэрской газете попрекает горожан, что они не блюдут порядок в своих подъездах, а уповают на городские службы: "Сколько лет нам нужно, чтобы каждый гражданин почувствовал себя хозяином не только своей квартиры, но и подъезда, дома, двора? Когда он поймет, что именно он содержит правооханительные органы, которые обязаны его защищать?" Тирада для вящей солидности вложена в уста анонимному "юристу"(Веч. М-а, 15.5.3). Конечно, тут логика какая-то есть, но какая? и ведь произошел сдвиг - научились воспроизводить буржуазный оборот: я плачу деньги - милиция должна меня защищать - и вдруг: а поэтому я не должен рассчитывать на защиту милиции. Видимо, разгадка в слове "содержит" - "содержит" не как Бог, который держит в руке мир, а как бутылка, которая содержит внутри себя вино. То, что для западной психологии - вне, для нашей - внутри, это "нутряное", это младенчик... Русские властители все - даже Александр III - поразительно инфантильны, лишены достоинства взрослого, это заигравшиеся дети-переростки, которых заботливо содержит дядька-народ, отдавший свою жизнь - не за Христа, за возможность быть бутылкой. И первая заповедь такого народа: "Не лезь в бутылку".

Вадим Самодуров (Вечерняя Москва, 6.5.1999) описывает браки с иностранцами в Москве, девушки готовы выйти и за африканца: "Ну и что, что Африка, главное — отсюда свалить". Ни одно НАТО нас не доведет до такого, до чего мы сами себя довели — как говорил один герой, боязно жить с самим собой.

Василий Яналов. Финно-угорский мир на пороге XXI века. Дружба народов, 1999, №1 обозревает настоящее финно-угров России, в основном крестьян. Республики их бедны, языки хиреют, надеются на поддержку богатых (венгры, финны) родичей, но "хочется верить", что и Россия проявит ответственность.

А.Ахиезер в статье "Мифология насилия в советский период (возможность рецидива)" (ОНИС, №2, 1999) отмечает исключительное место насилия в обществе и сознании советской эпохи: массовое лишение свободы и конфискация имущества. В отличие от гестапо, советская власть конструировала вину человека по архаичному мифологическому сценарию, не по рациональной (хотя бы внешне) парадигме. Ахиезер считает, что эта культура насилия стала возможна благодаря манихейству как идее неизбежности конфликта, борьбы, насилия как имманентном аспекте существования вообще. Дуализм был характерен для народного мышления. Этим мышлением атвор объясняет и опричнину как ответ на попытки реформ (стоит заметить, что и реформы, и опричнина — дело одного и того же субъекта). Конфликтовали с собой манихейство народное, отождествлявшее власть с бесовщиной, и государственное, считавшее еретиками иноверцев и инославных. Консолидация общества осуществлялась через создание образа врага, бесконечно злобного. Конечно, гражданские войны случались и на Западе, но там государство не вмешивалось в микроконфлиты в семье, а в России вмешивалось и было их участником. Крестьян пороли за неподчинение воле отца. Советское государство вернулось дофеодальным ценностям, анархии, которую победили через установление царства террора, манихейскую идею о единстве народа против его врагов.

Юлия Николаева (Аргументы и факты, №19) в статье "Дети на экспорт" объясняет, что на Западе нет сирот, п.ч. нет нежелательных родов, а тех нет потому что есть "грамотное отношение к сексу и контрацепции". Нас пугают случаем, когда американка убила двухлетнего сиротку из России. Но та американка получила полный срок, агентство, которое ей дало ребенка, закрыто. А у нас судили Дм.Карпова, директора семейного детдома, который четыре года избивал и насиловал девочек — признали невменяемым и освободили от уголовного наказания, и, главное - "органы опеки, которые, передав детей на воспитание "невменяемому", 4 года не замечали жестокого обращения, вообще к ответственности не привлекались". Вот кого защищает наша атомная бомба.

Чиновничество

В 1968 году английский сатирик Сирил Паркинсон писал:

"Отождествляясь с государством, монополии превращаются в орудие официальной политики, и в один прекрасный день выясняется: большинство избирателей работают непосредственно на государство. А это меняет всю природу и государства, и общества. Это, по сути дела, означает: государственные служащие будут голосовать за себя, за то, чтобы их как можно дольше никто не трогал. И тогда выбор невелик: либо диктатура, либо полный крах".

История постсоветской России это доказала. Когда число людей, работающих более или менее непосредственно на правительство, достигает определенного уровня, никакие демократические институты не ведут к демократии, а лишь уводят от неё. В реальной жизни выбор между диктаторой и крахом смягчается тем, что страна существует не сама по себе, а среди прочих стран, и её либо поглощают - если её соседи подобны ей самой, хищные и агрессивные, либо ей помогают держаться, подкармливая её прямо (как Северную Корею или Россию в начале 1990-х годов), либо косвенно (как Россию или Саудовскую Аравию в начале 2000-х годов. через высокие цены на нефть).

Если страна совсем обнищала, то её могут даже и не завоёвывать, тогда "крах" не будет какой-то кошмарной катастрофой с гражданской войной - как это в африканских странах, где нищета соседствует с племенным, а не с чиновничьем сознанием, а медленным гниением.

Вольное переложение (мое) английской сатиры (http://www.dictionary.com/search?q=SNAFU%20principle).

Принцип ВПК/ВВД.

Слабое место иерархизма в том, что без искажений могут общаться только равные. Кнут и пряник в равной степени побуждают подчиненного подлаживаться под начальство, в результате чего оное отрывается от реальности и начинает принимать ошибочные решения. Этот принцип "ВПК/ВВД" ("Все Под Контролем/Все В Дерьме") иллюстрирует следующий пример:

В начале был план, а затем была спецификация. И план был составлен нечетко, а спецификация содержала ошибки. И лица исполнителей омрачились, и они сказали поставленному над ними: "Вышла куча дерьма, только пахнет оно куда хуже ста сортиров вместе взятых".

И поставленный над ними сжалился и обратился к начальнику проекта, говоря: "У нас образовалась куча экскрементов, и находиться рядом с ним невозможно из-за вонищи!" И начальник проекта обратился к начальнику института и сказал: "То, что у нас вышло, можно использоваться разве что в качестве удобрения, а пахнет оно невыносимо". И начальник института обратился в министерство и доложил: "Мы получили новый тип удобрений, и нам нужны деньги, чтобы сделать его пахнущим приятно" И министерство направило в правительство отчет, говоря: "Мы разработали удобрение, многократно ускоряющее рост растений земных и цветов полевых".

И премьер-министр выступил с заявлением: "Наши ученые разработали новый тип удобрений, благодаря которому в стране начнется экономический рост". И президент страны взглянул и увидел, что, вот, это хорошо весьма, а кто с этим не согласен, будет замочен в сортире.

И сотрудника, который сообщил журналистам, что вся страна из-за их эксперимента в дерьме, уволили и посадили за разглашение государственной тайны, а журналистов осудили за разглашение тайны коммерческой.

Деградация облика

Истернизация народа особенно ярко проступает во время массовых гуляний. Раневская вздыхала, что она старуха, потому что помнит порядочных людей. Сегодня впору вздыхать тем, кто помнит людей пусть непорядочных, но образованных, с проблесками интеллигентности на лице. И не надо говорить, что ВДНХ - не то место, куда ходят образованные. Процедура наблюдения вполне корректна, потому что наблюдения за составом толпы на ВДНХ я веду по крайней мере с 1969 года. Более того: я периодически веду наблюдения за лицами студентов в нескольких вузах, и там ведь то же самое. Во дворе Бауманки (закрытом для посторонних) лица совершенно такие же, как на пролетарском востоке Москвы. Конечно, отчасти можно предположить мимикрию: образование стараются скрыть, поскольку "слишком умное" выражение лица может привести к порче лица вместе с носителем оного.

