«Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос» (Мк. 8, 29).
Иисус, выслушав, переходит в нападение и спрашивает учеников, какое имя они Ему припасли. Тут и выступает Пётр. Традиционно толкуют так, что Пётр говорит «от имени всех». Да не бывает у «всех» имени! В этом и трагедия католицизма — не католичества! Превратить подвиг любви Петра, который посмел выскочить и завопить от себя что-то совершенно бредовое, — превратить этот святой бред любви в позолоченную вывеску, которая вешается на шею каждому очередному римскому папе, выступающему от имени и по поручению... Трагикомедия.
Пётр любит и лепит: «Ты Христос!» Высоко свистнуто — так ведь по любви же! Конечно, коли уж имя это произнесено, выбросить его нельзя, только кто любит Христа — тот найдёт Ему ещё и другое имя, тайное, которым лишь этот любящий будет пользоваться. Да и не имя Христу теперь, после Воскресения, надо искать, а собственное имя. В праздник Петра и Павла в дополнение к этому рассказу Матфея читается отрывок из Павла, когда тот сперва хвалится своими подвигами и страданиями за веру, а потом вдруг рр-раз — и всё это отбрасывает в сторону и описывает себя настоящего, побывавшего на седьмом небе — но описывает-то словно со стороны, описывает, не называя себя по имени!
Вот счастье: перечислить все имена, которые называли Иисуса, которыми сам назывался, и, ухватившись за эти имена, потянуть их вниз, сдирая с жизни, как сдирают со стены толстый слой старых обоев, которые годами клеили друг на друга ленивые мастера... Тут и рождается безымянность свободы, безымянность встречи, в которой воскресает возможность назвать Любимого и услышать от Него призыв к себе — узнать, за кого Бог почитает тебя, какое имя Он тебе даёт, неслышное, не из звуков имя, а из благодати. Счастье есть обретение того собственного имени, которое только Другой может дать.