Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.
ВОСПОМИНАНИЯ
Львов Г. Воспоминания. М.: Русский путь, 1998.
В Описи А №21816.
Детство в деревне. - 1871 г. Гимназия, семьи Мосоловых и Львовых. - Друзья. Лопатины. - О трудолюбии русского крестьянина. - Гимназия. Встреча с царем. Аксаков. - Турецкая война. И.Сытин. Убийство царя. Выпускные экзамены. Возвращение в Поповку в качестве хозяина. - Типы крестьян. От посева до жатвы. - Стихотворения отца. Смиренство как идеал. Этика семьи и близких.
Дополнения памяти Львова: очерк Ельцовой/Лопатиной. - Астрова. - Отчет о собрании памяти Львова. - Некролог Земгора. - Полнер. Керенский. Родичев.
Кн. Т.Е. ЛЬВОВ ВОСПОМИНАНИЯ
МОСКВА
РУССКИЙ ПУТЬ
1998
hjd<
<Ш>6
ББК 84(2POC) 6 Л 99
ISBN 5-85887-036-8
ПРЕДИСЛОВИЕ
Составитель H. В. Вырубов
© Н. В. Вырубов. Составление, предисловие, 1998 © Г. К. Самойлов. Оформление, 1998
СП
о
Мне было девять лет, когда я на некоторое время поселился у князя Львова в его доме в Будонском лесу, где он жил с Евгенией Павловной Писаревой, вдовой его друга по Туле Рафаила М. С нами также жила Елена Сергеев'-на Львова, дочь брата Георгия Евгеньевича — Сергея, решившегося остаться в России с другой дочерью и тремя сыновьями, — все они были потом репрессированы. Впоследствии с Еленой Сергеевной — для меня "тетей Лелей" — у меня были самые близкие, душевные отношения, сохранившиеся вплоть до ее смерти в 1970-х годах. Она, как и князь Львов, похоронена в нашей семейной могиле на кладбище Сент-Женевьев-дё-Буа.
В этот последний год князь Львов начал писать мемуары, прервавшиеся с его скоропостижной смертью. Я прожил с ним всего один год. В моей детской памяти он оставил впечатление доброго, спокойного, всегда занятого человека. То, что я знаю о нем, рассказывали мне тетя Леля и мой отец, которого связывали с ним не только родственные отношения, но и общее дело, Земгор, Временное правительство, совместная работа сначала в России, а затем в эмиграции.
Несмотря на то, что еще до революции князь Львов был одним из активнейших в России общественных деятелей, делегатом первой Государственной Думы, основателем Всероссийского Земского союза и председателем Земгора, его имя прежде всего получило известность как
Ой у нас под яблонкой, ой у нас под яблонной
Под кудрявою, под кудрявою.
Ах мой распостылый муж,
Ах мой распостылый муж
Во мертвых лежит, во мертвых лежит.
А и мать с отцом в головах, а и мать
с отцом в головах. В головах стоят, в головах стоят. А и брат с сестрой по бокам, А и брат с сестрой по бокам. По бокам стоят, по бокам стоят. Уж и я молода в головах, Уж и я молода в головах, В головах стала, в головах стала. Уж и где ж мать с отцом стоят, Уж и где мать с отцом стоят, Там река прошла, там река прошла. Уж и где брат с сестрой стоят, Уж и где брат с сестрой стоят, Там колодези, там колодези. Уж и где же я молода, уж где я молода. Там роса пала, там роса пала. Одная слеза покатилася, Да и та назад воротилася. Уж и в терему все хрустали, Уж и в терему все хрустали Разуставлены, разуставлены. Ах мой распостылый муж, Ах мой распостылый муж Из мертвых встал целоваться стал.
В кругу хоровода все это изображается в лицах.
Ай по морю, ай по морю, Ай по морю, морю синему.
Ай по морю, по Хвалынскому.
Плыла лебедь, плыла лебедь,
Плыла лебедь с лебедятами,
Со малыми со ребятами.
Вдруг откеля ни возьмись,
Вдруг откеля ни возьмись ясен сокол.