Психология советского человека одна у рядовых жителей страны и у тех, кто принимает решения, хотя проявляется она по-разному. При этом противопоставление "мы-они", "слабые-насилующие", "хорошие-плохие" выражено в этой психологии очень ярко, что создаёт в случае номенклатуры несколько комический эффект. Решения, которые принимает элита, она не рассматривает как свои собственные решения, она воспринимает их как чужую волю и готова их критиковать как неудачные чужие решения. Ворчливость, бессильный протест, брюзжание одни у низов и верхов общества. Эту безответственность, перекладывание ответственности с себя на другого, советский фольклор назвал "спихотехникой"; однако, советский человек не решался признаться себе, что и он в пределах своей компетенции несёт эту модель поведения.

У социальных низов это брюзжание было скорее трагическим, а у социальных верхов скорее комическим. Например, в январе 2005 года почти вся политическая элита выступила с критикой решения о замене привилегий денежными (совершенно недостаточными) компенсациями. Решение критиковал и входящий в правительственный список привилегированной номенклатуры, имеющий от правительства бесплатный автотранспорт, бесплатную охрану и т.п. патриарх Алексий II, и даже "Единая Россия", как в тот момент именовалась КПСС (правительственная партия). "Стрелочниками" были назначены представители провинциальной номенклатуры.

Отношения со временем

В журналистике погружённость в будущее отразилась как стремление писать о том, что планируется, а не о том, что реально произошло.

Советский человек сочетает бегство от настоящего в будущее - и не для построения утопии, а для невидения её, построенной - сочетает постоянное гадание о том, что решит начальство далее, с неверием в реальность каких-либо начальственных решений. Он очень любит гадать, но не верит в результаты гаданий и вообще не верит в будущее, не меняет своё поведение в зависимости от знания о будущем.

Так, ещё летом 2004 года правительство объявило, что с 2005 года льготы пенсионерам заменяются выплатой денег. Хотя было очевидно, что денежная компенсация недостаточна, пенсионеры выступили с протестами лишь 11 января 2005 года, когда убедились, что правительство "не шутит". Первые десять дней 2005 года протестов не было, потому что во время зимних праздников пенсионеры не так чувствовали свою ущемлённость.

Эта психология несвободного человека, она отличается от психологии, которая описывается поговоркой "не пили сук, на котором сидишь". У пенсионеров, как и у всех живущих в советской (крипто-советской) России, нет выбора, нет "пилы", они не "сидят на суку", они даже никогда на нём и не сиживали. Правительство проявляет необходимый для выживания минимум рациональности: тратит деньги на содержание армии и полиции, которые могут и готовы усмирить любой бунт.

ГЛАМУР

Гламур есть новое название очень старого явления - славы, блеска, который всегда был символом власти. Своеобразие российского гламура 2000-х годов в том, что в него вошла религия. Был гламур ампира, но ампирного православия не было. Гламуру царя Алексея Михайловича старообрядцы даже противопоставили антигламур, юродство Аввакума (хотя большинство старообрядцев прошлого и сегодняшнего времени остались поклонниками гламура как высшей формы религиозности). Гламурное православие 2000-х годов - часть кремлёвского замысла, хотя сама кремлёвская номенклатура этот гламур не афиширует. Его демонстрирует околокремлевская номенклатура, интеллектуальная обслуга нефтегазовой хунты, - центрами её являются институты, связанные с международными контактами (МГИМО, МИД).

Кремль же сосредоточен на гламуре нацистском, гламуре милитаристском. Возродилось и характерное для подобных режимов противостояние гламурного и серого национализма. Николай II создавал гламурный миф о России, но при этом крайне недолюбливал серый, "охотнорядский" национализм. Недолюбливал и недофинансировал, хотя всё-таки финансировал. Гламурный нацизм Кремля нервно относится к серому нацизму, хотя сам его подкармливал и подкармливает. В религиозной сфере гламурное православие тоже конфликтует с православием серым - православием реакционных интеллектуалов, очень плохо оплачиваемых (это - главное отличие от гламурных православных), очень озлобленных, не умеющим и не желающим прятать свой антисемитизм, очень недружных "заединщиков", разбросанных по сотням мелких вузов и редакций, кормящихся объедками с кремлёвского стола, ворчащихся на хозяина. Когда-то их лидером был Вадим Кожинов, после его смерти первое место по праву досталось Солженицыну. Гламурное православие также ненавидит Запад, как и православие серое, но гламурное православие любит отдыхать на Западе, любит западный быт и по-западному представляет себе комфорт и довольство, брезгливо чураясь "матрёниных дворов", неопрятных не только нравственно (гламур греха не боится), но и физически.

МАГИЗМ: ВЕРА В ЗНАК

Ирина Лесневская: "Не может народ, который имеет такую историю, который прошёл такие войны, битвы, собственные концлагеря, прошёл через истребление народа, интеллигенции, военачальников, стать фашистской Германией 33-го года. Я в это не верю!" Русский нацизм она объясняет просто: "От дикой неустроенности, от глухоты властей" (Новая газета. - 13 нояб. 2006 г. - С. 13). Слово "верю" очень точное. Это дискурс иррациональный, магический. От магизма тут вера в символ: если человек сражался со свастикой, но ему или его детям якобы невозможно увлечься потом свастикой. От магизма тут и вера в царя-жреца, который хороший, только - как в данном случае - "глуховат", неудачно организовал патриотическое движение. Разум же говорит, что именно тот народ, у которого были свои концлагеря похуже нацистских, который истреблял свою интеллигенцию (чего и нацисты не делали), - именно этот народ и должен был прийти к фашизму. И пришёл.

Розанов о революции сказал не только «начальство ушло». Он сказал: «Бог плюнул и задул свечку». Потому что свечку ставили одновременно Богу и себе. Бог задул свечку – но этим не кончилось. С Ленина до Путина Россия пытается изобразить дело так, будто свечка опять горит. Вырезали из полена подобие свечи, раскрасили, нарисовали языки пламени…

НАДЗИРАТЕЛИ ДРУГ ДРУГУ

Буковский, когда его спросили, сколько в России политзаключённых, ответил молниеносно: триста миллионов. Столько жителей было тогда в империи.

Верный вопрос другой: сколько в России доносчиков, стукачей, надзирателей? Ответ был бы точно такой же: триста миллионов. Сегодня - сто сорок миллионов (хотя А.Антонов, заведующий кафедрой демографии МГУ, считает в России всего 120 миллионов; а 20 миллионов - мёртвые души).

Это в восточной Германии тайная политическая полиция вербовала, пронизывала и опутывала. В России после 1938 года специальных пронизываний не надо. Запущенный механизм дрессуры вращается, - власть отлично знает, что нет гена рабства, что свободу надо выпалывать тщательно. Выжившие и выживающие сами следят, чтобы никто "не раскачивал лодку", "был в команде", "проявлял себя как хороший сосед".

Эти синонимы, в нормальном языке обозначающие совместную борьбу за свободу, в новоязе обозначают взаимное предательство. Владелец кафе, решив приманивать интеллектуалов лекциями, безо всяких приказов будет следить, чтобы лекторы не критиковали власть. Раздача грантов, международных поездок, квартирочек, наконец, - вся система пряников и шишек немного изменила форму с советских времён, но сохранила абсолютно военно-коммунистическое содержание.

Коммунальные квартиры не были неизбежным злом. Был другой выход – трущобы. Большевики не по доброте предотвращали появление трущоб. Трущобы это мир замкнутый, неподконтрольный государству. Тут сохраняется приватность, пусть и в уродливом виде, как сохраняет приватность бродяга, скорчившийся на улице. Для того и вышел на улице, для того и бросил дом, чтобы сохранить приватность. Коммуналка – мир взаимной слежки. Социолог Екатерина Герасимова охарактеризовала его словосочетанием «публичная приватность». Разумеется, это «жареный лёд». Как и в армии, в коммуналке – и, шире, в России после 1917 года – нет ни приватности, ни публичности.

Символом этого могут служить два эпизода. Первый – из воспоминаний Светланы Бойм: её мать принимала гостей в Ленинграде накануне войны, причём иностранцев. Сидят в комнате, она рассказывает об Эрмитаже. Вдруг в коридоре грохот падающего тела. Спустя несколько минут из-под двери в комнату просачивается пахучий жёлтый ручеёк.

Ничего подобного, комментировал происшедшее британский историк, не могло произойти в избе русского крестьянина.

