Введением к главе о религиозно-нравственной жизни христиан мы
ставим отдел о церковной дисциплине, имевшей место в древней Церкви
в отношении согрешавших или отпадавших внешне от христианской
веры членов Церкви.
Чрез торжественное обещание пред принятием крещения новокрещенный
обязывался верно исполнять предписания христианского нравственного
закона. Но не все христиане оставались верными этому обещанию;
некоторые возвращались к своим прежним грехам. Такие недостойные
члены были исключаемы из церковного общения, подобно тому, как
это делалось в иудейской синагоге (ср. Ин 9.), — пока они, в случае
покаяния, чрез известные дисциплинарные действия не получат прощения
в своем грехе. Отсюда явилась нужда в создании особой покаянной
дисциплины. Христос дал апостолам власть вязать и разрешать
(Мф. 18:18), удерживать и отпускать (Ин. 20:22, 23) грехи. Иаков
увещевает к исповеданию грехов (5:16). Первые веруюшие исповедовали
пред апостолами свои прегрешения (Деян. 19:18). Для грешников,
не исправившихся, благодаря известным мерам дисциплины, Сам Спаситель
указал исключение из общины (ср. Мф. 18:15-17). Апостол Павел
применял эту меру в отношении лжеучителей (2 Фес. 3:6-14; 1 Тим.
1:20), как и к грешникам, повинным в грубом нарушении нравственных
законов (1 Кор. 5:17), именно, против коринфского кровосмесника,
которого подобное наказание исправило (2 Кор. 2:9-11). По заповеди
Иисуса Христа и по примеру апостолов, Церковь в нужных случаях
применяла покаянную дисциплину. Те, например, которые имели ссору
между собою, не могли присутствовать на церковном собрании, пока
они не примирялись (Doctrina apost. с. XIV, ср. XV). Верующие, которые были виновны в тяжелых преступлениях,
приговаривались епископом не входить в церковные собрания. Прощение
грехов в указанном случае могло быть "даровано чрез многотрудное
крещение, вторую доску после кораблекрушения," чрез покаяние,
которое доставляло им снова прощение, примирение. Покаянные действия
состояли в телесных умерщвлениях (постах, ночных бодрствованиях),
в молитвах и в испрашивании у верующих молитв за себя. Грешник,
прошедший известные ступени покаяния, мог быть снова принят в
Церковь епископом (Тертуллиан, De poenitentia, с.
VI). Но во II-ом веке
была еще строго покаянная дисциплина и принятие в Церковь допускалось
на случай опасности смерти. При прощении и приобщении исправившегося
грешника к Церкви епископ возлагал на него руки.
У св. Иринея Лионского (Contra haeres. IV, 27,2) есть такие рассуждения,
из которых следует, что в конце II-го века многие признавали лишь
одно покаяние, при крещении; согрешившим после крещения не оставалось
уже никакой надежды на спасение, разве только на милость Божью,
— и их Церковь должна была изгонять, и община к отлучаемому не
имела больше уже никакого отношения, хотя ему вне (т.е. Церкви)
могло помочь милосердие Божье, он становился мертв для общины
(ср. Тертуллиан De pudic. 7). Правда, Церковь в несравненном большинстве
членов признавала новое покаяние, как это видно уже из Ерма (Mand.
IV, 18) и, если угодно, из самого монтанизма.
Широкое распространение христианства во всех частях населения
римского государства в течение III-го века повело за собою понижение
строгости нравов, умножение проступков, а соответственно этому,
развитие церковной дисциплины. Это развитие происходило не только
благодаря деятельности отдельных епископов в их общинах, но особенным
образом на Соборах, которые во многих странах стали постоянным
учреждением. В особенности, имело место значительное изменение
в деле покаяния. До конца II-го века в общем держались
старой строгой системы, по которой христианин, совершивший одно
из трех главных преступлений — отпадение от веры, убийство, нарушение
супружеской верности, вообще блудодеяние, — только исключительно
пред своею смертью принимался в церковное общение. Эта строгость
со временем начала все более и более смягчаться особыми постановлениями
относительно трех указанных "смертных" грехов. Пример
специального смягчения дан Римскою Церковью. Именно, Папа Каллист
(217-222) определенным указом постановил, что виновные в плотских
грехах, после продолжительного публичного покаяния, должны получать
прощение и снова должны быть принимаемы в полное церковное общение.