Он убил, ушиб лебедушку,
Он и кровь пустил, он и кровь пустил,
Он и кровь пустил по синю по морю,
Он и пух пустил, он и пух пустил,
Он и пух пустил до оболока.
И в первой есть пропуск и во второй конец запамятовал.
Уже давно вызвездило, глубокая ночь мирно легла на землю, а плавные полутонные переливы, не передаваемые никаким инструментом, непереложимые на ноты, льются, не нарушая гармонии тихой звездной ночи, словно они родились вместе с нею. Таковы уж старинные народные песни. Как родники из земли, они выбиваются из самой природы, они с нею действительно одно, единое. Далеко за полночь, "конешные" возвращаются домой мимо нашего дома с самой любимой по напеву песней.
По дороженке колязанька бежит.
А вы той колязаньке Машурочка сидит.
У Машурочки заплаканы глаза
Запретерты рукава,
Знать, на Машеньку победушка пришла.
Всю неделю бабы, девки ходят нарядные, в сарафанах, в плисовых безрукавках, ребятишки в красных рубашках. Они играют на улице в ладышки и рассказывают нам, у кого какая свинчатка и кто сколько вы-
52
53
имя главы Временного правительства. Этот пост, которого сам он не добивался и который занимал менее пяти месяцев, явился источником всех упреков, которые сыпались на него в дальнейшем, как из России, так и в эмиграции, от "своих", затмевая всю его предыдущую долголетнюю плодотворную общественную жизнь, направленную на пользу народа.
Этот человек, которого судьба неожиданно поставила на авансцену государственной жизни и вскоре беспощадно отбросила, был видным, опытным общественным деятелем умеренных взглядов, политикой не интересовавшимся и не домогавшимся власти.
Исследователи, занимающиеся ролью Временного правительства в событиях 1917 г., видят обычно причину неудачи его деятельности в безволии, проявленном князем Львовым. Мало кто придает при этом значение последствиям отречения от власти государя. Это отречение и отказ его брата, великого князя Михаила Александровича, принять регентство обезглавили государство и упразднили сознание державной власти. Никакой другой формы управления страной предусмотрено не было, и нескольким ответственным деятелям пришлось спасать страну, создав сначала Временный комитет, а затем Временное правительство. В печати этот шаг часто представлялся как насильственный захват власти.
Можно допустить, что эти люди, к доставшейся им власти не стремившиеся, оказались не на высоте создавшихся обстоятельств, но если искать истинные причины случившейся впоследствии катастрофы, то корни их скорее находились в непрочности самодержавного строя, чем в личных качествах "спасательного отряда".
Временное правительство обвиняли не только в захвате власти, но и нелегальности самого его существования, а также в желании продолжать войну вопреки национальным интересам, за нерешительность и безволие.
Обратимся к источникам. В Манифесте Николая II от 2 марта 1917 г. сказано: "Заповедую брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены". На следующий день, 3 марта 1917 г., великий князь Михаил Александрович объявил в манифесте в Петрограде: "Твердое решение восприять в том лишь случае Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского". В конце манифеста сказано: "Прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа". Таким образом, решения, принятые 2 и 3 марта 1917 г., положили конец основанию самодержавной монархии, возлагая на Учредительное собрание право выбирать будущий строй государства.
Временное правительство взялось спасать обезглавленное государство, потерявшее свой вековой объединяющий символ — царя. И хотя личность государя многим казалась неподходящей из-за его нерешительности, политических ошибок и из-за постоянных дворцовых скандалов, сам принцип монархического строя все еще продолжал вызывать в стране широкое признание. Отречение государя потрясло многих, и, в особенности, армию. Но еще глубже взволновало решение великого князя отказаться от регентства и объявление, что будущий способ правления будет определен всенародным голосованием.
Сознание неприкосновенности и вечности монархического строя, которому многие оставались верны и в народе, и в Думе, и среди членов Временного правительства (включая князя Львова), было подорвано. Единодушия не было и в правительстве, там работали люди диаметрально противоположных политических устремлений, в том числе и сторонники конституционной монархии, заложники стремившихся основать республиканский строй Советов.