Противоположный вариант описывал Александр Верт, английский репортёр. 9 мая 1945 года милиция снисходительно игнорировала молодых людей, которые справляли малую нужду на стену гостиницы «Москва», щедро орошая мостовую.

Нет «публичного» и «приватного» там, где люди отказались от права и прав во имя безопасности, как нет верха и низа в невесомости. Это ярко проявляется в бесцеремонности, с которой современные русские советского типа объявляют всякий текст, помещённый в интернете, «публичным высказыванием», и пытаются щедро полить и обмазать его отходами своей жизнедеятельности. Не надо обманываться: если оставить текст в ящике письменного стола, желтоватый ручеёк просочится и сюда. Поливание других грязью - единственный вид «публичного выступления», который мыслим в такой системе координат.

ПРИНЦИП ИСКЛЮЧЁННОГО ВТОРОГО

Sovok живёт по принципу исключённого второго. Принцип описан Гоголем, точнее, героем "Носа", который хотел бы кофе и булочку, "но знал, что было совершенно невозможно требовать двух вещей разом, ибо Прасковья Осиповна очень не любила таких прихотей".

"Прасковья Осиповна" - это советская власть, от Ленина до Путинедева, власть, родившая нищету (под именем "дефицит") и правившая через перераспределение нищеты.

Sovok прочёл, что литератор написал: "Скорблю о Гитлере", а через месяц - "не очень-то скорблю о погибших при землетрясении на другом конце Земли". Sovok делает вывод, что литератор - нацист и бесчувственное бревно. Что можно скорбеть о Гитлере и о жертвах Гитлера, что скорбь о Гитлере может отличаться от скорби по родной матери, а скорбь о тех, о ком прочёл в газете, не может не быть слабее скорби о собствённом котёнке, упавшем с балкона и т.п., - это для Sovok'а непредставимо. Он живёт даже не в двумерном, а в одномерном мире, бегает по прямой как шарик пустоты в столярном уровне.

Естественно, настоящий мир - мир оттенков, метафор, мир живой, полнокровной речи - представляется совковой психике кривым, предательски ненадёжным, а то и просто предательским, идиотским, неудобным. Для принципа исключённого второго не может быть альтернатив, выборов, дискуссий. Либо ты голосуешь за имярека, либо ты предатель России. Требовать дискуссий и учёта оттенков - недопустимая прихоть.

Это даже не следствие революции. Такая психика породила революцию - это была психика самодержавных sovok'ов, автократической номенклатуры и порождённой ею номенклатуры пост-революционной.

ЛОЯЛЬНОСТЬ ПРОТИВ СОЛИДАРНОСТИ

История с оскорблениями памяти о.Александра Меня - и терпеливым, мягко говоря, отношением к этим оскорблениям - показывает одну характерную черту русской жизни. Это - отсутствие солидарности. В целом, "меневцы" - именно как определённая, сознающая себя целым группа - предпочли уйти от конфликта с критиками Меня, предпочли не солидаризироваться с теми друзьями и учениками Меня, которые оказались в конфликте с властью (Якунин, Крекшин, Багин и др.).

Оправдания хорошо известны. "Не нашего ума дела". "Плетью обуха не перешибёшь". "Моя хата с краю". "Худой мир лучше доброй ссоры". Все эти лозунги абсолютно верны - особенно насчёт мира. Вопрос в том, с кем решает человек жить мирно - а кого исключает. Мирно жить с лагерным охранником, дистанцируясь от лагерных диссидентов, - стратегия, помогающая выжить человеку в лагере, помогающая выжить лагерной системе. Только вот общество подобная стратегия разлагает, общество подменяется концлагерем.

"Меневцы" в данном случае не какие-то уроды, они как раз типичны. Солидарность, которая вполне существовала до революции во всех социальных группах России, вытеснена в результате советской жизни лояльностью. Солидарность - горизонтальное свойство, лояльность - вертикальное. Солидарность отсутствует во всех социальных группах, у людей самых разных ориентаций. Группы и образуются не по признаку солидарности, а по самым разным, но случайным признакам. Ростки солидарности, безусловно, пробиваются постоянно - ведь солидарность естественна для человека. Однако, солидарность оказывается не солидной. Она либо превращается в кружковщину - солидарность исключительно "против", нетворческую, либо рассыпается под давлением всё той же власти. Отсутствует такое важное условие солидарности как свобода - экономическая и политическая. Однако, в Польше "Солидарность" тоже появилась не в слишком свободных условиях - хотя и более свободных, чем в России. Эта "большая свобода" проявлялась в том, что поляки не боялись помогать тем, кого травила власть - обычно неявно, но всё же помогали. В России не только не помогали и не помогают, но присоединяются к травле со стороны власти или, как минимум, демонстрируют присоединение. В результате отсутствует то, что власть квалифицирует как "подполье", но что разумнее сравнить с подземными водами или с кровеносными сосудами у человека, где основная масса жидкости прокачивается через мельчайшие каналы.

Миллиарды капель воды под землёй сливаются в солидарные ручейки и потоки, которые и питают колодцы, реки, моря. Вот это невидимая солидарность и есть основа жизни, порождает солидарность демонстративную, явную, а отсутствие такой солидарности приводит к опустыванию общества.

Ничто так не противоположно солидарности как жалость. Даже лакейство может быть соединено с солидарностью лакеев, но тот, кто предлагает жалость вместо единства - разрушает единство. Поэтому милостыня, которой исчерпывается взаимопомощь в архаических культурах ("восточных", включая и современную Россию), не выше, а бесчеловечнее солидарности, реализуемой в демократических процедурах социального обеспечения. Милостыня может быть более личной, чем социальное пособие (хотя чаще милостыня вполне безлична), но милостыня менее уважительна к достоинству берущего как равного достоинству дающего. К сожалению, в Церкви до сих пор выше ставят милостыню, - она становится одной из масок патернализма, системы же "автоматизированных" пособий опасаются, как предоставляющей слишком много свободы нуждающимся и слишком мало власти дающим.

ИЛЛЮЗОРНОСТЬ

Анна Политковская подаёт как сенсацию приказ МВД, повелевающий "уничтожать преступников" - тех, кто посмеет идти на демонстрацию к мэрии или сельсовету (Политковская А. "В случае сопротивления - уничтожить" // Новая газета, 19 мая 2005 г., приказ №870 от 10.9.2002 г.). Но кошмар не то, что власть готова уничтожать демонстрантов, а то, что человек, владеющий даром слова, обесценивает его, восклицая: "В администрации всего лишь люди, нанятые нами, обществом". Ложь, ложь и ложь! Никто не нанимал ни Путина, ни Грызлова, подписавшего приказ. Никто не нанимал Ельцина. Выбирали меньшее зло - вот и получили зло. Все эти годы образованные и необразованные жители России вызывали диктатуру - и получили диктатуру. Да та же Политковская обличала инаковерующих в середине 1990-х, и теперь не замечена среди борцов за свободу совести, печётся о том, чтобы побольше заплатили денег за "командировки в Чечню" тем же "милиционерам". Да в этом же номере "Новой" - поливание грязью Украины. Сугубо холопская черта: я так верно барину служил, любые гадости по его приказу делал, жену ему в спальню привёл, а он в меня сапогом бросил! И, наверное, холопское самоупоение: о, я барина обругал! Поднялись на демонстрации, когда власть запустила свои окровавленные руки в их кошельки. Чеченцев убивать можно, баптистов давить можно, моего собственного ребенка отдавать военным на пытки можно - только нельзя меня бесплатного проезда в электричке лишать!

ФИКТИВНОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

Cоциологические опросы показывают, что Путина "поддерживает большинство". Доверять результатам этих опросов не приходится не только потому, что вопросы в них ставятся некорректно, но и потому, что социология как исследовательский инструмент создана для общества, для свободного общества, а не для того, что налицо в России. "Поддержка Путина" есть не поддержка свободными людьми свободно избранного президента, а поддержка солдатами назначенного им генерала. Точно так же жители России поддержали бы и царя Гороха, и Кирсана Илюмжинова, если бы их посадили им на шею. Это нормальный результат жажды жизни у людей, которые не верят в свои силы. На флоте был обычай: когда приезжает адмирал инспектировать корабль, то он прежде всего просил удалиться офицеров, включая капитана, после чего опрашивал матросов. В современной России настоящий замер общественного мнения (а не мнения запуганных и тёмных людей) возможен только после удаления тех, об отношении к кому опрашивают. Социологические опросы, если бы их проводили в Смуту, показали, как последовательно и быстро москвичи становились лояльны к очередному хозяину Кремля.

