Мф 21, 22 и все, чего ни попросите в молитве с верою, получите.

Мк. 11, 24 Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, - и будет вам.

Ср. комм. к Мф. 7,7 о молитве.

№121 по согласованию. Фразы предыдущая - последующая.

О силе молитвы говорится много: "И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю" (Ио. 14, 13-14). Сила молитвы, однако, не в самоуверенности, а в уверенности в Боге - "во имя Христово", не "во имя моё". Поэтому сам Иисус молитву в Гефсиманском саду заканчивает просьбой "Да будет не Моя воля, но Твоя", чем на века озадачивает тех, кто хотел бы единства Божия не только по сути, но и по словам. Тот верит в силу молитвы, кто верит в силу Бога, а не в свою, молящегося. Поэтому заканчивать и свою молитву словами "А впрочем, как знаешь" или возвышеннее, человек выражает не сомнение в Боге, а сомнение в себе, что не только разумно, но и полезно.

*

Фантасты Стругацкие в середине 1960-х годов изобразили Бога в образе мудреца, который решил "уравнение всесилия", но не стал сильнее, а потерял и ту силу, которую имел, ибо уравнение решалось только при условии, что решение никому не причиняет зла - а мудрец не может представить чуда, которое бы никому не причинило зла. Довольно архаичная шутка, которой столько же лет, сколько неверию и цинизму. Правда не в том, что есть неопасные чудеса, а в том, что отсутствие чудес и, особенно, отсутствие молитвы о чуде, намного опаснее любого чуда. Поэтому Иисус просит молиться - прощая (Мк. 11, 25 - этих слов нет в Мф. 21,22, где они могли бы быть по контексту). Нужно прощать не для того, чтобы отвязаться от других людей ("прощать" на славянском обозначало "развязывать", было и слово "прощеник", равное "вольноотпущенник" - ср. "простоволосая", т.е. с развязанными волосами). Такое прощение - обычная вещь, она противоречит молитве, она уводит в ад эготизма. Нужно прощать, чтобы просить о подлинно нужном , нужно освобождать другого, чтобы освободиться самому - не освободиться от страстей или страданий, а освободиться от слепоты и греха, чтобы войти в полноту свободы, то есть в жизнь в любви. Иисус здесь даже прибегает к непростительному антропоморфизму, говоря, что Бог "прощает". Бог бесконечно выше прощения, как Он выше греха, ибо прощение есть лишь один из способов преодоления греха. Бог простил людей в самом акте творения человека - и в этом прощении один из источников нашей свободы, развязанности, переходящей в развязность. Только Бог имеет право простить в убийственном смысле слова - отпустив от Себя, как Он отпускает бесплодную смоковницу - и та засыхает (после чего звучит это изречение), как Он простил - веревками по спине - менял из Храма, не убивая, обрекая вечно что-то менять, без чего спокойно можно было бы обойтись. Так проявляется единственность Бога. Бог Един - это означает, что есть многое, что должен делать лишь Бог, хотя имитировать такой поступок может и человек, сотворенный по образу Божию. Кстати, неизвестно, пользуется ли Бог Своим правом, ведь ад, это место крайней отвязности, все равно остается тайной для нас. Пусть Бог упразднит наши долги, но пусть Он не упразднит нас!

Геенна -- недотрогам

В Евангелии от Марка тут помещены слова (11, 25) о том, что надо ещё во время молитвы прощать всё всем. Как отмечает Кузнецова (2000, 203-4): "Многие ученые полагают, что речения ст. 22-25 были произнесены Иисусом при других обстоятельствах, более подходящих для учения о молитве и прощении, чем уничтожение дерева". Как так - не простить смоковнице, бездушному дереву, что она она бесплодная - и тут же учить прощать людей. Но вообще-то дерево есть дерево, человек есть человек. Дерево и срубить можно, а человека убивать нельзя. Всё очень логично: вообще прощать нельзя, мир стоит на том, что одно надо осуждать и уничтожать, а другое поощрять и развивать. Единственное исключение составляет человек. Гору можно скинуть в море, дерево в печку, а человека -- никуда не скинешь. Это и есть ад: когда я должен быть наказан, но Бог меня не трогает, никто меня не трогает, ничто меня не трогает.