В то время в Африке и, вероятно, в других местах было даровано,
по ходатайству христианских исповедников, прощение грешникам,
если они совершили предписанное покаяние. В борьбе против монтанистов
Церковь твердо держалась принципа снисходительности. Дальнейшее
смячение было вызвано обстоятельствами, которые связаны с гонениями
Декия. Всем христианам, которые по слабости отпали от веры, было
обещано снова принятие в Церковь, после расследования обстоятельств
отпадения от веры и исполнения виновными определенных предписаний
относительно образа покаяния. Кто же впадал во второй раз в тяжкий
грех отречения от веры, тот навсегда исключался из Церкви.
Публичное покаяние прежде всего назначалось за преступления
отпадения от веры, убийства и нарушение брака. Эти преступления
были публичны, представляли собою соблазн; поэтому требовали и
публичного покаяния. Кающиеся являлись в церковное собрание с
головою покрытою пеплом, с остриженными волосами, в плохом одеянии;
падали ниц пред верующими, вымаливая их молитв за себя (Тертуллиан, De pudic. XIII, 1;
Евсевий Ц. Ист. V, 28).
Предписанный пост был весьма строг и полон молитвенных подвигов.
В случае болезни допускаемы были смягчения. Еще в III-ем веке
образовались в различных странах Востока, особенно в Малой Азии,
различные степени покаяния: слушающие, припадающие и совместно-стоящие.
Слушающие, подобно оглашенным, могли присутствовать лишь
за первою частью литургии. Кающиеся следующего класса оставались
в церкви за богослужением и дальше, но только коленопреклоненными.
Припадающие (υποπιποντες,
лежащие) оставались в таком положении на несколько годов: 3, 5,
15, даже 25 лет (Анкирский Собор с. 16). Такое положение рассматривалось
как введение к покаянию. Кающиеся третьей степени, стоящие на
молитве с верующими (συνεστωντες),
должны были всю службу стоять с верующими, только пред началом
причащения удаляться из церкви. В IV-ом веке явилась еще одна
ступень кающихся — это плачущие.
Церковную дисциплину применял епископ и руководил приложением
её к отдельным случаям жизни, разумеется, при участии, как и во
всех служебных церковных делах, пресвитеров. С половины III-го
века во многих церквах Востока закономерно стоял рядом с ним пресвитер
для кающихся (Сократ Ц. Ист. IV, 9; Созомен
Ц. Ист. VII, 16; о смягчении дисциплины после 252 г. ср. Киприан
— письма 57, 59).
Для клира существовала и также постепенно развивалась особая дисциплина.
В первой половине III-го века Агриппин, епископ Карфагенский,
постановил, чтобы пресвитеры не участвовали в качестве опекунов.
Киприан это правило возобновил. Эльвирский Собор узаконил (с.
19), чтобы епископы, пресвитеры и диаконы занимались торговыми
делами и посещали рынки только в тех провинциях, где они жили.
Между канонами Эльвирского Собора находится церковный закон
(с. 33) о целибате для клириков, именно, все клирики, служащие
алтарю, если они вступили в клир женатыми, не должны продолжать
брачной жизни под угрозою лишения сана. На Соборе Эльвирском были
сделаны постановления о девах, посвятивших себя Богу (диакониссы
?).
Литургийные собрания христианской общины по воскресным дням, в
священные времена и праздничные — давали возможность верующим
исполнять свою обязанность богопочтения и питать, возращать в
себе начатки сверхъестественной жизни, полученные в крещении.
Однако, участием в этом общем богослужении не исчерпывались религиозные
действия для отдельных лиц. Идеалом христианской жизни было постоянное
общение с Богом в молитве. В раннее еще время мы встречаем у верующих
обычай — в определенные часы дня совершать молитву. Раннее утро,
вечер и полуночь — являлись временем особенно обычным для частой
молитвы отдельных лиц, потом начали освящать молитвою 3-й, 6-й
и 9-й часы дня, как часы, когда молились и апостолы (Tertul. De jejun. с. X. De orat. с. XXV; Климент Алекс.