ПАРАНОИДАЛЬНОСТЬ

Мечтательность HS отражает его гордыню, а у гордыни есть неизбежное следствие: уныние от того, что гордыня наталкивается на сопротивление среды. Человек начинает активно бояться будущего. Он уже как бы пережил будущее мученичество - это служит ему доказательством истинности своей идеи. Что мученичество - воображаемое, что пока что не его мучают, а он мучает, человек не замечает.

Александр Никонов, московский журналист, атеист, автор книги "Подкравшийся незаметно" (пародия на Евангелие). "Нас, атеистов, всячески чморят и преследуют. Скоро уже не только в творчестве, но и в быту шагу не сделаешь. Процесс идет очень быстро. Сегодня громят выставку в Сахаровском центре, завтра будут спрашивать: верю ли я так крепко, как необходимо, или просто прикидываю верующим. Это угроза сродни фашистской. Концлагеря в Германии ведь тоже начинались с бытового антисемитизма. ... Скоро и у нас в кафе будут писать: атеистам вход воспрещен" (Никонов А. Легко ли быть атеистом? // Независимая газета. - 1 апр. 23004 г).

Пассивность

Бомба в одно воронку дважды не падает. Из той же серии образ блуждания по пустыне - мол, не более сорока лет; образ отталкивания от дна - якобы, опустившись до кошмара, обязательно всплывем (Атлантида могла бы многое ответить таким утешителям). Что бомба в одну воронку не падает - суеверие даже на фронте. Большинство же несчастий причиняются не случайными стечениями обстоятельств, а вполне намеренными поступками. Иначе можно было бы утверждать, что "сантехник пьяным в одну квартиру дважды не приходит" или даже "генсеком КПСС два раза подряд коммуниста не выбирают". Образы выбирают из какого-то параноидального ряда: Россия то воронка, то пустыня, то дно.

КОЕ-КАКЕРСТВО

Жена купила летнюю обувку, наподобие кроссовок, только полегче. Очень хорошо сели на ногу, как крылышки у Гермеса. Одна беда: еще при покупке молния сломалась, но продавщица извинилась, объяснила, что молнию поставили почему-то от куртки, и предложила еще убавить цену (они и так стоили гроши), поклявшись, что в любой мастерской заменят без труда и недорого. Купили и отнесли в мастерскую. Действительно, запросили совсем недорого, только сделали через две недели, объяснив, что сперва день рождения у мастера - неделю гуляет, а потом день рождения приемщицы - еще неделю все гуляют. Но через две недели торжественно вручили, причем подчеркнули, что в такие замечательные ботиночки грех ставить грубую обувную молнию, так что они поставили - нет, не от куртки, а еще лучше - брючную, нежную и восхитительную. Вот уже вторую неделю жена ходит и не нарадуется. Юпитер и Перун отдыхают: советские люди - повелители молний. Голь на выдумки хитра. Только сколько ни хитри, голь остается голью именно потому, что хитрит.

КОЛЛЕКТИВИЗМ

Психолог Леонид Кроль о господствующем в официозе гламуре: возводит его к Сталину, которого считает аутистом. Впрочем, описывает он, увы, не такую уж редкую патологию: человек с детства лишён детства, не воспринял (а и не давали) смысла, копирует формы бездумно. Сталин ни во что не умел играть - "Как научиться без игр, без проб, без возможных ошибок? Повышенная серьёзность скрывала растерянность". Окружающие казались ему ничтожным фоном - и не только люди, но и вещи. Человек без быта возвышает себя за счёт быта. Сегодня правители "не столько говорят, сколько ритуально произносят. Губы отдельно, глаза отдельно, а мимика и вообще не включается". Зритель, слушатель - лишний. "Каждый лишний", кроме Одного. Стремление к незаметности - тут гламур уже не западный, а именно российский, давящий, а не подымающий. "Всё, что вырастает немножко в другую сторону, уж не говоря о том, что растёт выше, - выпалывается.

"Мы наблюдаем сегодня возвращение коммуналки, Косые взгляды, огораживания "машиномест" во дворе. Садизм эвакуаторов, объявление аварийными старых домов в центре и выселение жителей ради застройки дорогим жильём, обирание всех, кого можно, патрулями милици - "старшими по квартире". О чём мечтали жители коммунальной квартиры? О светлом будущем, о том, чтобы освободилась комната в этой коммунальной квартире и её бы можно было занять. И сегодня - чтоб выгнали с рынков этих, а тем не разрешили въезд в Москву. Это всё признаки психологии коммуналки. Правят люди из 80-х. Они пришли из подворотни, выбились, а теперь возвращаются в привычное. И всех ведут в подворотню и коммуналку. А что на манжетах записаны счета в швейцарских банках и под каким-то камнем ключ от виллы - дела не меняет. ... Депрессивное марево, в котором плывут некие облака-призывы. ... Программа "Время" беспрерывно говорит нам о том, как всё налаживается. Чем это отличалось от 80-х? Там тоже беспрерывно всё налаживалось... Производились некие жесты, которые имитировали нам виртуальный эквивалент какой-то реальности. Никто даже не ждал, что эти жесты будут подкреплены реальными действиями. Никто и не ждёт. Люди ушли в норки" (Новая газета. 12.2.2007. С. 16-17).

Психологически точное описание "совка" и его очередного воплощения. Но что такое "коммуналка"? Это армия, которая сбежала с внешнего фронта и набросилась на "буржуя". Коммунальная квартира - всегда чужая квартира, живущий в ней знает, что квартиру может в любой момент отобрать более подлый подлец. Настоящих хозяев выбивают тщательно, но конкурента из своей среды так просто не вычислишь и не выбьешь. Безусловно, в этой среде ("обществом" такое скопление людей не является) возможно существование совестливое, не в смысле "премудрого пескаря" (никого не обижаю, раковым больным денежку подаю), а совестливое в подлинном, метафизическом смысле. Главный враг такой совестливости - не откровенная бессовестность гламура из университета и номенклатуры из подворотни, а псевдо-совестливость, "советское православие", "советские интеллектуалы".

Борис Дубин, специалист по общественному мнению:

"Сам термин «общественное мнение» пришел к нам из стран, где существует независимое от государства гражданское общество, в котором есть группы с общими интересами и есть формы выражения этих интересов и влияния на структуры власти на всех этажах. В России ничего этого нет. Все тело социума пронизано структурами государства, исполнительной власти и номенклатуры" (Дубин Б. Страна между прошлым и будущим // Политический журнал. - 17 апр. 2006 г. - С. 23).

Дубин отмечает, что "государство и не заинтересовано в существовании гражданского общества". Ещё бы - ведь речь идёт о государстве средневекового типа, тоталитарном, которому гражданское общество как нож острый. И в тех странах, где гражданское общество есть, оно появилось не благодаря государству, а вопреки.

Образованное сословие - сословие подучившихся холуёв, если не хуже:

"Если простой народ убежден в том, что «в Америке нет ничего хорошего», то российская интеллигенция презирает ее за «бездуховность». При этом как-то забывают, что в США и университетов, и библиотек, и лауреатов Нобелевской премии больше, чем в высокодуховной России ... Интеллектуалов-профессионалов появилось немного, социально и морально ответственных людей, способных выйти за пределы собственных интересов, вообще нет. Убогий у нас социальный театр. Он стал даже еще примитивнее, чем был в советские времена" (Дубин).

Токийский профессор Шигеки Хакамада, сравнивая Европу, Россию и Японию, сказал, что "европейское общество - это общество кирпича. Каждый кирпич - индивид, которому присуще внутреннее чувство ориентации и оценки. Из таких кирпичей и построены здания европейских наций. Русское общество - общество песка: ему нельзя придать нужную форму ез соответствующей рамки. И царизм, и большевизм были такими рамками, а религия и идеология служили цементом. Сейчас у России, по его словам, нет ни рамки, ни цемента. Японское же общество - общество глины: его отличает большее внутреннее единство, более тесные связи между людьми, более деликатные человеческие отношения" (Пушков А. Страна глины и страна песка. // Московские новости. 26.3.1995. С. 13).