Находившийся в ставке государь, узнав об отказе брата принять возложенное на него регентство, обратился 8 марта 1917 г. с письменным прощальным словом к Армии. В нем сказано: "После отречения мною за себя и за сына моего от престола Российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу родину от злого врага". И далее: "Уже близок час, когда Россия, связанная со своими союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последние усилия противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его, тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестную нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу".
Генерал М. В. Алексеев опубликовал этот текст в приказе по Армии, но Временное правительство, считавшее, что после отречения государя его обращение больше уже не имело законодательного значения, решило документ не распространять.
Как легальность обращения, так и правомочность манифеста великого князя можно оспаривать, поскольку отказавшись принять регентство, великий князь не рас-
8
полагал верховной властью. Тем не менее, Временное правительство, полагаясь на моральное значение этих заявлений, было вправе считать себя законной властью. В этом звании оно получило от начальника Главного штаба генерала Алексеева признание содержания следующего текста присяги: "На верность службы Российскому Государству". В тексте присяги сказано: "Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления воли народа при посредстве Учредительного собрания", — что свидетельствует о национальной мотивировке решения продолжать войну до победного конца, в противовес распространенному обвинению относительно того, что это решение Временного правительства являлось результатом повиновения воле союзников или масонских лож. Приведение к присяге повсюду, кроме редких случаев отказа, прошло спокойно.
Наиболее распространенные обвинения, раздающиеся в адрес князя Львова, заключаются в том, что он не сумел показать себя вождем. Отметим, что люди, которые упрекали князя Львова в отсутствии качеств вождя, в частности Милюков, сами и призывали его возглавить Временное правительство, поскольку знали его как человека, проявившего себя на долголетней земской работе. То, что во Львове не было ни властности, ни склонности быть вождем, было известно заранее, как и то, что он воздействовал на своих сотрудников убеждением и требовательностью в работе. К тому же упреки оставались без ответа, поскольку Львов не принадлежал ни к одной политической партии, а значит никто не полагал нужным выступить в его защиту. Сам же он считал эти споры бесполезными. Следует напомнить, что в первые дни, когда был составлен Временный комитет, его создатели считали, что принимают временные меры для "отправления государственных дел" в ожидании Учредительного собра-
ния. В этом и смысл самого названия — Временное правительство. Именно поэтому во главе Комитета было нежелательно ставить яркую, способную повлиять на ход выборов личность. В то же время, требовался человек, пользовавшийся широким доверием, не властолюбивый, умеренных взглядов, сторонник постепенных изменений, а не переворотов. Таким "управляющим" оказался князь Львов.
Что же касается "нерешительности" князя Львова и Временного правительства в целом, то свою роль в этом сыграли два фактора. С одной стороны, следует учитывать сознательное нежелание изменять демократическим принципам правления, которые исключали применение насильственных мер в борьбе с политическими противниками. Князь Львов следовал своим моральным установкам и оказался в неравном положении в сравнении с бунтующими революционными массами, прибегавшими ко всем способам насилия и террора в своем стремлении к власти. Будучи уверенным, что усмирение невозможно без кровопролития, Временное правительство сознательно не стало прибегать к гипотетическим силам, которые согласились бы в этом усмирении участвовать. Князь Львов прекрасно сознавал при этом, что принудительные меры вели только к вооруженным столкновениям и репрессиям. Лилась кровь все тех же крестьян, на пользу которых он трудился всю свою жизнь. Вера в человеческую личность и в то, что спасение находится на пути разума, не позволяла ему прибегнуть к насилию.
С другой стороны, само слово "безволие" было неправильным. Временное правительство не было безвольным — оно было безвластным. Группа штатских, хоть и видных деятелей, оказавшихся в военное время на месте самодержавного царя, не могла вызвать народного энтузиазма, поскольку тем же символическим авторитетом, что и вековая монархия, конечно, не обладала.