Stromat). Весьма употребителен
был обычай крестного знамени, которое полагали христиане, прежде
чем они приступали к какой-нибудь деятельности (Tertul. Advers. Marc. III, 22; о венце воина с. III). Как существовали твердо установленные времена
для молитвы, так же очень рано появились и определенные формы
для христианских молитв. Между ними первое место занимала молитва,
которой научил Своих апостолов Сам Спаситель, молитва Господня,
Pater noster, молитва вполне универсальная, отвечающая всем Духовным
и телесным нуждам всех народов и всех сословий, поэтому с самого
первого времени великими учителями Церкви с особенною любовью
употреблявшаяся над всеми, так как они находили в ней всю проповедь
Христа, точно схваченную и точно изложенную в одном резюме, так
богатом мыслями. Молитва Господня — это сокращенное Евангелие,
наиболее приятная Богу и действительная, как переданная Самим
Христом (См. меткие выражения у Тертуллиана
— Orat. с. I и прекрасное увещание к молитве у Киприана. Epist.
II). При этом, верующие употребляли из Ветхого Завета
псалмы, хвалебные песни трех отроков (часто встречающихся нарисованными
в катакомбах) в пещи огненной, Захарии и Девы Марии. Во время
молитвы верующие держались с приподнятыми и расширенными руками.
В таком положении представлены верующие молящимися в римских катакомбах
от конца I-го века. Благодаря частой молитве, религиозная жизнь
верующих получила высокое нравственное освящение. Молитва была
силою обновляющей и образующей жизнь личности, с действиями которой
ничто не могло идти в сравнение.
Нравственная сила христианства различным образом обнаруживалась
в жизни его последователей. Она явила себя в высокой мере в возвышении
достоинства женщины и улучшении брачных отношений. Брак,
который выродился у язычников и иудеев, отпал от первоначальной
своей чистоты, был у христиан, как символ единения Христа с Церковью,
как земная тайна. (Еф. 5:32). Брак восстановлялся таким, каким
он был или должен быть от начала (Мф. 19:4), как поистине неразрывный
союз (1 Кор. 10; Рим. 7, 2, 3). Муж и жена в христианстве получали
равные права (1 Кор. 7:3 — 5, 10), а жена не была более рабыней
мужа, а настоящим спутником его жизни. Союз был освящен Церковью
чрез увещание епископа (позднее пресвитера) и его благословение;
при этом приносилась жертва, т.е. брачущиеся участвовали в Евхаристии,
как благодарственной жертве Богу (см. Игнатий к Поликарпу, с. I;
Tert. ad uxor. II, 9; de anim с. II. — Евс. XIII, 4; 1 Тим. 4,
1...). Второй брак, который апостол Петр позволяет вдовам
(1 Кор. 7.9; Рим. 7, 2-3) и который запрещали монтанисты, был
одобряем многими учителями Церкви, как слабость.
Велико было нравственное преобразование, которое произвело
христианство в человечестве, и путь жизни находился в его спасительном
воспитании, указывающем на все заблуждения (ср. Притч. 10:17).
Новообращенные оставались при тех же самых занятиях, насколько
они мирились с их исповеданием. В отношении к языческим властям
они обнаруживали верное послушание и удивительное терпение, платили
все дани и точно исполняли все свои повинности и обязанности.
Но, где требовалось то, что вредило их совести и религии, то тогда
Богу повиновались более, чем людям (Деян. 4:19; 5:29), так как
они пользовались христианскою свободою, которая делала их способными,
укрепляла и уполномачивала в делах совести не следовать никакой
другой воле, как божественной. Эта нравственная свобода мало-помалу
проложила путь государственной, она сломила деспотизм старого
мира, она смягчила цепи рабства, чтобы позднее совершенно устранить
их. Некоторым христианам, впрочем, казались несовместимыми с их
верованиями те или иные предписания почитания римского императора.