А.Альтер ("Новое время", №25, 2003) квалифирует как "новую форму коллективизма" ток-шоу, напоминающие ему "вчерашние советские партсобрания, где вот точно так же косточки перемывали" (С. 2). Западные ток-шое, попадая в Россию, становятся элементом иной системы: из средства преодоления индивидуализма они превращаются в средство упрочения коллективизма.

На издании романа Клода Тилье "Мой дядя Бенжамен" в издании 1937 года на последней странице пропечатано: "Читатель! Сообщите ваш отзыв об этой книге, указав Ваш возраст, профессию, где работаете и адрес. Государственному издательству "Художественная литература" (массовый сектор)".

Сегодня в России (и только в России) эту традицию продолжают многие интернет-свалки, предлагающие оценить (по пятибалльной системе) Гомера и Пушкина, Библию и Шекспира. Только если в 1937-м году большевики просили сопровождать донос подписью, теперь принимают только анонимки. Вполне возможно, что интернет-хамство обосновывается его носителями как "интерактивность". Но "интерактивность" неотделима от свободы и чувства собственного достоинства. Среди холопов возможна лишь сплетня, а не обмен информацией. Откуда взялось это холопство? Рабский дух всегда лишь продолжение духа рабовладельческого. Творчество оборачивается доносительством, когда личность оборачивают в коллектив, когда прогресс полагают достижимым лишь через совместное усилие - а "совместное" и означает: оцени Шекспира. подредактируй Толстого. Что в принципе нормально, всякий читатель есть со-творец. Но норма именно в том, чтобы самому оценивать, а не в том, чтобы писать "государственному издательству" с требованиями, предложениями, оценками. Оценка - как ребёнок. Есть у тебя ребёнок? Воспитывай его сам, а не бросай Молоху.

Нарком просвещения Вл.Филиппов пришел на молодежный конкурс рефератов и заявил, что вот - работа, занявшая на конкурсе третье место, получит, однако, "грант" - ну, нарком имел в виду премию - 6,5 тысяч долларов. Просто по благодати - премия такая нигде не объявлялась, а вот нарком со своего плеча (из денег якобы нищего министерства) жалует тебя... За что? Автор, Сергей Денисов, студент инстута проблем управления, проанализировал "сорок факторов, которые характеризуют российское образование" и сделал вывод: "Самоуправление до добра нашего образование не доведет. Ему требуется твердая рука Минобразования и Правительства России" (Российская газета. 23.7.3).

13 марта 2003 г. исполнилось девяносто лет Сергею Михалкову, трижды лауреату Сталинской премии, соавтору трех государственных гимнов и автору многих детских стихотворений. Человек талантливый: талант не в том, чтобы воздерживаться от гадостей, вообще не в воздержании, не в том, чтобы ничего не делать. Талант в том, чтобы не блокировать рвущуюся из души правду. И когда Михалков писал: «"Где наш отец?" - выспрашивал упрямо Сын-Червячок у Мамы-Червяка. "Он на рыбалке!" - отвечала Мама... Как Полуправда к Истине близка!» - он писал чистую правду: человек чувствовал себя на крючке, человек был на крючке, человек не сомневался в том, что крючок – это навсегда. От этой жизни на крючке Михалков ушел в абсурд. «А у нас сегодня кошка родила вчера котят» - это не подделывание под логику ребенка, это подлинное мироощущение всякого советского человека: сегодня есть вечное вчера, завтра не будет никогда. А ведь есть еще «синий-синий презеленый красный шар» - гениальное пророчество о том, во что превратится красная Россия. Фома, который не верит, что его съел крокодил – и крокодил действительно не ел Фому, хотя автор, подмигивая, провозглашает обратное – абсолютно абсурдистское кольцо Мебиуса, в котором вера и неверие плавно перетекают друг в друга. В нормальном мире Фома не веровал в воскресение – советский человек был и остается Фомой, не верующим в распятие, хотя сам был распят – на крючке, но все-таки распят. И если, с одной стороны, несколько странно возглашать многие лета распятому на крючке полуправды человеку, то, с другой стороны, если человек не верит, что он на крючке, наслаждается крючком и хвалится им, так приходится идти навстречу: многая лета! Пусть завтра опять будет сегодняшнее вчера, Сергей Владимирович, хотя, откровенно говоря, есть и более привлекательные – даже в девяносто, и именно в девяносто лет – варианты.

Евгения Пищикова: нынешнее воплощение советского типа - БПР: "белый, православный, русский". "Неплохо звучит: "Прёт, как БПР" (Пищикова Е. Тюнинг свободы // Новая газета. - 18.4.2005. - С. 15). Свобода по-прежнему ассоциируется с пенсией (опрос Левады): "Для нашего общества идеально свободный человек - это холостой удачливый фарцовщик, живущий в золотом 1980 году". Определения свободного человека: "У кого пистолет за пазухой, толстый кошелёк и открытая виза в Америку". "Совершенно свободный человек - это нищий, не имеющий семьи и близких". На Западе бродяги часто ищут именно свободы, но там это исключения, а большинство считает себя свободными благодаря наличию дома, семьи, детей, работы. Россия - страна бездомных, которые стали хозяевами дома, страна женатых холостяков и замужних нимфеток, вкалывающих до седьмого пота лодырей. По опросу максимальный доход на душу - 500 долларов, получающие больше стесняются об этом заявлять.

Ада Баскина (Изв., 10.10.3) о том, как она объясняла американке, что жизнь полосатая как зебра, и такова позиция всех народов. Американка: "Нет, у американцев это не так. Мы считаем, что радость - это норма, а горе - патология. Его стыдятся. С ним борются. Стараются быстрее преодолеть и забыть. Неприятности - это как болезнь. Причем болезнь стыдная". Не оценивая американской позиции (ее слабые стороны американцы знают, о них все время пишет Филип Енси, протестант, вполне по-православному анализирующий проблему страдания), отмечу, что позиция "зебры", внешне кажущаяся христианской и даже особо православно-русской, есть всего лишь элементарный языческий дуализм, вера в двух божков, белого и черного.

ЛИБЕРАЛИЗМ БЕЗ ЛИБЕРАЛИЗМА

"Либералами" считаются те начальники, которые решаются на либеральную демагогию, но не настоящие либералы:

Борис Макаренко, "первый заместитель генерального директора Центра политических технологий" говорит о выборах 1996 года: "Тогдашние либералы - отнесём к ним Чубайса ... вместе с олигархами" (Политический журнал. - 1 авг. 2005 г. - С. 4). Андропова в диссиденты "относили".

ПРИДВОРНЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ

Интервью Алексея Венедиктова, руководителя "Эха Москвы" (Большой город. 19 июля 2006 г. - С. 4). После того, как окончительно удавились "Московские новости", эта радиостанция осталась последним прибежищем казённых либералов. Действует та же логика, что и в политике: чтобы понравиться, не обязательно быть красивым, достаточно нанять урода, который бы стоял рядом с тобой. Горбачёв держал при себе Жириновского, Ельцин - Зюганова, Путин - тоже Зюганова. Венедиктов и его команда отлично смотрятся на фоне Проханова, Леонтьева, Киселёва и Доренко. Серость боится света больше, чем тьмы. Придворные либералы, очень точно чувствующие, насколько далеко можно зайти в своей критике, и разделяющие мироощущение и миропонимание власти в основных пунктах - отличная опора режима. Простой пример: религиозной свободы казённые либералы боятся также, как казённые антилибералы. И политической свободы эти "либералы" страшно боятся, и будут мешать ей своим цинизмом, подбором участников и пр. Потому что при свободе появятся действительно свободные радиостанции и журналисты, с которыми они уже не смогут соревноваться.