Несмотря на присягу, принятую Армией, Временное правительство не могло пользоваться для усмирения бунтов оставшимися ему верными частями, в частности гвардейскими. Гвардия находилась на фронте, в то время как солдатская масса начала шевелиться сначала в тылу, и лишь впоследствии стала ненадежной и в строевых частях. К гражданским силам порядка обращаться было также нельзя, ввиду недавних их тревожных столкновений с бунтующими. В деревнях крестьяне отошли от Временного правительства, узнав о решении распределить землю на основании принципа компенсации владельцам. Не имея под собой твердой почвы законно избранной или назначенной власти и не успев завоевать народного доверия, Временное правительство, несмотря на первоначальный энтузиазм во многих слоях населения после Февральской революции, оказалось практически без власти. В то же время, монархический миф, совмещавший в себе понятия царя, Бога и родины, стал терять свое духовное воздействие, веками добивавшееся сплоченности народа. И когда Временное правительство призвало народ к порядку и защите государства, то возникли сомнения — за кого, за что и зачем. Народ, веками отстранявшийся от государственных решений, не имел гражданского сознания и понятий права и долга и на призыв не ответил.
Говоря о полной невозможности воспользоваться властью, следует напомнить обстоятельства, при которых в руках князя Львова оказались бразды российского правления. Монархия, чтобы удержаться в условиях быстро развивавшегося демократического сознания, нуждалась в применении властных мер или же принятия парламентской формы. Однако после восстания 1905 г. непрочный уже самодержавный строй не сумел предусмотреть переход на новую государственную основу, остерегался любых реформ, настойчиво отказывался от всех демократических изменений и в то же время позволил оппозицион-
10
11
ные проявления со стороны печати и политических партий. Это нанесло монархии смертельный удар. В августе 1915 г. государь счел необходимым принять на себя верховное командование всеми вооруженными силами России. Положение на фронте и в стране ухудшалось, правительства, назначаемые Николаем II, часто менялись и теряли доверие Думы и общественного мнения. Оппозиционные настроения усиливались и беспорядки распространялись, доведя государя до отречения.
Неудачи на фронте, спад производства и снабжения требовали единодушного порыва населения, а народ от нетерпения все больше падал духом. Энтузиазм понемногу утих, страна уставала от беспорядка, и в такой ситуации нужен был новый импульс к подъему и настоящий вождь.
Как же получилось, что в эпоху стихийного бедствия, разрухи и всеобщей сумятицы делегаты Думы обратились к князю Львову? Как уже говорилось выше, на переходный период нужен был скорее "управляющий", чем лидер. Сыграла роль репутация человека опытного, безупречного и делового работника, чуждого интригам и политическим подоплекам, а также нравственной личности, на которую можно было положиться. Высокое мнение о князе Львове было основано на его способности осуществлять практическую работу в самых широких масштабах. В земской работе — во время русско-японской войны и в мирные периоды (в помощи пострадавшим от засухи и голода переселенцам) — проявились практический склад характера князя Львова, его хозяйственный и деловой опыт, организаторские способности. Реальное дело и действенная помощь были для него той областью, в которой он смог проявить всего себя и которой он посвятил всю жизнь. Этот опыт более, чем что-либо другое, открыл ему глаза на недостатки государственного правления и склонил к либеральным взглядам, приведшим его и все земст-
12
во в оппозицию. За князем Львовым тогда пошли многие — сочувствующие его делу видели в нем инициатора общественной работы. Привлекала его беззаветная преданность человеку, отсутствие властности, умеренные политические взгляды. Все вместе взятое послужило причиной тому, что в эпоху пошатнувшихся устоев и разбушевавшейся стихии князя Львова призвали возглавить страну.
Существовали также особые обстоятельства, способствовавшие этому выбору, а именно крайнее недоверие друг к другу членов Думы. Каждый считал, что оказавшись у власти, другой станет препятствовать новым стремлениям или поспешит основать республиканский строй, в то время как большинство, подобно князю Львову, были сторонниками конституционной монархии. Обращаясь к князю Львову, члены Думы полагали, что в этот неустойчивый момент его фигура представляет собой какую-то степень законности, поскольку на пост главы будущего правительства он был назначен государем еще до его отречения.