Равным образом, при прохождении должностей обязанности воина,
казалось, часто приходили в противоречие с званием христианина,
особенно, например, во время празднества увенчания венком. Со
всею строгостью отцы Церкви поражали языческий театр, игру гладиаторов,
танцы, официальные празднества. Иногда требуемая ими строгость
нравов заходила слишком далеко, выше Евангельской меры и вопреки
Евангельскому духу. Предстоятели и учители старались провести
христианское начало глубоко в жизнь верующих; Церковные Соборы
стремились к тому же. В особенности следует отметить "Педагог"
Климента Александрийского, в котором начертан образ истинной
христианской жизни по закону Христа, где даются самые подробные
предписания для верующих, например, касательно жилища, еды и питья,
сна, отдыха и супружеских отношений. В торжественных словах идеал
христианской жизни так изображается: истинная красота состояла
в познании Бога и себя самого, в поражении страстей, в упражнениях,
проявлениях христианской любви. Есть подобные же наставления и
в его сочинении "Какой богач спасется?." Много сочинений
назидательного характера написал Ориген. В своем "Увещании
к мученичеству" он прославляет возвышенными и одухотворенными
словами счастье христианина, который приносит Богу в жертву свою
жизнь. Сочинение "О молитве" полно высоких мыслей об
общении христианской души с Богом и об истинном благочестии. Но
в особенности Киприан стремился чрез свои сочинения содействовать
развитию христианских добродетелей. Сюда относятся сочинения "De
dominica oratione" (о молитве Господней), "De mortalitate"
(о смертности), "De ореге et elemosynis" (о труде и
благотворительности), о терпении (De bono patientiae) и другие.
Из этих сочинений мы усматриваем, как настоятели Церкви понимали
свои обязанности душепопечительства и как исполняли их. Иногда
встречались среди христиан грешные порочные люди, пьяные, ленивые,
индифферентные. Но это все были отдельные случаи, не менявшие
общего впечатления от целой картины. Вообще, христиане этого времени
отличались высокою жизнью и истинным благочестием и являлись для
всех современников, как соль земли, как свет миру (Св. Иустин. Apolog. I,
14; Epist. ad Diogn. с. V. Tertul ad nation. I, 4; Origen. Contra
Celsum, I, 67; III, 29).
Церковь была носительницею высшего благонравия и образования.
Она возвратила человеческому роду его достоинство, она облагородила
человеческий труд и всякое честное занятие; она поставила рядом
бедного, незначительного с богатым и знатным, как равного им брата;
она научила побеждать эгоизм, материализм и предпочитать страдания
и ужасы смерти за Христа всем выгодам и благам житейским. Христианство
поставило на почетное место смирение и самоотречение, воздержание
и целомудрие. Оно создало и воспитало новых людей — добросовестных
граждан, верных супругов, любящих детей, надежных слуг, истинные
великие характеры во всех положениях; оно старалось воплотить
в них идеал, который оставил Христос, и открыло им живой источник
для утешения и возвышения над земным — это для всех гонимых и
притесняемых. Оно воистину обновило лице земли.
Как на первую и высшую заповедь, Иисус Христос указал на любовь
к Богу и ближним. Любовь к Богу христиане особенно доказали во
время гонений, да и повседневная жизнь немало представляла таких
доказательств. Исполнение обязанности к ближнему обнаруживалось
в великой любви к ним, которая только могла сплотить в
единое братство столь разнородных людей, как иудеев, так и язычников,
богатых и бедных, ученых и неученых, свободных и невольников,
греков и варваров. Христиане не только любили людей, как братьев
по вере, как сыновей единого небесного Отца и поддерживали друг
друга; но даже принадлежавшие к другим религиям испытали на себе
силу любви и самоотверженность христиан во время, например, опустошительной
чумы, как это было при Дионисии Александрийском и при Киприане
в Карфагене. Бедные, больные, выбрасываемые из домов самими язычниками,
как опасно больные, были подбираемы христианами и составляли предмет
их нежной любви (Tertul. apolog. с. XXXIX — Дионисий Коринф.
(? Алекс). у Евсевия Ц. Ист. VII, 22; Св. Киприан. De mortalitate...).
Христианское терпение и твердость обнаружились блестящим образом
в мученичестве, свидетельстве за Христа. "Свидетелями
Господа" в первое время явились Стефан (Деян. 22:20),
Антипа (Откр. 2:13) и те вообще, которые проливали свою кровь
за Него, что считалось высшею славою христиан. Они имели в виду
слова Христа: "Кто не исповедует Его пред человеки, того
Он также не исповедует пред Отцом Своим на небе" (Мф. 10:32),
кто за Христа потеряет жизнь свою, тот опять обрящет её (Мф. 10:39;
ср. Ин. 12:25; ср. также изречение апостола Павла — 2 Тим. 2:11;
Иоанн 15:20; Мф. 10:24), что ничто так не возвышает и не прославляет
Церковь, как кровь её членов, ничто не приводит в такой степени
к её росту и процветанию, как кровь мучеников. Это была полнейшая
противоположность язычеству. "Христианин, — сказал Ориген
(с. Cels. VII, 39), — скорее отдаст за свою веру свою жизнь, чем
язычник за всех богов кусок мантии." Множество христианских
мучеников всякого возраста, пола и состояния, оправдали это изречение
Оригена.