Кто-то сравнивал диссидентов со вшами - мол, без волос им делать будет нечего. Неверно! Диссидент только и хочет, чтобы не было диктатуры, чтобы от политики он мог вернуться в лабораторию или к письменному сталу. "Вши" - это недодиссиденты, это придворные фрондёры, которым при свободе, действительно, делать будет нечего, и которые прилично смотрятся лишь на диктатуре. Конечно, такие фрондёры нуждаются в особой диктатуре, которая согласна терпеть фронду, в короле, который терпит шутов - ради такого короля эти фрондёры и боролись за Горбачёва против Жириновского и за Ельцина против Зюганова.

ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ К ЛУБЯНКЕ

12.9.1999 Новости 4 канала показывают (оговаривая, что не в первый раз) как в Чечне казнят "демонстративно" заложников — некто в маске на лужайке рубит голову человеку. Показывают, как "издеваются над заложниками" — камера крупно выхватывает человека с лицом "кавказской национальности", в которого тычут железкой. Глашатай чекистов Александр Зданович (ЦОС ФСБ) комментирует: чеченцы торгуют заложниками, вырученными деньгами оплачивают тех, кто воюет в Дагестане. Чекисты-де установили, что рубил голову чеченец из Улус-Мартана, который потом воевал в Дагестане и тут был якобы убит. Чекист говорит, что "и Бог, и Аллах" будут рады, если он убит, потому что он не человек, а выродок. Стыдно четвертому каналу, что вместо информации, причем проверенной, он подает пропаганду чекистов. Внутренне эта пропаганда нелогична: если заложниками торгуют, зачем им рубят головы? И неужели за деньги можно сражаться лучше, чем наши сражаются в Дагестане с чеченцами? И как это наши чекисты, прозевавшие вторжение чеченцев в Дагестан, сумели вычислить человека в маске и проследить весь его путь? Что интересно, Зданович очень похож на Путина — худой, с такой же безжизненностью лица. При Брежневе появилось масса чиновников с квадратным лицом и толстыми бровями, при Горбачеве вдруг начали появляться круглоголовые. Тоталитарная система тем и отличается от демократии, что основывается не на абстракциях вроде права и закона, а на физиологии, на знаках, поэтому любит формы и внешнее сходство ценит более внутреннего.

"Новая газета" (1.3.1999) опубликовала статью Александра Минкина в защиту КГБ от нападок (многие газеты и журналы возмущались тем, что бывшие чекисты заняли ключевые посты в государстве). Первый довод Минкина: "Загонял ли Примаков иголки под ногти академику Сахарову, травил ли Солженицына?" Ответ: и Геббельс никому иголки под ногти не загонял, а Солженицына Примаков если не травил (что возможно, поскольку чином он уже тогда был слишком высок), то лишь потому, что не было приказа, а распорядились бы — стал бы травить. Второй довод: "А по мне, лучше генерал КГБ, чем агент МВФ. Согласитесь, что, когда речь идет о генерале КГБ, есть надежда, что он действует в интересах России". Нет, нет такой надежды, как нет и оснований для упертого антизападничества. Довод третий: "Почему бы нам не отнестись к своим хотя бы с той же справедливостью, с которой мы относимся к немцам? Ведь у немцев-то мы четко различаем гестапо, разведку, СС, а своих валим в одну кучу". Что ж, и немцы напрасно делали козла отпущения из СС, обеляя вермахт (правда, последние годы стали относиться к этому трезвее и в Германии), а у нас тем более — ЧК так пронизала общество, как СС и не снилось. Довод четвертый: Примаков так же нужен, как бывшие чекисты, которые теперь работают охранниками, в том числе и в редакции "Новой газеты". Но ведь и работа премьера требует других навыков, нежели работа сторожем, да и охранять редакцию газеты — тоже чисто отечественная придурка. Довод пятый: критики КГБ действуют "по приказу сильных мира сего (или соседнего)". Чисто гебистская логика — если правду говорят из-за бугра, она якобы перестает быть правдой. Довод шестой: "Есть люди, сделавшие уничтожение КГБ своей профессией. То есть они живут не столько этой борьбой, сколько за счет этой борьбы". Минкин начинает с призыва отделить КГБ от внешней разведки и травить лишь КГБ, а заканчивает призывом не травить КГБ за деньги. А бесплатно — разрешите? Довод седьмой: многие чекисты были репрессированы по ложным обвинениям. Защищает Судоплатова, он мол, напрасно был посажен по ложному обвинению. Верно, но почему Минкин не вспоминает, что Судоплатов организовывал вполне реальные расправы с Михоэлсом и другими невинными людьми? А ведь знает. Довод восьмой: Судоплатов якобы лишь с фашизмом боролся. "Ветераны спецслужб, ветераны партизанского движения, отправившие на тот свет тысячи фашистов, - все те, кто провожал Судоплатова в последний путь, начисто отрезаны от тех, кто машет на фашистов сумочками в Доме кино. Почему противники фашизма не вместе?" Да потому, что чекисты не с фашистами воевали, а сажали партизан, воевавших с фашистами. В 1990 году Минкин писал вернее: "В 1945-м победили не мы. Не народ. Не страна. Победил Сталин и сталинизм ... Победивших антифашистов погнали на каторгу в вечную мерзлоту ... Лучше бы фашистская Германия в 1945 победила СССР" ("Страна и мир", 1990, №55, с. 69). Что могло вызвать такую радикальную перемену — вопрос слишком деликатный, да и не существенный. Могли купить, могли запугать, могли растлить, а мог и сам человек возжелать сильной руки. Минкин спекулирует на единственном пункте, где он прав: что Чубайс и Гайдар не лучше Примакова и прочих.

ОВЦС в январе 2002 года заявил, что москвичи за преподавание православия в школе (http://www.russian-orthodox-church.org.ru/nr204161.htm). 59% взрослых москвичей в той или иной степени поддерживают введение в программы средних школ России предмета "Закон Божий", 21% не поддерживают. 15% жителей столицы относятся к этому вопросу безразлично, а 5% не имеют на этот счет своего мнения. По сообщению агентства "Интерфакс" опрос проводили социологи Группы компаний Monitoring.ru в начале апреля. Было опрошено
600 взрослых москвичей, проживающих во всех административных округах столицы.

Конечно, опрос из 600 москвичей - довольно странная выборка. Впрочем, "Мониторинг.ру" - не ВЦИОМ. Смотрим, откуда растут ноги у этой социологии, которая показывает такие странные вещи (ведь любой москвич понимает, что большинство его знакомых против преподавания Закона Божия). Руководитель агентства - Анд. Вл. Милехин, из московского педа, сообщает о себе:

"Так получилось, что на заре перестройки - это было в 89 году - я со своей научно-исследовательской, педагогической деятельности ушел на госслужбу. Я думал, что это надолго - вы помните это время, был некий энтузиазм, казалось, что все произойдет очень быстро и, в общем-то, что делать вполне ясно. Я ушел на службу в КГБ, более того, я ушел в пятый отдел - "по защите конституционного устройства". Я, помню, шел, понимая, что приобщаюсь к какой-то очень большой тайне. Первое, что я сделал, когда приехал в Академию - а будучи уже преподавателем и, наверно, чуть мудрее своих коллег, - я пошел в библиотеку. Первый шок для меня был, когда я там ничего не нашел. Естественно, я смотрел то, что для меня было интересно профессионально - как психологу, как социологу; мне казалось, ну уж там-то этого много. Ничего. Второй шок - когда нас очень долго готовили, и после всех многочисленных расписок нам доверили, наверно, одну из самых главных тайн, которая тогда была - это структура КГБ СССР. Но через год брошюрки с этой структурой бабушками в метро продавались. Тогда это было с таким антуражем подано - помещение, проверка, нет ли здесь не подписавшихся или посторонних, задвинутые шторы…".

Классическая чекистская апология, где есть много всего, кроме нравственной оценки своего, личного поступка. Милехин регулярно проводит "опросы" об отношении людей к Лубянке - получаются очень благоприятные для ЧК: и во власть чекисты должны идти, и с терроризмом должны бороться, и большинство населения Лубянку одобряет. "Большинством" Милехин при этом считает 42% населения. 39% от ответа уклонились (ясно, что эти проценты боятся Лубянки, ненавидят ее), 19% сказали, что ненавидят.