В этих сложных обстоятельствах, требующих способностей к тонкой политической игре, возглавить страну был призван человек без опыта государственной работы, само воплощение прямоты. Князю Львову доверяли — в этих словах можно кратко определить все хитросплетение причин, приведших его на вершину российского государства того времени.
Следует отметить также, что другие политические и общественные деятели побоялись взять на себя подобную ответственность и от нее уклонились. Князь Львов, будучи верен своему характеру, взялся за дело, как бы ни казалось оно безумно тяжело, приняв это предложение как просьбу страны. Ответить на этот зов было для него долгом, которому он был беззаветно предан. Власти он никогда не домогался и всего себя посвятил своему главному стремлению — облегчить жизнь народа, изнемогав-
13
шего под тяготами войны и всего этого бурного периода исторических перемен.
Общественное дело было чаянием князя Львова. Как явствует из его мемуаров, он был очень близок к жизни деревни, понимал "мужика" и старался в своем сострадании к нему улучшить его долю. Из среды помещиков многие стремились в то время облегчить существование крестьянина, облегчая тем самым прежде всего свою совесть, но не все находили способ добиться желаемой цели.
Князь Львов с самой молодости набирал опыт в земской работе, что помогло ему принести реальную пользу, а не ограничиваться абстрактными теориями. Его привязанность к народу и восторженные отзывы о русском крестьянине не имели ничего общего с народничеством — в основе их лежал опыт и вера в то, что русский мужик должен сам активно участвовать в строительстве собственной судьбы и государственного устройства России. Он всегда понимал неготовность народа к республиканскому строю, но был противником абсолютизма и стоял за конституционную монархию. Эти взгляды давали повод многим российским исследователям говорить о принадлежности князя Львова к масонству. Они знали при этом, что масоны не будут ничего опровергать, и рассчитывали на общее незнание сути масонства. Это, безусловно, было обдуманным намерением повредить его безупречной репутации — масонство в России воспринималось как что-то чуждое, сомнительное, подчиненное таинственным силам. Поскольку безупречная нравственность не давала повода к упрекам, начали искать иной повод. Львова связывали с Керенским, видным масоном, хотя если не считать участия во Временном правительстве, это были совершенно разные и чуждые друг другу люди. Повиновением "масонскому приказу сверху" объясняли и назначение князя Львова на пост главы правительства, и его отказ от этого поста в июле 1917 г. в пользу Керенского.
Я доподлинно знаю по семейным обстоятельствам, что князь Львов не был масоном. Об этом говорил мне мой отец — сам масон, а также родственник и соратник Львова по земским делам. Это известно мне также от Елены Сергеевны Львовой, его племянницы и моей тети. Кроме этих неоспоримых свидетельств, нужно отметить, что ни в образе жизни князя Львова, ни в его увлечениях, ни в убеждениях не было ничего масонского. Львов избегал светской жизни, в эмиграции любил быть среди своих, русских друзей, плохо говорил на иностранных языках, был привязан ко всему русскому, а письма обычно оканчивал аббревиатурой Г. С. Т.1
Даже его широкие взгляды проистекали не от международного масонского либерального учения, к которому примкнули некоторые члены Временного правительства, а из жизненного опыта, который убедил его, что прогресс страны требует правительственных мер, направленных на пользу народа. Можно сказать, что князь Львов был мистически расположен к русскому народу и верил, что русский человек сумеет продвинуться своими силами, если эти меры будут приняты. В этом он существенно отличался от масонов, склонных видеть спасение в Западе.
Несмотря на давность событий и неудачный опыт Временного правительства, подход к делу князя Львова является чрезвычайно актуальным для сегодняшней России, поскольку не укладывается в общие рамки славянофилов и западников, на которых привыкли делить российских общественных и политических деятелей. Князь Львов был самобытной личностью, выбравшей из обеих тенденций то, что могло принести конкретную пользу крестьянству. Видя надобность использования преимуществ западных технологий для развития российского производства и облегчения крестьянского труда, ратуя за за-
Господь с тобой.