Аскетизм, как принцип воздержания, во всей силе предносился древним
христианам. Победа над плотскими страстями (Римл. 13.14; Гал.
5.17-24), самоотречение, чрез что христиане достигали высшей нравственной
чистоты и "святого" хождения, по справедливости доставили
им имя поистине "святых." Сущность древнего христианского
аскетизма состояла в безбрачии и всегдашнем девстве. Остальные
соблюдавшиеся христианскими аскетами отречения-самоограничения,
как то, бодрствование во время ночи, особенно посты — служили
лишь средством подчинения тела духу. Во II-ом веке апологеты указывают
на христиан, которые ради Христа до старости вели воздержательный
образ жизни, пребывали всегда в девстве... — В сочинениях писателей
III-го века аскетизму уделяется значительное место. Философия
того времени, неоплатонизм, отождествляя материю со злом, видела
основу добродетельной жизни в освобождении от чувственного. Подобно
неоплатоникам, александрийцы Климент и Ориген считают самоотречение,
самоотвержение и с христианской точки зрения необходимым средством,
чтобы стать совершенным христианином (гностиком). Как существенное,
в христианском аскетизме остается постоянное девство; с ним связано
бегство от мира, освобождение от земных занятий и общения с миром,
чтобы можно было без помехи, беспрепятственно отдаться созерцанию
или углублению в христианские истины.
В Церкви повсюду было много аскетов обоего пола, как это видно
из псевдоклиментова послания ad virgines и из сочинений Оригена,
Тертуллиана, Киприана. Ориген упоминает о девственницах, о "воздержанниках,"
т.е. об аскетах обоего пола, как особой части христианского народа
(Origen. Hom II in Num. 10, 10
(sacerdotes, diaconi, virgines, continentes, omneis qui in professione
religionis videntur). In epist, ad Rom. 6, 15). Киприан именует девственниц, как избранное стадо верующих, которые достигли
вечного блага у Господа и, хотя еще живут на земле, но уже принадлежат
к сонму ангелов (Cyprian.
De habitu virginurn — во многих местах). Великий александрийский учитель Ориген был сам совершеннейшим образцом
аскетической жизни. В своей ревности он зашел так далеко, что
даже оскопил себя. Его строго воздержанная и только занятиям и
созерцанию высших истин посвященная жизнь возбуждала многих из
его учеников к подражанию ему. Около Гиерокла, александрийского
учителя, к III-му веку, кажется, уже образовался союз христианских
аскетов, которые проповедовали что-то вроде общинной жизни. Некоторые
воздержанники имели жилище в просто сложенных домах, вне городов,
чтобы беспрепятственно отдаваться умерщвлению плоти и созерцанию.
Нарцисс, епископ иерусалимский, оставил свою общину вследствие
злых наветов и скрывался много лет в уединенной местности, там
он, как говорит Евсевий (6, 9), достиг любомудренной жизни. Святой
Павел Фивейский (родился в 228 г). еще в юные годы нашел пещеру
в отдаленной горе и прожил в ней, пользуясь пальмовым деревом
для питания и одежды, 90 лет, посвящавши все время молитве, созерцанию
и воздержанию; только незадолго до его смерти (340 г.), когда
ему было 113 лет, его нашел Святой Антоний (рожд. 251 г.), который
сделался основателем монашества. У таких мужей дух торжествовал
над плотью, благодать над природою, божественная сила христианства
над миром, потворствующим порокам. Во время Декиева и, отчасти,
Валерианова гонения многие христиане бежали в пустыни и подолгу
оставались там. Ко времени Диоклетиана число пустынников стало
еще больше. Они в особенности держались указания Господа касательно
добровольной нищеты (Мф. 19:21).