Тот же Милехин в 1999 г. давал очень приятные для ЧК анализы: мол, большинство населения препочитает программы Доренко и Чубайса, а вот Киселева и Явлинского не любят http://www.ng.ru/politics/1999-12-09/3_ovr.html. Чекистская социология - аж закачаешься.

Среди партнеров Милехина - правительство, мэрия Москвы.

Тайная политическая полиция создала и поддерживала миф о том, что она была почти полностью уничтожена, сделана неработоспособной, пала жертвой реформ и предательства.

Реально никакие бумажные переименования ничего не изменяли в жизни знаменитой организации Дзержинского. Просто тайная политическая полиция настолько не привыкла хотя бы к малейшему сопротивлению своих подопечных, что события 1991 года восприняла с повышенной тревожностью. Тревожность эта была, однако, показной. Приход к власти человека с Лубянки в 1999 году был подготовлен логикой событий с 1992 года. Все эти годы чекисты активно занимались бизнесом и политикой.

Александр Бушков, популярный ныне автор романов-фэнтези постсоветского типа: космический гебист-спецназовец крушит все вокруг себя, поносит д'Артаньяна и отмечает, что более всего гордится "почетной грамотой ФСБ" (Алекандр Бушков. Д'Артаньян был порядочной сволочью. // Аргументы и факты, №37, 2002, с. 20). Ну, как говорится, кто как обзывается...

Статья к юбилею Дзержинского (нашли что отмечать на первой полосе!) в "Известиях" 12.9.2 начинается словами: "Что вы цените больше - свободу или личную безопасность?" Как будто Дзержинский был сильно озабочен тем либо другим. Не говоря уже о том, что дилемма - софистическая, Дзержинский сражался не за свободу, а за социальную справедливость, социальную революцию. И уж менее всего он думал о том, что его ведомство переименуют в контору государственной безопасности.

Кто готов пожертвовать свободой ради личной безопасности, лишается личной безопасности - а свободы у него и не было, иначе бы он с ней не расставался так легко. Ведь свободу надо пожертвовать кому-то. А всякий, кому мы уступаем нашу свободу, защищает не нашу личную безопасность, а - свою, только называет это "коллективной безопасностью", "государственной безопасностью". Поэтому-то Лубянка и взорвала, вполне вероятно, дома в Москве (во всяком случае, нравственно и логически она на это способна), что ведь исповедует принцип необходимости жертвовать личной безопасностью некоторых ради государственной безопасности.

В статье о Дзержинском милая деталь: он пошел в революцию, возмущенный трагедией Крожи в Литве, где казнили греко-католиков, отказавшихся переходить в "православие". Тогда в 1894 г. он "вместе с кучкой ровесников дал клятву бороться со злом до последнего издыхания" (цитата из его письма). Что ж - он, действительно, очень многим приблизил это самое издыхание.

Генерал Юрий Кобаладзе хвалит Дзержинского, но против возвращения памятника ему: мол, это сочтут знаком возвращения тоталитаризма. Осторожные стали: пусть тоталитаризм возвращается без знаков или, по меньшей мере, без слишком большого числа знаков. Доску Андропову - да. Памятник Феликсу - чуть погодя.

Самый молодой профессор кафедры психологии МГУ Дм. Леонтьев, директор ин-та экзистенциальной психологии, который он сам и создал год назад (Новая газета, февраль 2003): нельзя выносить суждения о человеке на основании того, что он чекист. "Это то же самое, что говорить о человеке: ага, он чеченец, значит... Личность не сводится к анкетным данным".

СОВОК И ДИССИДЕНТ

Совок и диссидент – антонимы. Это не означает, что одно не может существовать без другого, хотя совок тщится доказать именно это.

Совок не особый человеческий тип. Вагон метро останавливается на станции, двери открываются, снаружи к ним подходит человек и становится так, что выйти невозможно.

Это – ещё не совок. Это всюду бывает, где есть метро. В Лондоне специальные плакаты вешают с изображением такой ситуации и соответствующим комментарием.

Человек, который хочет выйти из вагона, говорит: «Извините!» и наклоняется телом так, чтобы не было сомнений – он выходит. Загородивший выход может недовольно повернуться вбок – чуть-чуть, чтобы желающий выйти мог проскользнуть, втянув живот, лопытки и всё прочее.

Это – тоже ещё не совок. Это просто плохое воспитание.

Совок – когда загородивший выход орёт: «Куда прёшь!» и начинает входить.

Вы пытаетесь выйти? Вы нормальный человек, не бойтесь, вы не диссидент.

Вы начинаете говорить – что угодно, от «извините» ещё раз до указаний на свой возраст, пол, правила метрополитена? Всё – вы диссидент.

Диссидент – не всякий, кто страдает от совка (совок и сам от себя страдает). Диссидент не всякий, кто сопротивляется совку (диссидент может и не сопротивляться, таких совок особенно не любит). Диссидент тот, кто осмеливается говорить – то есть, осмеливается проявить главное свойство человека.

"ЕВРОПЕЙСКОСТЬ"

"Европейскость" - или "европеизм" - довольно своеобразное свойство. Теоретически это сочетание индивидуализма и рационализма. Практически это ничто. Потому что индивидуализм и рационализм сами по себе - всего лишь скелет или, точнее, тазобедренные кости. Даже не позвоночник! Поэтому может быть индивидуалист и рационалист - совершенно бесхребетная личность, подлец и палач. А может быть - святой, мистик, священник. Конечно, при прочих равных условиях лучше индивидуалист и рационалист, чем истеричный коллективист. Только вот равных условий никогда не бывает. Не национализм, а европейскость - последнее прибежище негодяев и просто слабых духом людей. Такие "европейцы" служили Николаю II и служили Гитлеру, теперь служат Путину.

АПОЛИТИЧНОСТЬ

Михаил Калужский разыгрывает с друзьями пьесы, объясняя это желанием сбежать от дейстительности. Интересоваться политикой "теперь так же глупо, как погодой. Повлиять на неё можно только при помощи кондиционера или зонтика; не нравится жара - поезжай в Исландию, слишком холодно - грейся где-нибудь в Гоа. Или просто не выходи на улицу" (Большой город. 19 июля 2006 г. - С. 4). Трусливо, подло и лживо (ведь политикой пора заниматься именно тогда, когда ею нельзя заниматься). Однако, совесть есть: ведь человек всё-таки не вполне заперся, а признаётся зачем-то, что он нуждается в бегстве от действительности. Настоящий эскапист - не признаётся, а бежит. Премудрые пескари не сочиняют сказок о премудрых пескарях.

БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ НАГЛАЯ

В "Независимой газете" 1.12.01 фельетонист напал на лидера "Идущих вместе" Василия Якименко, за то, что путинцы перевалили заботу о спасенных от корриды быков на московскую мэрию. В "Известиях" Якименко ответил (кстати, наверняка мог бы ответить и в "Независимой", она славится тем, что печатает любую брань в свой адрес). Доводы этого достойного человека заслуживают внимания: он угрожает судом, а что никакой ответственности он с себя не переваливал - подтверждается наличием договора "Идущих" с московской мэрией, о том, что мэрия принимает на себя ответственность за быков.

То есть, если ответственность передана по письменному договору - то это ответственная передача, а не спихивание. Логика путинцев: "Независимая" за деньги выполняет заказ хозяина (Березовского). Якименко даже не отрицает, что у него свой хозяин, который его оплачивает, но: "Нам не стыдно "именем президента прикрывать свои космомольские выходки" - это, без сомнения, в десятки раз честнее и достойнее, чем прикрывать свой псевдоним именем Березовского".

То есть, скажем, заниматься онанизмом на балконе в десятки раз честнее и достойнее, чем заниматься онанизмом в туалете? Брр... Кстати, все псевдонимы в "НГ" были раскрыты. А Якименко - хоть и подлинная фамилия, а хуже псевдонима.

Разумеется, Якименко соврал. Мэрии быки были переданы мэрии в октябре 2001 года, а первый бык был застрелен колхозниками, которые не справились с ним, еще в августе (Комсомольская правда, 25.8.2001, статья Анны Селивановой).

* * *

Олег Сысуев считает, что несёт ответственность за возникновение путинского режима, но не объясняет, в чём эта ответственность должна выражаться. ("Новое время", №14, 2005).