14
15
падныи путь к прогрессу, он, в то же время, придерживался особенностей народного духа, понимал особенности русской ментальности и русского образа жизни. В отличие от других либерально настроенных политических деятелей, смотревших на западный пример развития и желавших применить в России реформы, которые в других странах доказали свою обоснованность, Львов желал сочетать способности и опыт русского человека с западными техническими достижениями. В Западе Львов видел не пример, а способ преодолеть опоздание в развитии России. "Мужик" был для него не объектом для спасения и патернализма, но и не мистическим "богоносцем", а будущим активным деятелем российской экономической жизни. Он сознавал, что у русского человека еще не было гражданского сознания, понимания своих прав и обязанностей по отношению к государству. Видя, что российский крестьянин склонен скорее терпеть и ожидать лучших дней, уповая на Божью помощь и доброго царя, князь Львов определял воспитание этого сознания как одну из своих задач. Предчувствуя гибельный исход восстания и насильственного пути, он желал постепенно, без переворота, развить в русском человеке возможность пользоваться плодами западного прогресса. Это было не политическим кредо, а основой для реальной деятельности.
Что же касается политических взглядов князя Львова, то еще в России его воззрения не укладывались в те программы, которые в то время представляли политические партии. Он не принадлежал никакой политической партии и мало значения уделял теориям, хотя обладал твердыми умеренными убеждениями. Народолюбец, он не увлекался вопросами равноправия и братства народов. В эмиграции ему также пришлось возглавить все тенденции и сойтись с Белым движением, ставшим монархическим по ходу войны. Однако вскоре Львов отошел от него и занялся исключительно Земгором — помощью бедст-
вующим соотечественникам. На этом поприще он вновь проявил прекрасные качества организатора, в самых тяжелых условиях реально помог многим русским, оказавшимся в изгнании, — устройством рабочих мест, детских учреждений, старческих домов. Ему также принадлежит заслуга убеждения американских организаций и чешских властей в надобности принять финансовое участие в проведении программы помощи, разработанной им самим.
В Америке князь Львов пробыл пять месяцев, с 16 октября 1921 г. по 16 марта 1922 г.,- столько же, сколько он занимал пост главы Временного правительства. За это время он провел сложные переговоры со многими общественными и государственными деятелями, в том числе с Гербертом Гувером, тогда министром торговли. Князь Львов сумел убедить Гувера не только в необходимости помочь нуждающимся эмигрантам, но и в том, чтобы ввиду повального голода помощь продуктами должна быть оказана и Советской России.
С точки зрения человеческих качеств князь Львов представлял собой безупречный моральный авторитет и вызывал уважение всех социальных слоев. В его обхождении с людьми не было ничего от того, что вкладывают в России в понятие "помещик", — ни барской замашки, ни надменности. Он общался со всеми равно, был снисходителен, но упорен и требователен в делах. В том, как признавал он за каждым человеком право на собственные воззрения, проявлялся его истинный демократизм. Всегда погруженный в свои дела, он имел мало друзей, требуя от других, как и от себя самого, многого по отношению к России. Будучи застенчивым, малообщительным человеком, он избегал митингов и толпы. Главная сила князя Львова состояла в неколебимой вере в простого человека. Сознание того, что цель, поставленная им, недостижима, наложило на его последние дни отпечаток грусти. Он не отвечал на нападки, которые раздавались со
16
17
всех сторон, и не старался, как другие в эмиграции, оправдаться. Он нес неудачу в сознании, словно свой крест, с глубокой скорбью по поводу того, что любимая им Россия вступила на путь обреченный и гибельный. Его смерть на чужбине особенно трагична — он умер в сознании неоконченное™ начатого, в непонимании со стороны окружающих и с мыслями о том, что в России свирепствует голод.
Мемуары князя Львова охватывают только самый начальный период его детства и раннюю юность. Но проникновенные лирические страницы, которые посвятил он русской деревне и крестьянскому труду, свидетельствуют лучше любых других слов о том, на какой основе была построена его жизнь и какие нравственные устои позволили ему пройти его честный и тяжелый путь.
Н. В. Вырубов
бывш. председатель Земгора,
член правления.
Париж, 1996 г.