Сочетание "ответственности" с "безответственностью". Сысоев иронизирует по поводу комсомольских активистов, хотя сам был комсомольским активистом (он - секретарь парткома Куйбышевского объединенного авиаотряда; председатель Красноглинского райисполкома г. Куйбышева, отсюда и ушел в мэры).

10 октября 200 г. в Грозном был взорван районный отдел внутренних дел. Погибло 22 человека. Российские власти, расследующие обстоятельства все увереннее говорят о том, что взрывчатку в здание пронес кто-то из сотрудников. Этот взрыв оказался первым, где нельзя свалить вину на чужака. Из страха, из благоразумия, из трусости, но были приняты такие меры предосторожности, что посторонний пройти в здание не мог. В этом здании удалось добиться того, чего многие хотели бы добиться в масштабе России: отсечь чужаков, возвести такой барьер из пропусков и допусков, чтобы можно было спокойно жить и работать. И если так же отфильтровать всю Россию, результат будет точно таким же: насилия и бед меньше не станет, только они станут еще страшнее. Нельзя уже будет свалить вину на тех, кого выселили, зачистили, отсеяли. Это ведь уже было, когда после революции сперва уничтожили всех классово чуждых, всех подозрительных, жить стало не лучше, а хуже, и неурожаи, катастрофы, прочие всякие вредительства пошли такие, о каких до революции и не слыхивали, а расстреливать за вредительство пришлось тех, кто казался стойким большевиком-ленинцем. Конечно, того вредительства, которым пугали газеты, не было, но ведь было куда хуже: нежелание людей работать на дядю, плавно перетекающее в остервенелую потребность что-нибудь так сломать, чтобы отомстить за все хорошее. И во многих так называемых «террористических актах» последних лет оказывались виноватыми вполне русские люди, часто даже сотрудники МВД, которые за ничтожные сравнительно с ценностью человеческой жизни деньги продавали оружие, взрывчатку, а то и сами эту взрывчатку подкладывали под соотечественников. И чем плотнее утрамбовывать почву под ногами, чем основательнее замыкаться от окружающей среды, тем больше будет таких «кротов», это любой психиатр скажет. Конечно, можно погибнуть без бронежилета, кто спорит. Но если запереть себя в сейф, то погибнешь обязательно.

Безответственность ненавидит ответственность - чужую *

В ноябре 2002 года в Москве сперва арестовали, а затем свободили чеченку из заложников Дубровки. Ее арестовали в больнице - за "неадекватное поведение". Неадекватность заключалась в том, что она отказалась покидать товарищей по несчастью - чеченцы ей предложили уйти, она осталась.

СТИЛЬ НОМЕНКЛАТУРЫ

Любопытным отличием современной деспотии России от большевистской является антиевропейский стиль пропаганды. Освободившись от марксистского дискурса, пропагандисты и правители Кремля заговорили языком чёрной сотни, который когда-то был уделом маргиналов. Этот язык проник и в официальные документы. Во время антигрузинской кампании 2006 года в школы и милиционерам рассылали письма с требованием зачистить людей грузинского происхождения, причём содержалась подсказка: фамилии оканчиваются на "дзе" и "швили". Документы эти становились известны общественности, но власть явно не боялась, что её поведут в суд или будут срамить перед Европой.

ЗАПЕРТОЕ ЛИЦО И ЕГО ВРАГИ

Прекрасный тест на советскость: считает ли человек интернет публичным пространством. Если считает - увы... Это прямое продолжение советского отрицания частной собственности. С трудом признали некую "личную собственность", имея в виду в основном то, что не подлежит возврату в магазин, поскольку побывав в чьих-то руках, эта собственность становится опасной. Зубная щётка, трусы, очки, протез... "На тебе, убоже, что нам негоже". А пиджак это уже не личная собственность, это уже социалистическая, в случае нужды пиджак может быть изъят на нужды социума.

Отсюда советская психология: "своё" - то, что многократно заперто. "Частная собственность" - значит, изнутри заперто на двадцать замков. Бумажки не в счёт! Антитеза: тот, кто заперт снаружи. Он - мой раб, моя собственность. Отсюда "граница на замке" - все жители страны являются со времен Ивана Грозного (у совка глубокие корни) собственностью земли. Не русская земля принадлежит русским, а русские принадлежат Русской земле.

Единственное, чем можно продемонстрировать носителю такой психологии, что интернет как таковой не более является общественным пространством, чем незаклеенное письмо, - это ограничить доступ к своим записям в интернете. Нет ограничений - значит, "общественное". Не заклеил письмо, не запер дневник в сейф, оставил деньги на столе, - они общественные, не твои. Как говорил герой одной сатиры, увидев на улице Парижа мотоцикл без замка и охраны: "Какие машины выкидывают!"

Отсюда "совковое выражение лица". Безошибочно узнаваемое в олигархах и нищих, в эмигрантах, которые устроили себе то тут, то там совковые резервации. Этих лиц в России убывало в каждую оттепель, а затем они возвращались. Лицо, запертое изнутри. Уверенное, что каждый имеет право ударить это лицо, коли оно вышло из запертой своей квартиры в "общественное пространство". Каждый имеет право делать этому лицу замечание. Запереть изнутри окаменелой мимикой - и предаться любимому занятию: делать указания тем, кто имел неосторожность появиться на улице с нормальным, человеческим лицом. "Закрытое общество" есть совокупность таких вот запертых лиц, как танк есть прежде всего экипаж танка.

Самым ярким проявлением совковости является нежелание здороваться. Приветствие есть запрос, просьба, разрешение на вступление в невидимую интимную сферу другого. Особенно отказ здороваться заметен при контакте продавца и покупателя, но распространено всюду. Привычка европейцев здороваться при каждой встрече - хоть с сослуживцем по двадцать раз на дню - кажется совку нелепостью. Высшая противоположность этой убеждённости, что если человек перед тобой, значит, он уже публичен и с ним не обязательно здороваться. Яркой противоположностью совку является литургия, за которой раз шесть священник и народ здороваются друг с другом ("мир всем" есть именно приветствие; впрочем, в русской традиции его понимают, к сожалению, чаще как магическую награду).

Яков Кротов

ИСТОРИЯ РОССИИ ПОСЛЕ 1917 ГОДА

СОВОК

Мифы

Свойства

Компенсации

В ЗАЩИТУ СОВКА

РЕВОЛЮЦИОНЕР - СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК - СОВОК

СОВОК В ЦЕЛОМ

МИЛИТАРИЗМ

ОТКАЗ ОТ СВОБОДЫ

ВЫБОР ИЗ ДВУХ ЗОЛ

ГОСУДАРСТВЕННИЧЕСТВО

ВЕРА В ДОБРОГО ЦАРЯ

СТРАХ ЛИЧНОЙ ИНИЦИАТИВЫ И ВЕРА В ГОСРЕГУЛИРОВАНИЕ

КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ

ИНФАНТИЛИЗМ И ПАТЕРНАЛИЗМ

КУЛЬТ КОНСТРУКТИВНОСТИ

Разное

Чиновничество

Деградация облика

Отношения со временем

ГЛАМУР

МАГИЗМ: ВЕРА В ЗНАК

НАДЗИРАТЕЛИ ДРУГ ДРУГУ

ПРИНЦИП ИСКЛЮЧЁННОГО ВТОРОГО

ЛОЯЛЬНОСТЬ ПРОТИВ СОЛИДАРНОСТИ

ИЛЛЮЗОРНОСТЬ

ФИКТИВНОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

ПАРАНОИДАЛЬНОСТЬ

Пассивность

КОЕ-КАКЕРСТВО

КОЛЛЕКТИВИЗМ

ЛИБЕРАЛИЗМ БЕЗ ЛИБЕРАЛИЗМА

ПРИДВОРНЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ

ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ К ЛУБЯНКЕ

СОВОК И ДИССИДЕНТ

"ЕВРОПЕЙСКОСТЬ"

АПОЛИТИЧНОСТЬ

БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ НАГЛАЯ

СТИЛЬ НОМЕНКЛАТУРЫ

ЗАПЕРТОЕ ЛИЦО И ЕГО ВРАГИ